Политика (сборник)
Шрифт:
– Колян, а почему мы без музыки сидим? – спрашивает бугай.
– Магнитола вчера накрылась. Стояла здесь на холодильнике, и я ее нечаянно зацепил.
– Это плохо. А то бы послушали что-нибудь. Я вообще-то больше по панку. Мне тридцать лет все-таки, что мне еще слушать, кроме панка?
– А какой ты панк слушаешь? – спрашиваю я.
– Самый разный. От «Красной плесени» до Ramones. А вот сегодня купил Cure восемьдесят девятого года – Disintegration. Такой альбом – просто супер.
– Так это же не панк никакой.
– Ну
– Ага.
Мы добиваем бутылку, и бугай опять вырубается.
* * *
Спускаюсь в метро на Новокузнецкой. Выпили с Кузьмой по бутылке пива, и он попер куда-то по своим темным делам. Вагон до отказа набит пьяными пролетариями и серыми унылыми тетками. Свободных мест нет. В углу сидит бухая девка в косухе – лет девятнадцать или двадцать. Ее голова мотается в разные стороны, потом она закрывает глаза и вырубается.
На Каширской седой бородатый дед выходит, и я сажусь на его место – прямо напротив девки. Она открывает глаза, смотрит перед собой, наклоняется и начинает тошнить. Несколько капель блевоты попадают на размазанные по лицу волосы. Тетка рядом с ней вскакивает и отходит подальше. Девка перестает тошнить, вытаскивает из кармана косухи смятый платок, вытирается. На полу у ее ног красноватая лужа блевоты, она топчется в ней своими «гриндерсами».
Домодедовская. Я поднимаюсь и трогаю ее за руку.
– Пошли.
– Куда?
– Домой.
– А какая это станция?
– Домодедовская. Пошли.
Я волоку ее по подземному переходу. Бабка продает семечки, поставив стакан на деревянный ящик из-под бананов.
Дома я сразу тащу ее в комнату, швыряю на кресло.
– Пить будем?
– Мне по хер.
– Ну, как хочешь.
Приношу из кухни водку, тарелку с нарезанными помидорами и огурцами – осталась от вчерашнего. Она спит, откинувшись на спинку кресла. Трясу ее за плечи – бесполезно. Наливаю себе рюмку, выпиваю.
Включаю ЭфЭм. «Наше радио». Я его ненавижу, но лень копаться в дисках, что-нибудь выбирать. Все уже переслушал по сто раз, все надоело.
Я расстегиваю пуговицу и молнию на ее джинсах, лезу в трусы. Тампон. Shit! Можно, конечно, вытащить его и устроить кровавую оргию, но сегодня нет настроения.
Я перетаскиваю ее на диван, сам сажусь рядом – чтобы дотягиваться до бутылки и рюмки. Беру пульт, включаю MTV без звука – не потому, что боюсь ее разбудить, а потому что от их песен меня тошнит. Наливаю водки.
Просыпаюсь в одежде. Она копается ящиках письменного стола – ищет money. Пускай. Я знаю про такую фишку, и всегда закрываю квартиру изнутри, а ключ прячу.
– Доброе утро.
Она оборачивается.
– Доброе утро.
– В рот возьмешь?
– Нет. Давай так.
– Тебе ж нельзя.
– Уже можно.
– Ладно, только надень сначала косуху.
– Зачем?
– Так просто.
– Ну, как хочешь.
* * *
Играет «Гражданская оборона». Мы пьем пиво,
Она лазит по моим полкам с дисками.
– У тебя столько «Гражданки» – охереть. Я не знала, что такие, как ты, ее слушают.
– Какие такие?
– Ну, как бы старые.
– Это все херня – старые, молодые.
– Ну, вообще да. Только непривычно как-то. А на концерты «Гражданки» ты тоже их ходишь?
– Не-а, уже лет десять, как не хожу.
– А мы вот недавно были с девчонкой в «Улан-Баторе». Классно было, просто супер. Хотели потом к ним в гримерку зайти, но охранники не пустили.
– А зачем в гримерку?
– Ну, не знаю… Поговорить.
– Про что?
– Не знаю.
– А ты бы еблась с Летовым?
– А почему такой вопрос?
– Обычный вопрос. Еблась бы или нет?
– Спрашиваешь всякую херню.
– А сосала бы у него?
– Хватит, задрал меня своими вопросами. Дай лучше диск переписать – «Звездопад».
– Не дам. Я диски из дома не выношу. Если хочешь, приноси кассету – запишу.
– Ага.
Она одевается в прихожей.
– Оставишь телефон?
– Говорю же, нет у меня телефона. Живу в общаге. Сама позвоню, если захочу.
– А если не захочу?
– То не позвоню.
– Ну, ладно.
– Пока.
Дверь захлопывается.
Я иду на кухню. На Каширке – пробка. Троллейбусы, фуры, мерседесы.
Я зажигаю газ и ставлю чайник.
Ламбада[19]
Богачев, институтский комсорг, нажимает на кнопку «play» магнитофона «Toshiba». Играет Ламбада. Катя встает и, покачивая бюстом, начинает танцевать. Она, как и я, учится на «технологии материалов», только на курс старше: перешла на третий. Кроме нее и меня, на поездку в Германию претендуют одногруппница Кати Ирка Давыдова и парень со «сварочного производства» – его фамилию я не знаю. Нас рекомендовали преподаватели немецкого – мы единственные, кто что-то учил, остальные просто балдели. Богачев сказал, что канцлер Коль лично пообещал Горбачеву каждый месяц приглашать пятьсот человек в Германию – возраст от шестнадцати до двадцати пяти, – и мы будем первой такой группой: по пятьдесят человек от каждой республики, десять от нашей области.
Катя приближается к Богачеву и руками манит его: встань и потанцуй со мной. Тот кладет ей руки на пояс, и они движутся взад-вперед по красной дорожке секретарского кабинета. Ламбада заканчивается, следующая песня на кассете – «Есаул» Газманова.
Богачев уменьшает звук почти до нуля, садится за свой стол.
– Все, теперь – рекомендации, а то в райкоме приколупаются – и ни в какую Германию не попадете. Обидно будет, да?
* * *
Вокруг большого стола сидят все пятьдесят человек белорусской группы, в том числе я, Катя и Ирка. Парня со «сварки» не взяли – оказалось, что у него в Германии работает папа, и он там был уже несколько раз.