Политика. История территориальных захватов XV-XX века
Шрифт:
Дюплекс взял на себя руководство действиями прибывшего флота. Он убедил Лабурдонне, упрямого, самолюбивого и недоверчивого человека, что приблизился великий момент борьбы с англичанами, что нейтралитет (на котором настаивал, как сказано, сам Дюплекс) теперь необходимо нарушить, что речь идет о всей будущности французской торговли, французского экономического могущества и что прежде всего нужно напасть на Мадрас и с бою отнять его у англичан.
Дюплекс установил лучшие свои артиллерийские орудия на суда, приведенные Лабурдонне в Пондишери. После нескольких нерешительных маневров и встреч с англичанами Лабурдонне подошел к Мадрасу, лишенному как раз в тот момент защиты со стороны английской эскадры, начал бомбардировку города и 21 сентября 1746 г. принудил английские власти сдать город.
Но тут возгорелась яростная ссора между Лабурдонне и Дюплексом из-за власти над завоеванным Мадрасом. Лабурдонне в конце концов под предлогом необходимости ремонтировать пострадавший от морской бури флот вдруг ушел от берегов Индии, вернулся к Маскаренским островам, привел свою эскадру на остров Иль-де-Франс, а сам, отставленный указом из Парижа, выехал во Францию, где по прибытии и был засажен в Бастилию по обвинению в измене.
Что касается Дюгшекса, то ему приходилось отныне иметь дело с двумя врагами: 1) с Англией, которая вовсе не желала мириться с потерей Мадраса; 2) с навабом (или, как чаще его называли европейцы, с набобом) Карнатика, требовавшим передачи города Мадраса ему на том основании, что Мадрас лежит на берегу Карнатика.
Дюплекс выступил прежде всего против десятитысячной армии наваба и 4 ноября 1746 г. разгромил ее совершенно, хотя его отряд состоял лишь из 1400 человек.
Это сражение произвело колоссальное впечатление на местных жителей, а французам (и их врагам англичанам) внушило окончательную уверенность, что с ничтожными силами можно бить огромные армии индийских навабов.
За этим военным достижением последовало дипломатическое: наваб Карнатика Анаверди-хан расторг связи с англичанами и заключил союз с Дюплексом. Военные действия возобновились.
Дюплекс поставил себе ближайшей целью совсем изгнать англичан из Карнатика, а затем и вообще из южных частей Индии. Но из Англии прибыла мощная эскадра из 8 линейных военных кораблей и 11 больших транспортов и с ней (союзная в тот момент с англичанами) голландская эскадра в составе четырех линейных кораблей. Англичане перешли в наступление и сделали попытку (неудавшуюся) взять Пондишери.
Обе стороны готовились к новым жестоким боям, когда вдруг с опозданием на несколько месяцев пришло известие, что в Европе подписан Аахенский мир, прекративший войну за австрийское наследство, что отныне Англия и Франция — в мирных отношениях И Франция по условиям мирного трактата обязалась возвратить англичанам Мадрас.
Ни французская Ост-Индская компания, ни французское королевское правительство не разделяли тогда завоевательных увлечений Дюплекс а. Между тем у этого человека, совмещавшего должность губернатора французских владений и директора, ведавшего всеми торговыми делами французской Ост-Индской компании, роились планы один другого смелее. Он мечтал о протекторате Франции над Индией, о полном изгнании англичан.
Что в далекой Европе в городе Аахене заключен мир между королем английским Георгом II и королем французским Людовиком XV, это обстоятельство не особенно стесняло Жозефа Дюплекса. Он деятельно готовился к продолжению борьбы и подготовке побед, пользуясь существенной помощью своей жены. Эта женщина, принцесса полупортугальского, полуиндийского происхождения, не только вела обширнейшую дипломатическую переписку своего мужа с разными государствами Индии, обращаясь к индийским раджам и навабам на самых разнообразных индийских диалектах, но пользовалась широчайшей популярностью среди всех враждебных англичанам слоев индийских народностей, которые хотели использовать французов для освобождения от англичан.
Дюплекс с удвоенной энергией принялся в 1748, 1749 и следующих годах готовить союзников для новой войны против англичан. Вмешиваясь еще более деятельно, чем прежде, в семейные и политические распри властителей Декана и Карнатика, двух обширнейших государств Южной Индии, французский губернатор помог Шанда-Саибу, претенденту на престол, воцариться в Карнатике. Это случилось летом 1749 г., после сражения, в котором ничтожный французский отряд в несколько сот человек наголову разбил многотысячную армию врагов Шанда-Саиба. Снова подтвердилась безнадежная слабость войск индийских навабов, не прошедших соответствующей военной выучки и не привыкших к строгой дисциплине.
Эти междоусобицы на юге Индии продолжались с переменным успехом. Был момент, когда над всем Деканским царством, где насчитывалось 35 млн подданных (приблизительно вдвое больше, чем во всей Франции), царствовал один из ставленников Дюплекса, а фактическим руководителем его был сам Дюплекс.
Одновременно с усилением французского влияния росла и территория непосредственных владений Франции. За всякое крупное (и всегда успешное в военном отношении) вмешательство французских отрядов в эти бесконечные междоусобия индийских навабов и раджей Дюплекс получал новые и новые прирезки территории.
Англичане начали беспокоиться очень серьезно. С осени 1751 г. они решили вмешаться тоже (и так же активно) в местные индийские войны.
Начались столкновения уже непосредственно между французскими и английскими отрядами, и задуманное французским губернатором дело постепенного утверждения французского протектората над страной пошло прахом.
В английском лагере нашелся человек, в предприимчивости не уступавший Дюплексу, а военными талантами его превосходивший, притом проницательно (и раньше других) сообразивший, что речь идет о том, кому будет принадлежать не только юг Индии, но и вся Индия.
О лорде Клайве и в старой, и в новой, и в новейшей английской историографии принято говорить в тоне повышенном и почти патетическом, с трубными звуками и лирным бряцанием. Маленькие ошибки и некоторые неловкости вроде массовых избиений индийцев, в том числе женщин и детей, и систематического ограбления городов и царств, дворцов и храмов охотно ему прощаются английскими историками. В нем видят первого основателя Англо-Индийской империи, и разные досадные подробности его карьеры как-то быстро проглатываются или наскоро и неясно поминаются восторженными биографами.
«Клайв, подобно большей части людей, рожденных с сильными страстями и подвергавшихся сильным искушениям, виновен во многом. Но всякий, кто бросит нелицеприятный и просвещенный взгляд на все его поприще, должен будет сознаться, что наш остров, породивший столько героев и государственных людей, едва ли когда-либо производил человека, который более Клайва был бы велик во времена воины и мира», — говорит Маколей. Это — типичный тон английской историографии относительно удачливого колониального завоевателя, положившего предел французскому прербладанию, отбившему Индию у французов.