Политические портреты. Л. Брежнев, Ю. Андропов
Шрифт:
Командные пункты КГБ имелись в посольстве, в аэропорту, на вилле Бабрака Кармаля близ Кабула. 28 декабря в Кабуле объявили о создании в стране Революционного совета во главе с Б. Кармалем. Заявили и о формировании нового правительства Афганистана, во главе которого также встал Б. Кармаль. Он принял на себя и обязанности главнокомандующего Вооруженными силами ДРА. Еще через день было объявлено о преодолении раскола в НДПА и объединении «Парчама» и «Халька». Генеральным секретарем ЦК НДПА был избран все тот же Бабрак Кармаль.
Уже после всех этих событий, когда часть офицеров из спецгрупп вернулась в Москву, их принял 31 декабря в своем кабинете Андропов. «Трудно было?» – спросил он Дроздова. «Да, через 35 лет вспоминать молодость трудно…» – ответил 54-летний Дроздов. «Понимаю, – заметил Андропов. – Пробовали разрубить узел иначе, а пришлось вот так…» [278]
Как стало известно много позже, в окружение Амина удалось внедрить агента КГБ, который на большом приеме во дворце Тадж-Бек утром 27 декабря сделал попытку отравить Амина. На короткое время Амин был выведен из строя, но остался жив и даже распорядился усилить охрану дворца. Это и вынудило генералов КГБ отдать приказ о штурме.
278
Дроздов Ю. Указ. соч. С. 205, 220.
Спираль эскалации и поиски выхода
Январь 1980 года прошел в Афганистане сравнительно спокойно. В страну
279
Военно-исторический журнал. 1993. № 12. С. 27–28.
Положение дел в Афганистане стало ухудшаться в феврале-марте, а летом 1980 года советские военные подразделения уже вели бои с отрядами моджахедов не только совместно с афганскими подразделениями, но и самостоятельно. Численность и вооружение «ограниченного контингента» увеличивались, отрабатывалась тактика и стратегия войны в горах. Еще в январе 1980 года в советском военном руководстве считали, что вооруженные силы СССР будут не воевать с многочисленными противниками в малознакомой для них обстановке, а стоять гарнизонам в главных городах Афганистана. Предполагалось, что одно лишь присутствие здесь мощной военной группировки позволит стабилизировать положение в стране и обеспечит формирование собственных вооруженных сил нового «демократического» Афганистана. На деле получилось совсем иначе. Приход в страну «чужеземцев» увеличил размах сопротивления, а также интенсивность и масштабы вмешательства США. В результате Советский Союз постепенно втянулся в самую крупную, самую длительную и самую дорогостоящую военную операцию со времен Второй мировой войны. Для СССР война в Афганистане стала как бы зеркальным отражением той, которую в 1960-е годы Соединенные Штаты вели во Вьетнаме. Моджахеды сражались все более умело и не страшась смерти, и все более значительную военную и финансовую помощь им оказывали США, Пакистан, Китай, Иран и некоторые другие страны. Раскручивалась известная по Вьетнаму и столь же безнадежная спираль эскалации. Только роль тропических джунглей играли труднопроходимые горы. Война заходила в тупик. Хотя «ограниченный контингент» достиг вскоре численности в 150 тысяч человек, большую часть территории Афганистана контролировали отряды моджахедов различной ориентации, а также племенные вожди. Под контролем моджахедов оставалась и большая часть пограничных с Ираном и Пакистаном районов страны. Цели, поставленные в декабре 1979 года перед армией и КГБ, оказались недостижимыми. Более того, результат оказывался прямо противоположным ожидаемому. При сохранении противостояния в Европе – против НАТО и в Восточной Азии – против Китая у Советского Союза образовался третий очаг военной и политической напряженности – в Южной Азии, причем в крайне невыгодных географических и социальных условиях. Запад получал дополнительные аргументы насчет «советской угрозы», что позволило противникам СССР расширить влияние среди государств, опоясывающих территорию советского блока. Пострадало влияние Советского Союза среди мусульманского мира. Существенно возросли экономические трудности в СССР. Андропов не сразу понял бесперспективность ведущейся в Афганистане войны. По свидетельству Георгия Арбатова, после одной из встреч с американскими политиками и общественными деятелями в середине 1980 года он и обозреватель «Правды» Юрий Жуков добились приема у Брежнева. Они рассказали генсеку, что война в Афганистане пагубно влияет на «разрядку» и помогает правым республиканцам победить на предстоящих в США президентских выборах. Речь шла хотя бы о символическом жесте, например отзыве 10 % советских войск. На следующий день Андропов сделал разнос Арбатову. Председатель КГБ еще надеялся на победу [280] . Очень скоро, однако, мнение Андропова начало меняться. Уже осенью 1981 года Политбюро одобрило предложения Громыко, поддержанные Андроповым и Устиновым, об организации дипломатического процесса, нацеленного на такое урегулирование в Афганистане, которое позволило бы вывести советские войска из страны. Началась подготовка к афгано-пакистанским переговорам по этому поводу. По свидетельству бывшего первого заместителя министра иностранных дел СССР Г. К. Корниенко, обсуждение путей мирного урегулирования продолжалось и в 1982 году. Уже в качестве лидера партии и государства Андропов в беседе с Генеральным секретарем ООН Пересом де Куэльяром 28 марта 1983 года не только сказал собеседнику о своем стремлении к мирному решению афганской проблемы, но и откровенно перечислил пять мотивов, по которым он считал это необходимым. «Загибая пальцы на руке, он говорил, что сложившаяся ситуация наносила серьезный ущерб отношениям Советского Союза, во-первых, с Западом; во-вторых, с социалистическими странами; в-третьих, с исламским миром; в-четвертых, с другими странами “третьего мира” и, наконец, в-пятых, она весьма болезненна для внутреннего положения в СССР, для его экономики и общества» [281] . Однако и после этой беседы война в Афганистане продолжалась еще долгих пять лет.
280
Арбатов Г. Свидетельство современника. М., 1991. С. 231.
281
Новая и новейшая история. 1993. № 3. С. 112–113.
Кризис в Польше. 1980–1981 годы
Экономическое и политическое положение в Польше, относительно стабильное в 1970-е годы, стало неожиданно и быстро ухудшаться с первых месяцев 1980 года. Летом по многим предприятиям Польши прошли забастовки. Особенно обеспокоила советских лидеров забастовка железнодорожников в Люблине, которая была объявлена всего за три недели до начала Олимпийских игр в Москве и блокировала один из самых важных железнодорожных путей, ведущих из ГДР в Советский Союз. Польские лидеры, однако, пытались всячески преуменьшить масштабы охватившего страну недовольства, представляя забастовки в Люблинском воеводстве досадным недоразумением. Первый секретарь ЦК ПОРП Эдвард Терек, отправившись в конце июля на отдых в Крым, взял с собой более 35 представителей польских властей. По свидетельству одного из бывших работников ЦК КПСС Владимира Воронкова, беседа между Брежневым и Тереком в Крыму и по содержанию, и по тональности была довольно ординарной и не отличалась от предыдущих «крымских встреч» этих руководителей. Терека только «пожурили» за то, что, принимая решение о повышении цен на мясо, польские лидеры не просчитали возможные социальные последствия и не организовали необходимой разъяснительной работы, что и вызвало кратковременные забастовки. Брежнев просил Терека не забывать о растущем в последние годы идеологическом противоборстве между социализмом и капитализмом и, намекая на разрабатываемые в Польше проекты некоторых политических реформ, заявил о неприемлемости политического плюрализма для социалистических стран [282] . В отличие от Брежнева, который проводил большую часть дня на пляже и в море, Терек выходил к морю редко и выглядел подавленным и мрачным. Он не смотрел столь
282
Вопросы истории. 1995. № 10. С. 95.
Положение в Польше продолжало ухудшаться, и шифрограммы, которые Ю. Андропов получал ежедневно от резидента КГБ в Польше генерала Виталия Павлова, становились все более тревожными. Вечером 14 августа Андропов получил сообщение о начале забастовки на большой гданьской судоверфи им. Ленина. Образованный еще ранее в Польше Комитет защиты рабочих (КЗР) сумел вовлечь в забастовку весь 16-тысячный коллектив предприятия. Во главе акции оказался 36-летний рабочий-электрик Лех Валенса, отец шестерых детей, глубоко верующий католик и одаренный оратор. Еще в одной шифрограмме говорилось, что польские власти начали стягивать к Гданьску воздушно-десантные подразделения. Рабочие, однако, не давали повода для военно-полицейского вмешательства. Их поведение удивляло даже хлынувших на побережье западных корреспондентов. «Если бы Маркс ожил сегодня, – писал один из журналистов, – он не поверил бы своим глазам» [283] . И действительно, разгневанные рабочие в социалистической стране остановили работу портов, заводов и фабрик на всем Балтийском побережье. При этом главной формой их поведения были не манифестации и демонстрации, а коллективные молитвы. В Гданьске тысячи забастовщиков и членов их семей, стоя на коленях с обеих сторон судоверфи им. Ленина, молились и пели псалмы перед украшенным цветами портретом поляка – Папы Римского. Срочно вернувшийся в Варшаву Терек обратился к банковским консорциумам капиталистических стран с просьбой о новых спасительных займах.
283
Европа. 1980. 1 сент.
В Политбюро ЦК ПОРП явно не знали, что делать. Забастовки расширялись, захватывая другие города и воеводства; быстро формировалось и независимое профсоюзное движение «Солидарность». Приходилось идти на все большие уступки, однако лидеры «Солидарности», одержав одну победу, тут же выдвигали новые требования, включая и политические. 20 или 21 августа Э. Терек пригласил к себе ближайшего соратника Станислава Каню, секретаря ЦК ПОРП, отвечающего за партийный контроль над силовыми структурами Польши, и министра внутренних дел Польши Станислава Ковальчика. Терек просил их провести встречу с генерал-лейтенантом В. Павловым и намекнуть на «необходимость усиления советского военного присутствия в Польше». На вопрос Кани, что понимается под словом «усиление», Терек с раздражением заметил: «Советские товарищи сами знают, что это такое и как это сделать…» [284] Встреча Кани и Ковальчика с Павловым состоялась в тот же день, и информацию о позиции и предложениях трех самых влиятельных фигур в польском руководстве немедленно переслали в Москву. Советские лидеры были обеспокоены, но не торопились с ответом и решением. В некоторых источниках имеются свидетельства, что Л. И. Брежнев, ознакомившись с докладом В. Павлова, заметил: «Россия на два фронта еще не воевала. И воевать не будет. Заварили кашу, теперь пусть расхлебывают сами. А мы посмотрим и, если надо, – поправим» [285] .
284
Из воспоминаний Ст. Кани: Kania S. Zatrzvmac konfrontacje. Warsawa, 1991. S. 32. Цит. по: Военно-исторический журнал. 1996. № 4. С. 54.
285
Военно-исторический журнал. 1996. № 4. С. 54; Данилов Л. Меж двух огней // Независимое военное обозрение. 1998. № 12.
25 августа Политбюро ЦК КПСС образовало специальную комиссию ЦК по Польше (так называемую «комиссию Суслова»). В нее вошли М. Суслов, А. Громыко, Ю. Андропов, Д. Устинов, К. Черненко, М. Зимянин, К. Русаков и ряд других членов ЦК. Польские события были поставлены, таким образом, в один ряд с афганскими. Однако мало кто из членов Политбюро думал об афганском варианте решения польских проблем. 5 сентября 1980 года созванный в срочном порядке VI пленум ЦК ПОРП принял решение о снятии Э. Терека с поста Первого секретаря ЦК ПОРП, избрав на его место Станислава Каню. Эти изменения были представлены общественности страны не как поворот в политике, а как результат болезни прежнего лидера. Выступая на пленуме, С. Каня говорил: «Я принимаю на себя обязанности Первого секретаря ЦК ПОРП при необычных обстоятельствах. Товарищ Терек, который руководил нашей партией последние 10 лет, тяжело болен. В связи с болезнью не время давать оценку его деятельности. Уверен, что эти оценки будут справедливыми… Мы желаем ему скорейшего выздоровления» [286] . Станислав Каня не пользовался популярностью в стране, но не вызывал и раздражения в обществе. Многие в Польше говорили: «Лучше Каня, чем Ваня», намекая на опасность советской интервенции. Идеологи «Солидарности», однако, не верили в возможность советской оккупации. «Я убежден, – писал в ноябре лидер КЗР Яцек Куронь, – что интервенции не будет… Я считаю, и я в этом не одинок, что вторжение в Польшу стоило бы русским необыкновенно дорого и что они вовсе этого не хотят» [287] . Таким же было мнение аналитических центров КГБ и самого Андропова. Руководитель информационно-аналитического управления ПГУ генерал Н. Леонов вспоминал: «Мне приходилось каждое утро докладывать начальнику разведки телеграммы, которые мы рекомендовали к рассылке членам Политбюро, секретариату ЦК и в ведомства. В один из дней, когда в стопке рекомендуемых телеграмм оказались две-три, освещавшие положение в Польше, Крючков, не отрываясь от чтения, спросил: “Как ты думаешь, Леонов, начнется теперь стабилизация у поляков?” Я набрал побольше воздуха в легкие и очень печально, хотя и убежденно, произнес: “Нет, думаю, что оппозиция победила, она завоевала главное – народ. А власть сама упадет ей когда-нибудь в руки”.
286
Правда. 1980. 8 сент.
287
Солидарность. Год первый: Сб. Лондон, 1981. С. 215–216.
Прошло некоторое время, и Андропов пригласил несколько человек из разведки для откровенного разговора о положении в Польше. За столом были начальник разведки, его заместитель, отвечавший по оперативной линии за участок работы по Восточной Европе, начальник соответствующего отдела и два представителя информационно-аналитического управления, в том числе и я… Я честно и откровенно изложил наше понимание обстановки в Польше, обратил внимание, что мой доклад не противоречит той информации, которая регулярно направляется в Политбюро по линии разведки. Помнится, закончил я свое короткое выступление словами: “Партия и правительство в Польше утрачивают контроль над обстановкой. При сохранении нынешних тенденций развития внутриполитической ситуации взрыв неминуем, причем он может произойти в самом ближайшем будущем, измеряемом несколькими месяцами”. Разговор состоялся осенью 1980 года. За столом воцарилось молчание. Андропов посмотрел отрешенно в окно и спросил:
– Как вы думаете, на чем сейчас держится власть в Польше?
– Практически на трех опорах: партийных функционерах, Министерстве внутренних дел и армии. Социальная база истончена до крайности…
Задав еще несколько вопросов, Андропов подвел итог разговору неожиданным образом:
– Будем считать, что сегодня у нас не было ни победителей, ни побежденных. Надо думать над тем, как стабилизировать обстановку в Польше на длительный период, но исходить из того, что лимит наших интервенций за границей исчерпан.