Полька – тройка
Шрифт:
– Ну, Усольцев, надеюсь на тебя. Не жалей сил, иди как можно быстрее. – Белов помолчал, погладил лошадь, на которой, держась обеими руками за луку седла, сидела Нина Павловна.- Доктор Павлова будет беречь Антона, а ты береги ее… Как следует. Понял?
Сергей вынул из-за пазухи толстый конверт.
– Товарищ доктор, у Антона нет родителей, мы с ним из детдома вышли,… Отдаю вам его комсомольский билет, и письма одной девушки, и фотокарточки… – Он хотел еще что-то сказать, но неожиданно повернулся, встряхнул рюкзаком и зашагал
Пономарев затоптал и расшвырял остатки костра, посмотрел на Белова, который никак не мог справиться с ремнями своего тюка:
– Пошли, братцы.
Белов напрягся, вскинул тюк себе на спину; рубашка на плече разорвалась еще больше.
"Так и не зашила", – тоскливо подумала Нина Павловна.
Он ушел последним, все время оборачиваясь и растерянно улыбаясь.
Нина Павловна смотрела вслед, пока зеленый накомарник его шляпы не слился с листвой противоположного склона.
Потом она услышала:
– Солнце высоко, дорога далеко. Нужно идти, доктор.
4
Несчастье случилось вечером второго дня, когда уже прошли большую часть пути. На узкой каменистой тропинке лошадь Нины Павловны попала задней ногой в глубокую трещину.
Усольцев шел впереди, ведя на поводу Орлянку, но он вовремя почувствовал неладное, двумя мягкими прыжками очутился рядом с Ниной Павловной и успел снять ее с седла. Астра отчаянно била передними копытами и жалобно ржала.
– Иди, иди, доктор, там Климов один. Аят здесь сам посмотрит.
Он провел испуганную Нину Павловну вперед и вложил в ее руку повод Орлянки, которая прядала ушами и тревожно вытягивала шею, прислушиваясь к ржанию своей подруги.
Темнело. С одной стороны тропы нависла уходящая к близким облакам скала; хилая сосна, каким-то чудом выросшая на ее отвесной, покрытой лиловатым лишайником слоистой поверхности, одиноко торчала в высоте. Другой край тропы, зубчатый от осыпей, вился над пропастью; дно ее скрывалось в клубящемся, как пар, тумане. Налетел порыв сухого ветра. В лицо ударили острые мелкие песчинки, облачная пелена поредела, над кромкой далекого леса повисло багровое солнце.
Где-то неподалеку грохнул выстрел. Нина Павловна вздрогнула. Гулко, откликнулось и долго повторялось, затихая в горах, тревожное эхо. Орлянка тряхнула головой и тоскливо заржала.
Нина Павловна поднялась на носки и с трудом дотянулась рукой до края корзины.
– Как вы себя чувствуете, Антон?
– Жарко очень… – донесся слабый голос. – Вы не расшиблись, доктор?
– Нет, нет, Антон, все хорошо. Потерпите немного, сейчас будем устраиваться на ночь.
Вернулся Усольцев. Бросив на землю седло Астры, он взял за повод Орлянку и, ласково похлопывая ее по шее, заставил опуститься на передние колени. Повернув голову, лошадь большим умным глазом смотрела, как проводник развязывает ремни вьючного седла.
Корзину с Климовым
Костер пришлось развести прямо на тропе; Усольцев наломал для него сухого кедровника, свесившись над краем обрыва. Ветер усилился, и Нина Павловна встревожилась, удастся ли разжечь огонь. Охотник наскреб ножом с поверхности скалы рыхлого лишайника, достал из кармана розовый щербатый камушек и обломок напильника; сталь звякнула о камень, словно из-под кремня зажигалки посыпались искры. Лишайник затлел, задымился и вдруг вспыхнул на ветру веселым язычком пламени.
Усольцев засыпал Орлянке полную торбу овса.
– Кушай, Орлянка. За себя кушай и за Астру кушай.
Потом он возился у костра, стараясь предупредить каждое движение Нины Павловны; короткими сильными ударами ножа вскрыл консервную банку, налил из бидончика воды в котелок, приладил над огнем кофейник и стерилизатор.
Нина Павловна невольно залюбовалась его ловкими, точными движениями.
– Вы настоящая хозяйка, Усольцев. Подумать только, уже закипает вода! Опускайте концентрат. Пока я буду кормить Антона, пусть кипятится шприц.
Раненый ел нехотя. Нине Павловне приходилось уговаривать его, как маленького:
– Ну, еще ложку, ну вот, эта последняя… Ну куда это годится, половина бульона осталась! Вот я пожалуюсь Андрею Ильичу, он вам задаст, когда вернетесь на работу.
– А я вернусь, доктор?
Юноша напряженно смотрел на Нину Павловну, и она заставила себя улыбнуться.
– Если будете есть бульон.
Климов сосредоточенно свел брови.
– Давайте, я его доем.
Он, пересиливая себя, проглотил еще несколько ложек бульона, послушно подставил руку для укола и потом долго лежал, закрыв глаза.
Нина Павловна подумала, что Климов уснул, но он вдруг заговорил:
– А наши, наверно, отошли километров полсотни от того места. Сидят сейчас у костра, и Серега ест один из манерки. Она у нас вся покарябанная… Доктор, а у вас есть косынка – голубая, с белыми цветами вроде ромашек?
Нина Павловна быстро склонилась над Климовым, стараясь в сумраке палатки рассмотреть его лицо. Неужели бредит? Но тут же сообразила, что у нее действительно есть такая косынка.
– Откуда вы знаете, Антон?
– Аят. Андрей Ильич все заставлял его про встречу с вами да про операцию рассказывать – что вы говорили да как были одеты, – а Усольцев только одну эту косынку и запомнил.
Юноша вздохнул и болезненно поморщился.
Нине Павловне очень хотелось, чтобы Климов продолжал говорить, но проходили минуты, а он молчал, видимо, уснул. Осторожно закрыв его до подбородка одеялом, Нина Павловна выбралась из палатки.
– Как он? – шепотом спросил сидящий у костра Усольцев.
– Очень слаб. Потерял много крови. Боюсь, что у него начинается воспалительный процесс. Ах, скорее бы дойти…