Политика (сборник)
Шрифт:
Какому-нибудь современному профессору философии трудно представить себя преемником Сократа, который учил всех, всегда и везде, даже на рынке. Ему невозможно признать и свое сродство с вдохновенным Платоном, ум которого никогда не спускался на землю и постоянно витал в области идей. Другое дело Аристотель, всегда смотревший открытыми глазами на действительность. Даже самая наружность Аристотеля ближе к наружности современного человека. Он был небольшого роста, худощавый, с небольшими, узкими, но чрезвычайно проницательными глазами; одевался всегда безукоризненно, строго подчиняясь моде, и произносил «p» в горло, что служило в то время признаком несомненного аристократизма. Он первый из философов приобрел богатую библиотеку, и его студия была переполнена коллекциями животных, растений и минералов.
Общий характер его философии вполне гармонировал с его внешностью. Швеглер говорит: «В руках Аристотеля философия потеряла свой национальный эллинский характер и сделалась общечеловеческим достоянием. Он заговорил языком более близким к современному нам языку. Диалог
И в природе, и в истории, и во внутреннем мире человека ищет он фактических данных и всегда идет от частного к общему. Его философия заслуживает название истинной философии, потому что она носит индуктивный характер с начала и до конца, и сам Аристотель есть истинный философ, потому что никогда не сходил с почвы живой действительности».
Такую общую оценку деятельности Аристотеля встречаем мы в современной истории философии. Лучшим доказательством ее справедливости служит то влияние, которым она пользуется до настоящего времени. У Аристотеля научились мы читать, собирать коллекции, говорить научным языком. Кант утверждает, что логика обязана Аристотелю всем, чем она в настоящее время располагает. Аристотелю мы обязаны всеми хорошими и дурными особенностями нашей современной умственной жизни; к числу последних следует отнести словесную мудрость, формальное отношение к природе и к жизни и стремление вместо истинного понимания довольствоваться словами. Куно Фишер говорит, что до появления Бэкона Аристотелю в царстве философии принадлежала диктатура; он превозносил теорию как высокий порыв ума, в котором мы уподобляемся богам. Он основал объяснение природы на метафизике. Он был настоящим научным носителем формальной философии и творцом ее логики. Он привел в систему всю греческую философию и посредством ее господствовал над Средними веками. Он ввел в философию индукцию, не подвергнув ее критике. В глазах Бэкона с именем Аристотеля соединяются все idola theatri в науке и в жизни. Имя Аристотеля образует как бы выдающееся острие, которому суждено было принять все громы, бросаемые Бэконом против философии прошлого.
Idola theatri – это идолы, наследуемые одним поколением от другого; к ним относятся все наши предрассудки, встречаемые на каждом шагу в жизни. То, что приписывает Бэкон Аристотелю, относится вообще к греческой философии и науке. Аристотель сделал гигантский шаг вперед от формальной философии к действительности, но, разумеется, он не мог совершенно порвать связь с прошлым; он остался греческим философом того времени и, следовательно, не был совершенно свободен от стремлений навязать природе то, что принадлежало одному человеку. Эту склонность наследовали от греков и европейские народы.
Передаваясь от поколения к поколению, эта склонность сделалась действительным идолом, с которым пришлось бороться всем, «кто пошел неосторожно свободной истины искать», – Копернику, Галилею, Кеплеру.
Мы привели различные мнения современных философов о значении Аристотеля, но все различие между ними только в том, что, по словам одних, Аристотель всегда исходит от частного к общему, тогда как другие, наоборот, упрекают его в формализме. Мы же со своей стороны заметим еще раз, что в теории Аристотель всегда оставался индуктивным философом, а на практике очень часто, изменяя своему догмату, приближался к Платону.
Глава V
Первые последователи Аристотеля в Греции. – Философская школа перипатетиков. – Судьба сочинений Аристотеля. – Недавно открытая рукопись Аристотеля об Афинской республике. – Выдержки из сочинения Аристотеля об Афинской республике
К деятельности великих людей часто приходится прилагать слова: медленно зреет то, чему предназначено долго жить. Влияние философии Аристотеля вначале было невелико. Как мы говорили, Аристотель во многих отношениях был чужд афинянам. В числе его последователей не было ни одного истинно даровитого философа. Наиболее выдающимися из них были: Теофраст, Эвдем, Стратон. Эвдем написал «Этику», по форме своей напоминавшую «Никомахову этику», но отличавшуюся меньшею жизненностью и большим аскетизмом. Теофраст был назначен Аристотелем себе в преемники; он был главой школы перипатетиков. В руках последователей Аристотеля философия его мало-помалу утратила свой возвышенный характер; ее разрабатывали не в чисто научном духе: в ней стали искать замены религии, которая в то время у греков потеряла свою силу и власть. Итак, от философии требовали прежде всего цельного миросозерцания, которое учило бы людей как жить и поступать. Попав в такие руки, разносторонняя философия Аристотеля значительно пострадала. В то время о ней можно было сказать с сожалением: дерево в сук растет. Аристотель никогда не выражал своих мыслей в виде непреложных догматов, особенно когда дело касалось обобщений, выведенных из фактов; все они высказаны в виде предположений. Последователи его постарались придать им твердости и сделали из них правила, обратили их в «топор на мысли», как выражался Демосфен. После Платона и Аристотеля народились стоики, эпикурейцы и скептики.
Замечательно, в самом деле, что
История внешней судьбы сочинений Аристотеля весьма замечательна. Свою библиотеку и свои сочинения он завещал Теофрасту; по смерти же Теофраста все эти сокровища попали в руки людей невежественных – родственников Теофраста: двести лет они пролежали в подвале, покрытые паутиной и пылью, черви точили их переплеты. В то же время перипатетики, располагая весьма немногими сочинениями Аристотеля, часто теряясь в догадках, толковали их вкривь и вкось. В I веке покорители Афин овладели библиотекой Аристотеля и перевезли ее в Рим. Попорченные рукописи были вновь переписаны не особенно тщательно, но большая часть этих рукописей сгорела в царствование Юлия Цезаря. Птолемей Филадельф первый написал биографию Аристотеля и обзор его сочинений. Из последних особенную популярность приобрела логика; другие сочинения, заслуживающие во всяком случае не меньшего внимания, оставались непонятыми – неоцененными. Затем «Органон» Аристотеля попал в руки Отцов Церкви; с особенной любовью занимался им святой Августин в Константинополе; в Европе в XI веке сочинения Аристотеля послужили основанием знаменитой философской полемики о реализме и номинализме, на той же почве возникло все учение Абеляра в XII веке. Но Отцы Церкви воспользовались только формальной логикой Аристотеля; физика и метафизика Аристотеля были долгое время строго запрещены; в 1210 году в Париже все находившиеся там сочинения Аристотеля подверглись сожжению. В то время как отцы церкви создавали схоластическое учение, заимствовав у Аристотеля только безразличный к истине силлогизм, и воздвигали на шатком фундаменте темные, мрачные храмы схоластической науки, арабы занимались более всесторонним и полным изучением Аристотеля. Но первые, совершенно пересоздав Аристотеля согласно своим потребностям, окружили таким почетом его имя, что под страхом смертной казни запретили думать иначе, чем думал их лже-Аристотель. Еще в царствование Людовика XIII, в 1629 году, за протест против лже-Аристотеля трагической смертью погиб Петр Рамус.
Изувеченный Аристотель явился таким образом грозой всех свободомыслящих философов, в том числе Декарта. К этому-то Аристотелю относились слова мощного победителя схоластики Бэкона: «Аристотеля надо жечь». Далее мы видим, что многие гениальные люди, не зная истинного Аристотеля, проклинали его имя, сильный авторитет которого запрещал им говорить истину, вопрошать природу. Галилей с ранних лет поплатился за то, что осмеливался не соглашаться с Аристотелем; в нем видели заносчивого и неосновательного молодого человека, считавшего себя умнее самых почтенных комментаторов Аристотеля. В то время в университетах преподавание философии Аристотеля было введено по настоянию католического духовенства. Замечательно, что протестанты также возлюбили Аристотеля, употребляя в свою пользу данное им орудие силлогизма. Главным приверженцем и толкователем Аристотеля явился Меланхтон в XVI веке. Это неизменное освящение Аристотеля религией неминуемо должно было вызвать реакцию, когда свободное изучение природы громко заявило свои права. Аристотель подвергся совершенному изгнанию из школ и университетов. Лейбниц был поражен таким несправедливым отношением к Аристотелю и употребил все усилия, чтобы внушить к нему должное уважение; позднее Иммануил Кант в Германии и Виктор Кузен во Франции также стремились исправить ошибки веков по отношению к Аристотелю. Альберт Великий и Кювье первые оценили достоинство трудов Аристотеля по зоологии. Итак, вот краткий очерк жизни Аристотеля в потомстве. Она напоминает судьбу греческой статуи: сначала ею любовались, потом изувечили и в изувеченном виде поставили на пьедестал, потом свергли вместе с самим пьедесталом в преисподнюю, где она долго лежала, покрытая плесенью и пылью, затем ее снова вытащили на свет Божий и снова начали преклоняться перед ее вечной красотой. В настоящее время царство Аристотеля, как и царственного его ученика, распалось; специалисты всех областей знаний считают родоначальником своим Аристотеля, и каждый из них отчетливо сознает, что сделано Аристотелем в ограниченной сфере его специальности. Между тем как вся сила Аристотеля в том, что он был живой энциклопедией древности.
Не так давно газеты оповестили образованный мир о нахождении новой рукописи Аристотеля об Афинской конституции. Судьба всех сочинений Аристотеля, как мы уже говорили, имеет свою весьма любопытную и поучительную историю. Это общее замечание относится также к последней рукописи, найденной в Египте и приобретенной лондонским музеем; она написана на папирусе не особенно тщательно и, как видно, предназначалась не на продажу, а для собственного употребления. Первые страницы рукописи заняты росписью доходов и расходов с одного имения; может быть, благодаря этой росписи рукопись сохранилась в целости.