Политолог
Шрифт:
Еще нажатие клавиши. Венесуэла, беспорядки в Каракасе. Жгут портрет президента Чавеса. Полиция разгоняет толпу. И снова скачек цены. Баррель — 36 долларов. Негритянка разглядывает ртутную струйку, высунула красный язык, блестя голубыми белками.
Нигерия. Племенная резня. На асфальте под пальмами уложены длинноногие трупы, чуть прикрытые разноцветной ветошью. Солдаты в камуфляже и касках грациозным жестом вскидывают «М-16», куда-то стреляют. Новый скачок. Баррель — 37 долларов. Шелковистая, пахнущая потом подмышка, сгусток мокрых волос, столбик блестящей ртути.
Авария на плавучей буровой в Северном море. Вышка накренилась и рухнула. Сыплются люди в воду. Вертолет навис над красным пожаром. За баррель — 38 долларов. Коричневая, в капельках пота, грудь,
Чечня. КаМАЗ с динамитом врезается в военный госпиталь. Поднимает на воздух бетонные этажи, обрушивает на головы раненых. Окровавленный кусок перекрытия. Из-под плиты недвижная, с растопыренными пальцами пятерня. Баррель — 39 долларов.
Стрижайло был на грани обморока, словно у него, как у больной негритянки, поднимался жар. Маковский нажимал на клавиши, исторгая из мегакомпьютера грохочущую ритуальную музыку, под которую танцевал обезумевший мир. Это он, нефтяной император, посылал вертолет на купол золоченой мечети, отдавал приказ террористам перерезать горло канадцу. Он разжигал племенную рознь, устилая красную африканскую землю длинноногими трупами. Он закладывал пакеты тротила в плавучую буровую, глядя, как наклоняется подломленная железная башня. Он усаживал в заминированный грузовик опоясанного взрывчаткой шахида, направлял на таран. Огромная негритянка танцевала безумный танец, колыхала черными, как нефть грудями, отекала коричневым потом, — топотала босыми пятками, высовывала красный язык, выпучивала белки, трясла на бедрах расцвеченной тряпкой.
— Наш нынешний Президент не эффективен. Жертва рудиментарного сознания, он отстаивает приоритет государства. В то время, как мир выстраивается в глобальную «либеральную империю», преодолевает государственные реликты, национальные пережитки, политический провинциализм. Россия не может оставаться провинцией. Наш проект заключается в том, чтобы мирным путем, избегая потрясений и кризисов, сменить Президента, для чего на предстоящих выборах следует лишить его парламентской базы, наводнить Парламент сторонниками либеральных ценностей. Для этого я вас пригласил, чтобы мы вместе отправились в наш полет.
Стрижайло услышал нарастающий металлический гул, почувствовал вибрацию пола. Маковский оставил свое место перед мегакомпьютером, прошел в головную часть самолета, увлекая за собой Стрижайло. В кресле пилота, окруженный ромбами прозрачной кабины, сидел великан-охранник в комбинезоне и шлеме, нажимал на кнопки, перебрасывал тумблеры. Из кабины виднелись алюминиевые бивни крыльев, жужжащие пропеллеры, превращенные в солнечные блюдца. Из патрубков сыпались искры, выплескивался синий огонь. Сосны, окружавшие бомбардировщик, качались и трепетали от вихрей. Из них улетали испуганные синицы и дятлы, перескакивали ошалевшие белки.
Маковский поднял вверх большой палец, командуя «взлет». Деревья, обступившие бомбардировщик, упали на сторону, плоско сложились, как если бы их нарисовал на фанере художник. Лесная подстилка стала расступаться, как если бы расстегивалась бесконечная «молния», — под синтетическим паласом, изображавшим подстилку, открывалась бетонная, уходящая вдаль полоса. Самолет качнулся, пошел. Тяжело поднялся, оставляя в воздухе мутную копоть. Шел высоко, неся в алюминии слепое отражение солнца.
Стрижайло казалось, что это сон. Из бесконечной высоты, сквозь голубую дымку, он видел блеск океана, водную рябь, на которой оставался белый след плывущего авианосца. Возник зеленый курчавый остров, окруженный пеной прибоя. Среди изумрудных лесов и коричневых гор потянулись дымы городов, стеклянно замерцала, металлически заблестела земля, покрытая чешуей строений, бесчисленными сотами жизни. Под крылом была Хиросима. К самолету с земли полетели разрывы зениток. Не достигали машины, покрывая небо пушистыми комочками хлопка.
Маковский опустил большой палец вниз, отдавая приказ на «бомбометание». Корпус машины вздрогнул, облегченно прянул вверх. От него отделилась кубышка. «Малыш» раскрыл парашют, плавно устремился к земле. Там, где зеленело, где перламутрово и нежно туманилось, возникла слепящая вспышка, белый сочный пузырь. Стал подниматься вверх, выбрасывал косматые вихри, клубы раскаленного пара. Огромное, застилающее небо бельмо лопнуло, и в нем открылся рыжий громадный глаз. Жутко дрожал, мерцал беспощадным зрачком жестокой космической птицы. «Глаз, вопиющий в пустыни», сверкал над землей, превращая планету в пустыню, по которой из края в край несся металлический вопль.
Они шли по чудесному сосновому бору, и Стрижайло не знал, было ли то сном или явью. Стоял ли, окруженный деревьями, алюминиевый бомбардировщик с полустертой надписью «Энола Гей». Или он, Стрижайло, надышался в гостиной Маковского галлюциногенными запахами, что и породило виденья. Маковский, элегантный, спортивный, в джемпере, в джинсах, ступал по тропинке мягкими итальянскими туфлями. Беззаботно рассказывал:
— Эти реликтовые подмосковные сосны мы бережем, как зеницу ока. Их не касается топор дровосека. Каждая внесена в «национальную книгу сосен», каждой присвоено женское имя. Вот эта сосна — «Ирина», — он обнял золотистый ствол, нежно поцеловал кору, в которой, казалось, открылись алые губы, отвечая на поцелуй. — А эта сосна — «Антонина», — он провел ладонью по живому стволу, в котором на секунду открылась белая дышащая грудь.
Еще недавно технократ, футуролог, управляющий мегакомпьютером, сейчас Маковский был пантеистом, видел в каждом дереве бога, в каждом лесном цветке — дух земли.
— Здесь, в лесу, я устроил небольшой зоопарк под открытым небом, где собраны редкие виды животных, которых мы, под присмотром зоологов, спасаем от вымирания, стараемся получить от них потомство.
Стрижайло увидел прясла, окружающие просторные вольеры, терявшиеся в деревьях. В одном вольере расхаживали косматые бизоны, похожие на тех, что изображались на наскальных рисунках, — те же огромные тела, тупые морды, резные копыта. Среди взрослых, черно-бурых особей топтался малиновый, с розовым носом детеныш, подтверждая надежды на восстановление истребленного вида. В соседнем вольере разгуливали две антилопы с остроконечными витыми рогами, обитательницы африканской саванны. Самец пытался взгромоздиться на самку, бил в костистую спину копытами, промахивался мимо нервного короткого хвоста фиолетовым детородным органом, который одним своим размером не оставлял сомнений, что редкая разновидность будет сохранена и умножена. В следующем ограждении разгуливал страус с лысой пупырчатой шеей и надменно воздетой головой, с приспущенным плюмажем великолепных хвостовых перьев, из-под которых торчали мускулистые ноги известной балерины, уволенной за вес и размер из Большого театра. Второй страус сидел на гнезде, подслеповато поглядывая по сторонам, напоминая финансиста Ясина, высиживающего золотые яйца. В четвертом вольере бегали два огромных дикобраза, сердито фыркали, злобно бормотали. Натыкались один на другого, и тогда их иглы страшно расширялись, топорщились, дрожали непримиримой ненавистью. Они напоминали участников телепередачи «К барьеру», и если прислушаться к их фырканьям и чиханию, то можно было понять, что они матерятся.
— Здесь же, вдохновленные нашими зоологическими экспериментами, мы развиваем успех, — не скрывая гордости и самодовольства, Маковский указал на ограждение, за которым, на открытой поляне, стояли остроконечные чумы, вился дымок, несколько мужчин в оленьих шкурах были заняты ремеслами. Один вытапливал из мертвого тюленя густой желтый жир, смазывал себе лицо и волосы. Другой сшивал шкуры нерп, протыкал края иглой, сделанной из рыбьей кости, продергивал дратву, скрученную из оленьей жилки. Третий вырезал по белому моржовому бивню, покрывая его изображениями охоты и рыбной ловли. Тут же трудилась женщина с коричневым лицом и смоляными косицами, чистила песком огромный медный котел. Играли ребятишки, швыряя друг другу в глаза пригоршни песка, добывали трением огонь, норовили подложить тлеющий уголек под зад увлеченному косторезу.