Полководцы Древней Руси
Шрифт:
Во время пребывания в Смоленске туда пришла весть из Полоцка, что преставился долго болевший Всеслав, князь полоцкий. Мономах выслушал весть со смешанным чувством облегчения и скорби: из жизни ушел его постоянный враг и враг всех Ярославичей, князь, который никому не давал покоя в течение нескольких десятков лет; и в то же время ушел из жизни живой человек, живая душа, подобная всем остальным обитающим на земле людям и напоминающая, что каждый в сем мире тленен.
Но лишь ненадолго задержались мысли Мономаха на Полоцке — там долго еще будут разбираться между собой сыновья Всеслава, ему же предстояло через две недели заложить в Смоленске каменный соборный храм святой Богородицы.
Владимир мыслил сделать это 2 мая, когда Константинопольская церковь ежегодно праздновала
Действо в этот день было заранее продумано. Мономах сам спустился в яму, заготовленную для основания храма, и под одобрительный гуд великого множества смолян взял ловко на мастерок известковый раствор, бросил его на прокладку из битого камня и аккуратно положил на раствор кирпич. Тут же пропели молебен, а епископ смоленский освятил заложение храма.
В тот день на смоленском дворе Мономаха для всякого люда было выставлено великое множество провар, меду и ествы. До поздней ночи праздновал Смоленск великое событие, а уже наутро тиуны Мономаха пошли по дворам, набирая людей в пеший полк. И будто в награду за это святое дело бог послал ему нежданную радость — поднял мятеж против Святополка его племянник Ярослав Ярополчич, княживший в Бресте, и снова замутилась киевская земля. Теперь Святополку уже будет не до Новгорода.
Но с которой киевский князь справился на удивление быстро и уже к лету позвал Владимира и Святославичей — Давыда, Олега и Ярослава на реку Золотчу для переговоров с половцами. И стало ясно: пока Владимир не покладая рук трудился над тем, чтобы уже в 1101 году поднять князей в поход против степняков, — Святополк и Святославичи так же упорно ратовали за мирный исход всего дела. И вот теперь на Золотчу в назначенный срок должны были прибыть послы от всех крупных ханов донских и приднепровских половецких колен — Шарукана, Боняка, Аепы, другого Аепы, Алтунопы и прочих, чтобы на этом свещании выслушать русских князей и потом уже передать их речи своим ханам.
Речь держал один Святополк. Он выговорил послам все русские обиды, вспомнил все нарушения половцами роты и теперь предлагал ханам съехаться той же осенью у Сакова, чтобы утвердить вечный мир, сняв с Руси ежегодный денежный откуп.
Послы слушали, молчали. Судя по тому, с какой поспешностью направили их ханы на Золотчу, Владимиру было видно, что половцы узнали через своих людей о подготовке руссами похода в степь и теперь хотели во что бы то ни стало предотвратить его. Мир им был не нужен. Кочевникам, живущим ежегодным переходом с летовища на зимовку, постоянными облавами южнорусских земель, нужна была эта веками заведенная война — внезапный выход из степи, проход через русские крепостицы на высоких берегах приднепровских рек и речек, удар по слабозащищенным городам и совсем открытым селам, захват полона, а потом столь же быстрый уход от быстроконных русских дружин. Изменить этот порядок жизни означало бы для половецких колен, и для ханов, и для всех воинов лишиться веками уготованного для них источника доходов и всех тех богатств, которые ожидали их при продаже русских невольников на причерноморских рынках. И в борьбе за этот порядок хороши были все средства, в том числе и бесчисленные ложные миры, которые заключали ханы с русскими князьями, чтобы уже ближайшей осенью нарушить их и направить своих сытых коней на север. И один хан не отвечал за другого, и два хана не отвечали за третьего, и кто из них двинется в очередной поход на Русь — предсказать было невозможно.
Святополк говорил речь от имени всех князей, а Владимир смотрел на него и думал о том, что и сам Святополк, и Святославичи хорошо понимают никчемность и этой встречи, и последующей, потому что долгими годами было проверено: с половцами не может быть вечного мира. Просто и киевский князь, и Святославичи до последнего откладывают такой
Мономах умел ждать, умел терпеть, наверное, как никто другой из князей. Правильно определив движение русской жизни и жизни окрестных стран и народов, оп ждал, что время рано или поздно возьмет свое. А сейчас оп мягко улыбался и кивал головой — да, вечный мир желателен. Он думал, какими же глупцами в это время считают и его и других князей эти бессловесные ханские посланцы.
В начале сентября в Саков прибыли половецкие ханы.
Впервые в таком количестве они собрались все вместе с русскими князьями. Поле у Сакова на левом берегу Днепра было заставлено многочисленными шатрами — и русскими и половецкими. Ханы приехали с небольшим числом телохранителей: с малыми дружинами были и русские князья.
Первое свещание произошло в шатре Святополка. Сидели тесно на лавках, укрытых дорогими коврами. Как и следовало ожидать, все началось с взаимных попреков: Святополк выговаривал ханам все их клятвопреступления и неправды, ханы крутили головами, отговаривались тем, что русские князья не держали слова и не присылали вовремя ежегодных даней. Старый враг Боняк сидел напротив Мономаха. Владимир видел его настороженный взгляд, быстрые рысьи движения. Хан бросал в его сторону резкие слова: это переяславский князь не держит роты, это он задерживает денежные выплаты за мир, это он, нарушив посольский обычай, избил ханов Итларя и Китана, а потом перерезал всю их чадь.
Мономах молча слушал гневные слова Боняка и вспоминал, как они со Святополком уже не раз гнались за этим увертливым степным хищником, стараясь отбить у него полон, а тот все ускользал от них, заметал следы, обманывал их на бродах. Как было бы пригоже сейчас, как в Переяславле с Итларем, покончить со всеми ханами вместе. Но ведь не это решает успех дела. Появятся новые ханы. Половцы сильны своим множеством, своими табунами, только походы в степь и удары по их станам могут впредь обезопасить русские земли.
Он спокойно отвечал Боняку, и лишь тихий голос и бледность, разлившаяся по щекам, выдавали его волнение и негодование.
Потом был пир около Святополкова шатра, а наутро снова многие разговоры. На этот раз свещание проходило в шатре старого Аепы; князья и ханы сидели на устланной кошмами и: коврами земле. Около входа в шатер стояли недвижимыми истуканами телохранители Аепы, и Мономах поймал себя на мысли: а что, если они вот так вот возьмут и без лишних хлопот прикончат всех князей разом, и снова на ум пришло, что появятся новые князья и нескончаемая война продолжится. Нет, только походы в степь могут приостановить этот вековой натиск кочевников. Он не предполагал, что в ходе этого натиска можно уничтожить половцев как народ; народ вообще нельзя уничтожить, и те, кто мечтает об этом, — слепцы или безумцы, но подавить военную силу этого народа — так, чтобы она не могла подняться долгие годы, — можно.
Ханы снова ловчили, жаловались на русские неправды, а князья ловили их на словах и радовались этому как малые дети, и было видно, что все это игра, которая должна была прикрыть простое нежелание Святополка и Святославичей постоять за Русскую землю, взять на себя заботы и тяготы предстоящих походов, и была еще скрытая мысль, что если начнется новый выход половцев на Русь, то Мономах как переяславский князь сам будет отбиваться от них.
После недельных пустых переговоров свещание наконец завершилось. 15 сентября 1101 года князья и ханы дали роту в том, что во веки веков они будут хранить мир друг к другу, не порушат чужих рубежей, что русские земли отныне перестанут платить ежегодные денежные уклады половецким коленам и путь на обе стороны для послов и гостей будет чист.