ПОЛК СТРЕЛКА ШАРПА
Шрифт:
— Три! — начал считать субъект с лисьей мордочкой около Шарпа, — Четыре! Пять!
Счёт подхватили, и каждая гинея, скрывавшиеся в кивере, сопровождалась дружным выдохом цифры. Выдохом, столь громким, что он заглушал на миг пение методистов.
— Пятнадцать! Шестнадцать! Семнадцать! Восемнадцать! Девятнадцать! Двадцать! Двадцать одна! Двадцать две!
На двадцать второй сержант Гаверкамп расплылся в широкой ухмылке, продемонстрировал зрителям полгинеи, тоже скрывшиеся в кивере. Туда же он ссыпал горсть шиллингов с пенсами и встряхнул кивер, отозвавшийся звоном монет:
— Двадцать три фунта, семнадцать шиллингов и шесть пенсов! Вот сколько мы заплатим вам за честь служить в славном Южно-Эссекском полку! Вступите в армию, и эти денежки ваши! Когда-то я был юн, ребятки! — зеваки недоверчиво загудели, — Да-да, ребятки, я тоже был когда-то юн! Так вот, с тех пор я понял одну вещь: не родилась ещё та смазливая фифа, которая устояла бы перед этим звуком!
Он вновь позвенел золотом.
— Задумайтесь, ребятки! За шиллинг девчонка вас поцелует, а что же она сделает за гинею? А за двадцать три фунта, семнадцать шиллингов и шесть пенсов?
— За такие деньжищи я даже замуж за тебя пойду! — взвизгнула баба, вызвав общий хохот, но юнцы в толпе помнили льющийся в кивер золотой дождь, превышавший полугодичный заработок большинства из них. Полугодичный! За одну подпись!
Сержант Гаверкамп ковал железо, покуда горячо:
— Я знаю, о чём вы думаете! Вы прожужжали все уши страшилками про армию! Да? — сержант скривился, словно сокрушаясь злым языкам, возводящим поклёп на армию, — Вам шептали, что там несладко! Что там болезни и прочая дрянь! Эх, ребятки! Моя родная матушка умоляла меня: «Горацио!» «Горацио! — плакала она, — не ходи в солдаты!» Но я пошёл! Я был юн, соблазнился деньгами и девочками, а потому пошёл в солдаты! Я разбил сердце моей бедной матушке! Да-да, разбил!
Он сделал паузу, давая слушателям оценить всю глубину своего падения, и гордо продолжил:
— Однако, ребятки, сегодня моя драгоценная матушка живёт в собственном домике и не устаёт благословлять своего преданного сына Горацио Гаверкампа! Почему, спросите вы? Да потому я купил ей этот домик! Я обеспечил ей этот домик! Я обеспечил ей спокойную и сытую старость!
Гаверкамп ухмыльнулся:
— Как-то генерал проезжал мимо её садика. «Мамаша Гаверкамп! — воскликнул он, — кто окружил вас такой заботой и благополучием?» И она ответствовала: «Это сделал мой сын Горацио, потому что он стал солдатом!»
Сержант оттянул карман и медленно высыпал в него из кивера монеты. Вернув головной убор на место, он выпрямился:
— Так как, ребятки? У вас тоже есть шанс! Деньги! Слава! Красотки! Я тут проездом и пробуду недолго. За морем война! Там нужны крепкие парни! Там их ждут — не дождутся цыпочки! Не прогадайте! Тот, кто не вступит сегодня, уже завтра будет плакать горючими слезами, потому что завтра будет поздно! День за днём вы будете вспоминать Горацио Гаверкампа и жалеть, что струсили изменить своё жалкое существование к лучшему! Ладно, я с вами тут болтал долго, и у меня пересохло в глотке, так что я потрачу малость тех деньжищ, что армия мне платит, на угощение для вас! Айда со мной в «Зелёного малого», выпивка за мой счёт!
Прощально рокотнули барабаны, и сержант спрыгнул в пыль.
Лисьелицый коротышка, считавший вслух гинеи, повернулся к Харперу:
— Пойти с ним, что ли?
Шарп предположил, что недомерок — капрал, помощник Гаверкампа, затесавшийся в толпу, чтоб не упустить особо лакомых кандидатов в новобранцы. На нём был вельветовый кафтан поверх молескинового жилета, но серые брюки уж очень смахивали на форменные.
Харпер пожал плечами:
— Кому охота идти в солдаты?
— Ты — ирландец? — деланно восхитился лисьелицый, будто встретить ирландца мечтал с младых ногтей, — Как он заставит нас завербоваться? А горло на дармовщинку промочим.
— На дармовщинку?
— Сам же слышал. Он платит.
Харпер взглянул на Шарпа:
— Ну что, пойдём… — он запнулся и, покраснев, добавил, — Дик.
Лисьелицый замялся. Он не ждал, что у ирландца есть компания. Впрочем, коротышка быстро нашёлся и натужно обрадовался:
— О, так нас трое! Тем более, захотим уйти, кто нам помешает? Тебя Дик звать?
Шарп. Капрал спросил Харпера:
— А тебя?
— Патрик.
— Я — Терри. Пошли, а? Падди? Дик?
Шарп поскрёб щетину на подбородке:
— Почему бы и нет? Я бы сейчас бочку выдул.
Шарп с Харпером пошли вступать в солдаты.
Складывалось у сержанта Гаверкампа всё просто замечательно. В пивнушку «Зелёный малый», кроме Шарпа с Харпером прибилось ещё пятеро. Всем им вербовщик заказал по литровой кружке эля и по стакану рома (чтоб сильней шибало по мозгам). Сержант развалился на скамье у открытого окна, дабы не пропустить бредущего мимо годного в солдаты прохожего и одновременно перекрыть пути отхода тем, что уже пили за его счёт. Харперу он поставил целых две кружки:
— Так ты — ирландец, Падди?
— Точно, сэр.
— Не зови меня «сэр». Зови просто «Горацио», как моя матушка. А ты здоровяк, Падди! Фамилия у тебя есть?
— О’Киф.
— Отличная фамилия.
Пиво в кружках убывало, и сержант распорядился подать ещё, пытливо поглядывая на Шарпа, севшего в самом тёмном углу помещения. Заподозрив в стрелке хитрована, надеющегося налакаться бесплатного спиртного, а потом улизнуть, Гаверкамп едва заметно кивнул в сторону Шарпа лисьемордому Терри. Коротышка придвинулся к стрелку поближе. Сержант доверительно поделился с Харпером:
— Твоё счастье, приятель. Нет на свете лучшего полка для ирландцев!
— Чем ваш Южно-Эссекский?
— Он самый. — Гаверкамп поставил свою посудину, утёр усы, — Слыхал о таком сержанте Харпере?
Харпер поперхнулся. Хлопья пены из его кружки вылетели на стол.
— Слыхал, — после паузы вымолвил он, — Как не слыхать.
— Взял Орла! Герой, вот кто он! Герой заправский! А уж ирландец он или не ирландец, Южно-Эссекскому до этого дела нет! Сам убедишься!
Патрик одним глотком прикончил первый литр и робко поинтересовался: