ПОЛК СТРЕЛКА ШАРПА
Шрифт:
— А ты, Падди, что скажешь?
Харпер прищурился:
— Раз ирландец, значит, дурень, да?
Дремлющий в углу на своём инструменте мальчишка — барабанщик громко всхрапнул во сне. Оба переодетых капрала, схвативших шиллинги с такой готовностью, будто их за это должны были сразу произвести в генералы, усердно подливали троице юных крестьян ром.
— В чём дело, Падди? Что не так, приятель?
Харпер размазывал пальцем разлитое пиво:
— Ничего.
— Ну же, парень, не таись! Здесь все свои.
— Ничего!
Гаверкамп катнул к нему шиллинг:
— Выкладывай, друг, почему ты не хочешь его взять?
Харпер покусал губу, поднял на сержанта чистые глаза и застенчиво спросил:
— Кровать у меня будет?
— Что?
— Ну… Кровать своя. Собственная. А?
Сержант опешил, но, видя на лице ирландца искреннее беспокойство, поторопился заверить:
— Лучше, чем у короля, Падди! С простынями из атласа и подушками размером с добрую корову!
— Тогда ладно. — Харпер выудил шиллинг из пивной лужицы, — Тогда я ваш.
С деревенскими ребятами у Гаверкампа ничего не вышло. Чарли Веллер страстно хотел завербоваться, но только если друзья составят ему компанию, а те особым желанием не горели. Сержант испробовал на них все уловки, даже бросал шиллинг им в пиво (окажись монета у них во рту, по закону это считалось бы согласием), но парнишки были настороже. Тогда Гаверкамп оставил хитрости и начал накачивать их спиртным. Ребята захмелели. Шарп решил, что ещё немного, и Чарли Веллер возьмёт шиллинг без оглядки на приятелей. Однако дверь кабака вдруг распахнулась. Статная суровая женщина влетела внутрь и, обругав Гаверкампа, погрозила кулаком юному Веллеру:
— Чарли, негодный мальчишка, совесть у тебя есть?
— Мам, — перепугался тот, — Мам, я не…
— Вон из этого вертепа! А вам, Майкл и Джеймс, как не стыдно? Позорите свои почтенные семейства! Не дело молодым людям водить дружбу с грешниками-солдатами! Чарли Веллер, я кому сказала, вон отсюда! Для того ли я рожала тебя на свет, чтоб тебя пристрелил Бог знает где какой-то бездельник?
Она сцапала Веллера за ухо и потащила к выходу, приговаривая:
— Только бесполезные недоумки идут в солдаты!
— А ведь она права. — невнятно буркнул захмелевший Харпер.
Уход крестьянских детишек не сильно огорчил Гаверкампа. Он и без них заполучил четырёх рекрутов вдобавок к двадцати восьми, оставленных в амбаре за городом. Кроме того, на него работали несколько шлюх, всегда обеспечивавших сержанту одного-двух новобранцев. Впрочем, и с теми, что есть, не стыдно являться к Гирдвуду. Подполковник будет доволен. Сержант ухмыльнулся, допил пиво и приказал подниматься.
Новобранцы взяли Королевский Шиллинг, но до соблюдения всех формальностей ещё не были людьми короля. Ночевали они в полуразрушенной конюшне за «Зелёным Малым». Сквозь прорехи в кровле виднелись яркие звёзды. Шарп улыбался. Каких-то шесть недель назад, в ночь после битвы под Витторией он резвился в роскошной спальне с игривой маркизой, совмещавшей удовольствие быть его любовницей с выгодами шпионского ремесла. Тогда его спину ласкали нежные пальцы аристократки, теперь кололи жёсткие соломинки. Интересно, что бы она сказала, окажись в эту минуту здесь?
Храпели рекруты. Тихо заржала лошадь. Раздался шорох соломы, и Харпер прошептал:
— Вы… Ты спишь?
— Нет.
— Мысли одолевают?
— Ага. Об Элен.
— Женщины. Приходят и уходят. — хмыкнул Харпер и, указав на дыры в крыше, по-деловому заметил, — Можем удрать. Удерём?
Они не удрали. Друзья вступили в Южно-Эссекский полк, но главная драка была впереди.
Глава 6
Столичные потаскушки, специально привезённые Гаверкампом, исправно отрабатывали уплаченные им деньги, и поутру два ослеплённых их прелестями болвана присоединились к четверым будущим однополчанам в конюшне «Зелёного Малого».
— Подъём, ребятки! Подъём! — пока рекруты не подписали контракт, сержант продолжал играть роль доброго дядюшки, — Просыпаемся!
Вместе с сержантом пришёл господин в высокой бурой шляпе. С носа его капало. Время от времени он заходился в надрывном кашле, и в груди его в этот момент что-то надсадно булькало с хрипами. Он внимательно осмотрел каждого новобранца, требуя поднять руку или ногу. Засвидетельствовав здоровье рекрутов, доктор получил от сержанта гонорар и убрался. Гаверкамп хлопнул в ладоши:
— За мной, ребятки. Завтрак!
Оба капрала, без стеснения облачившиеся в мундиры и кивера, хлопотливыми пастушьими псами гнали сонную отару новобранцев вперёд. На востоке ещё только проклюнулась светлая полоска. Приветствуя её, победно прокукарекал петух. Заспанная служанка брела от колодца с ведром воды.
— Сюда, ребята!
Вопреки чаяниям, в зале вместо обещанного завтрака их ожидал сизоносый мировой судья с брюзгливой образиной неопохмелённого пьяницы. Рядом сидел писарь. Перед ним на столе высилась кипа бланков, лежали очиненные перья, и стояла открытая чернильница.
— Шевелись, ребята!
Со сноровкой, выдающей немалый опыт, сержант выстроил рекрутов в очередь к столу, бдительно следя, чтоб никто не увильнул. При составлении бумаг выяснилось, что лишь три новобранца умеют читать и писать (белоручка в их числе).
Неграмотные, включая Шарпа с Харпером, ставили взамен подписи крестик. Стрелок обратил внимание, что врач уже заполнил в формулярах свою часть, вероятно, ещё до того, как завернул в конюшню к рекрутам. О возможности заключения семилетнего контракта будущим воителям никто не заикнулся. Все формы были озаглавлены: «Бессрочная служба».
Шарп поставил крест там, где ткнул пальцем писарь, успев пробежать текст глазами.
«Я, Дик Вон, — гласила бумага, — владея профессией… (Шарп заявил, что таковой не имеет, и клерк поставил прочерк), будучи рождён в приходе Шордитч графства Мидлсекс, в возрасте 32 лет отроду (Четыре года Шарп себе скинул), не имея обязательств перед ополчением, иным полком, Его Величества Флотом и Морской пехотой, присягаю служить Его Величеству верой и правдой до официальной отставки. Заверено моей рукой. Дик Вон, подпись.».