Политические портреты. Л. Брежнев, Ю. Андропов
Шрифт:
Тема оппозиции в Польше и ее «ключевых фигур» главенствовала и на советско-польской встрече в верхах, которая состоялась 4 марта 1981 года, сразу после окончания XXVI съезда КПСС. На этой встрече присутствовала вся польская партийная делегация во главе с Каней и Ярузельским. С советской стороны были Брежнев, Андропов, Громыко и Устинов. Беседа продолжалась больше двух часов и временами шла на повышенных тонах. В. И. Воронков вспоминал позднее: «Мне довелось быть свидетелем этой встречи. Она поразила меня не столько своим содержанием – свои претензии лидеры КПСС высказывали в неизменном виде от встречи к встрече, – сколько агрессивной, грубой бесцеремонностью советских хозяев. Каню и Ярузельского отчитывали по очереди как провинившихся школьников, явно стремясь их запугать. Их обвиняли в том, что они допустили создание массовой антикоммунистической партии в Польше, дали “Солидарности” вовлечь в свои ряды рабочий класс, что они упускают власть из рук в результате “гнилой” политики компромиссов с “классовым врагом”, что не слушают “советов” Москвы. В какой-то момент беседы явно перевозбужденный Устинов вскочил со своего места, перегнулся через стол в сторону Кани и, срываясь на крик, начал грозно вопрошать: “Товарищ Каня, как долго вы еще собираетесь нас обманывать? Почему Куронь, Михник, Буяк разъезжают по стране, а не сидят, где им положено, – в тюрьме? Почему вы попустительствуете вмешательству Запада в ваши внутренние дела? Наше терпение на исходе! Нам есть на кого положиться в Польше! Две недели вам сроку, чтобы навести в Польше порядок!”
Такого напора Каня явно не ожидал. Он заметно побледнел, но самообладания не потерял. С ходу заверив Брежнева, что указанных господ он посадит завтра же, тотчас по возвращении в Варшаву,
299
Вопросы истории. 1995. № 10. С. 109–110.
Оппозиционное движение в Польше почти не затронуло польскую армию, которая пользовалась традиционным и большим уважением. Не было заметных колебаний и в других силовых структурах. Это обстоятельство наводило на мысль о том, что в Польше можно ввести военное положение и без вмешательства советских вооруженных сил. Какая-то подготовка на этот счет проводилась. Еще в феврале 1981 года польский сейм утвердил генерала В. Ярузельского в должности председателя Совета министров Польши. Генерал сохранил за собой пост министра национальной обороны, что позволило ему сосредоточить в своих руках большую власть. Новый премьер дал указание руководителям силовых структур завершить в самые краткие сроки разработку плана совместных действий на случай введения в стране чрезвычайного положения. Однако в Политбюро ЦК ПОРП не существовало единого мнения на этот счет. В ЦК ПОРП имелось несколько групп, каждая из которых пользовалась в стране и в партии значительным влиянием. Аналитики из ЦК КПСС относили к «ревизионистам», к людям, идеологически близким «Солидарности», группу членов ЦК ПОРП, возглавляемую Мечиславом Раковским, главным редактором журнала «Политика» – органа ЦК ПОРП. Каню и Ярузельского причисляли к «центристам», людям, приверженным и социализму, и национализму, считающим, что «поляк всегда сумеет договориться с другим поляком». К числу принципиальных коммунистов, верных интернационалистов или к «левым» относили в Москве таких активистов ПОРП, как С. Кочёлок, С. Ольшовский. Во главе этой группы в 1981 году находился Тадеуш Грабский, опытный экономист и недавний директор завода из Катовицкого воеводства. Однако «левые» из ПОРП не пользовались сколько-нибудь значительным влиянием в стране. Даже в самой партии их поддерживало лишь несколько десятков тысяч человек. Для партии, в которой состояло на конец 1980 года 3 миллиона 70 тысяч членов и кандидатов, это было очень мало.
К концу марта 1981 года положение в Польше опять обострилось. Командование Варшавского Договора приняло решение провести на территории Польши новые совместные войсковые учения «Союз-81». В качестве наблюдателей пригласили министров обороны почти всех социалистических стран. В свою очередь, «Солидарность» объявила о подготовке в стране всеобщей забастовки. В это же время группа генералов Войска Польского в обход своего официального руководства обратилась к Устинову с заявлением о готовности навести порядок в стране силами армии. Во главе группы, по свидетельству Ярузельского, стоял его заместитель – вице-министр национальной обороны генерал Е. Мольчик [300] . Станислав Каня пытался позвонить Брежневу, но тот не брал телефонную трубку. За день до начала войсковых учений С. Каня встретился с заместителем Председателя КГБ Владимиром Крючковым, находившимся в Варшаве. По свидетельству Кани, в отличие от других советских руководителей и представителей, которые при беседах с польскими коллегами старались высказать в первую очередь твердость и упорство, Крючков с профессиональным вниманием выслушал аргументы Кани насчет неисчерпанных до конца политических мер разрешения кризиса в Польше. Крючков не пытался спорить или переубеждать, но лишь доверительно, как бы выражая сочувствие, сказал, что «не все советское руководство понимает позицию Первого секретаря ЦК ПОРП и поддерживает ее» [301] . Каня просил организовать ему с Ярузельским неофициальную, даже тайную встречу с высшими деятелями советского руководства. Согласие вскоре было получено; от Политбюро ЦК КПСС в ней должны были принять участие Андропов и Устинов. Под видом рабочей поездки по стране Каня и Ярузельский поздно вечером вылетели с польского аэродрома Окенце в Брест. Здесь две автомашины с зашторенными окнами доставили их к спецпоезду из нескольких вагонов, в одном из которых и проходили переговоры. Без каких-либо предисловий Ю. Андропов заявил, что главной целью встречи должно стать обсуждение вопроса о сложной ситуации в Польше и путях выхода из нее. Советское руководство считает, отметил он, что нужно наносить по противнику упреждающий удар и вводить в стране военное положение. В Польше потерян контроль за развитием событий и не ведется работа по организации и управлению силами, которые преданы партии и социализму. Это очень опасно. Д. Устинов во всем поддержал Андропова. Встреча была трудной, временами острой и закончилась лишь под утро. Каня и Ярузельский уступили, взяв обязательство подписать до 11 апреля план введения военного положения в Польше. Однако о конкретных сроках его реализации договориться не удалось. Утром 4 апреля польские лидеры вернулись в Варшаву. На аэродроме Окенце их встречал начальник штаба Объединенных сил Варшавского Договора генерал армии Анатолий Грибков. После взаимных приветствий Ярузельский сказал Грибкову, что они получили в Бресте «хорошую деловую и политическую зарядку и огромную моральную поддержку, которая вселяет уверенность в действиях». С. Каня добавил: «В течение нескольких часов разговора с такими мудрыми и авторитетнейшими политиками мы прошли целый курс красной профессуры» [302] . Эти банальные фразы – как раз элементы той двойной игры, о которой Ярузельский говорил через 10–12 лет в своих интервью – были рассчитаны, разумеется, на слушателей в Москве. 9 апреля 1981 года Андропов докладывал на Политбюро об итогах их встречи с польскими лидерами. Он, в частности, сказал: «Общее впечатление от нашей встречи с товарищами таково, что они были в очень напряженном состоянии, нервничали, было видно, что они задерганы… Что касается военного положения, можно было бы его ввести давно. Проект документа о введении военного положения с помощью наших товарищей подготовлен, и надо эти документы подписать. Польские товарищи говорят: как же мы будем подписывать эти документы, когда их надо проводить через сейм, и т. д. Мы говорим, что никакого проведения через сейм не нужно, это документ, по которому вы будете действовать, когда будете вводить военное положение, а сейчас надо вам лично – тов. Кане и Ярузельскому – подписать с тем, чтобы мы знали, что вы с этим документом согласны и будете знать, что надо делать во время военного положения…
300
Новое время. 1993. № 47. С. 32–33.
301
Каня Ст. Указ. соч. С. 119–120.
302
Военно-исторический журнал. 1992. № 9. С. 50–51.
Относительно опоры Политбюро. На кого оно может опираться. Армия у них составляет 400 тыс. человек, МВД – 100 тыс. и резервистов – 300 тыс., таким образом, 800 тыс. человек. Но надо сказать, что между Каней и Ярузельским существует много
303
Павлов В. Я был резидентом… С. 315–320.
Нет необходимости писать здесь о всех встречах и переговорах между советскими и польскими лидерами, которые проводились и в мае, и в июне-июле, и в августе. IX Чрезвычайный съезд ПОРП, проведенный в июле 1981 года, ослабил представительство в руководстве партии «левых», или «здоровых сил», и, напротив, увеличил влияние «оппортунистов» и «ревизионистов». Экономическое и социальное положение ухудшалось. В городах страны, включая Варшаву, проходили «голодные марши», а в предупредительной забастовке в Польше 5 августа участвовало 60 % всех рабочих и служащих, занятых в дневные смены. На сентябрь назначили Первый съезд независимого профсоюза «Солидарность». Накануне было объявлено, что на территории Украины, Белоруссии и Прибалтики, в непосредственной близости от польской границы, начнутся крупномасштабные учения Объединенных вооруженных сил государств – участников Варшавского Договора. Акция проводилась под наименованием «Запад-81», руководил ею лично Маршал СССР Д. Устинов. В учениях приняли участие сотни тысяч солдат и офицеров, очень много техники, причем танки и артиллерия во многих случаях вели огонь боевыми снарядами. В качестве наблюдателей выступали министры обороны Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши, Румынии и Чехословакии. Но Ярузельскому Устинов оказывал наибольшее внимание.
После съезда «Солидарности» неприязнь к С. Кане в Кремле настолько возросла, что вопрос о его смещении обсуждался почти открыто и в Москве, и в Варшаве. 18 октября 1981 года Каню освободили от обязанностей Первого секретаря ЦК ПОРП. Это решение было отнюдь не единогласным. За отставку Кани голосовало около 100, против – около 80 членов ЦК ПОРП. Первым секретарем ЦК ПОРП избрали генерала В. Ярузельского. В руках популярного в стране генерала сосредоточилась теперь вся государственная власть в Польше. Однако Ярузельский был не только коммунистом и интернационалистом, но и польским патриотом, и он явно не собирался безоговорочно выполнять все указания Москвы. Ситуация вокруг Польши обсуждалась на заседании Политбюро ЦК КПСС 29 октября. Все члены Политбюро высказались за усиление политического и экономического давления на Польшу, но против военной интервенции, Ю. Андропов, в частности, говорил: «Польские руководители поговаривают о военной помощи со стороны братских стран. Однако нам нужно придерживаться своей линии – наши войска в Польшу не вводить» [304] . На следующий день на совещании руководящего состава Министерства обороны СССР Д. Устинов также заявил: «Мы ни в коем случае, даже если попросит польское руководство, не будем вводить советские и другие войска в Польшу» [305] . Это не помешало штабу ОВС провести в ноябре еще одно военно-тактическое учение на территории Польши на Жиганском полигоне и назначить новое большое войсковое учение на 24 декабря также на территории Польши.
304
Агентство ПАП // Русская мысль. Париж, 1993. 17 марта.
305
Военно-исторический журнал. 1992. № 9. С. 56.
Политическая и экономическая обстановка в Польше в ноябре 1981 года продолжала усложняться. Кроме официальных протестов советских властей по поводу разного рода демонстративных акций «Солидарности» Ярузельскому направлялись и неофициальные, но весьма жесткие послания с упреками в попустительстве «антисоветизму» и едва ли не в «предательстве дела социализма». Откровенности, однако, не было ни с той, ни с другой стороны. Просьба Ярузельского о направлении в Польшу одного из членов Политбюро ЦК КПСС была отклонена. На вопрос Ярузельского, может ли Польша рассчитывать на помощь Советского Союза по военной линии, если положение в стране станет критическим, Брежнев не дал ясного ответа. Продовольственные магазины в Польше были пусты, в изобилии имелся здесь только уксус. Продукты выдавались по карточкам, но не в полном наборе. Развяка приближалась. 10 декабря в Москве состоялось еще одно заседание Политбюро, обсудившее польские проблемы. Выступая на этом заседании, Ю. Андропов говорил: «Я хотел бы сказать, что наша позиция, как она была сформулирована на прошлом заседании Политбюро и ранее ее неоднократно высказывал Леонид Ильич, является совершенно правильной и отступать от нее мы не должны. Иначе говоря, мы занимаем позицию интернациональной помощи, мы озабочены сложившейся в Польше обстановкой, но что касается проведения операции “X”, то это целиком и полностью должно быть решением польских товарищей, как они решат, так тому и быть. Мы не будем настаивать на этом и отговаривать не будем… Если т. Куликов действительно сказал о вводе войск, то я считаю, он сделал это неправильно. Мы не можем рисковать. Мы не намерены вводить войска в Польшу. Это правильная позиция, и нам нужно ее соблюдать до конца. Я не знаю, как будет обстоять дело с Польшей, но если даже Польша будет под властью “Солидарности”, то это будет одно. А если на Советский Союз обрушатся капиталистические страны, а у них уже есть соответствующая договоренность с различного рода экономическими и политическими санкциями, то для нас это будет очень тяжело. Мы должны проявлять заботу о нашей стране, об укреплении Советского Союза. Это наша главная линия… Мы можем сказать полякам, что относимся к польским событиям с пониманием. Это чеканная формулировка, и менять нам ее нет никаких оснований. В то же время мы должны будем как-то погасить настроение Ярузельского и других руководителей Польши относительно ввода войск. Никакого ввода войск в Польшу быть не может. Я думаю, что об этом мы можем дать поручение нашему послу посетить Ярузельского и сообщить ему об этом» [306] .
306
Новая и новейшая история. 1994. № 1. С. 100–101.
После бессонной ночи с 11 на 12 декабря 1981 года и встречи с начальником Генерального штаба Войска Польского генералом Флорианом Савицким и министром внутренних дел ПНР Ч. Кищаком Ярузельский принял решение о введении в стране военного положения. Выступление Ярузельского по этому поводу состоялось в ночь на 13 декабря.
По всем критериям подобного рода акций действия силовых структур в Польше были быстрыми и эффективными. Почти всех лидеров «Солидарности» задержали и интернировали в первые часы действия военного положения. Кризис власти был преодолен, но только на несколько лет. В 1989 году «Солидарность» одержала победу на парламентских выборах, а в декабре 1990 года Л. Валенса сменил на посту Президента Республики Польша В. Ярузельского, который сохранил, насколько можно судить, авторитет и уважение польского народа.
В связи с изданием своей книги «Военное положение. Почему…» Войцех Ярузельский говорил в интервью польскому еженедельнику «Пшеглёнд тыгоднёвый»: «Если бы я не решился на введение военного положения в декабре 1981 года, то состоялась бы советская вооруженная интервенция. Это уже доказанный факт. Руководство ПНР пошло на этот вынужденный и драматический шаг потому, что считало целесообразным решать внутреннюю польскую проблему собственными силами». Признав большую вину возглавлявшегося им руководства (и заметив, что она не должна полностью лечь только на его плечи), Ярузельский отметил: «Введя военное положение в стране, я хотел прежде всего спасти ее от катастрофы, от советской вооруженной интервенции, защитить начало экономических реформ, которые в те годы пробивали себе дорогу в Польше» [307] . Мы видим сегодня из ранее секретных документов ЦК КПСС, что советское руководство не собиралось оккупировать Польшу даже в том случае, если бы власть захватила «Солидарность». Однако на основании поведения и заявлений советских лидеров можно было сделать в 1981 году совсем другой вывод, и Ярузельский был искренне убежден, что спасает страну от кровавого конфликта с непредсказуемыми последствиями. Перед ним был урок Венгрии 1956 года, Чехословакии 1968 года и Афганистана 1979 года. Но советские лидеры также помнили об этих уроках.
307
Przeglad Tygodniowy. 1992. 27 maja.