Полмира
Шрифт:
– Ага, уже стихи сочиняю, – донесся голос Одды.
– Ты спас мне жизнь, – тихо сказал Колл, и глаза у него были как плошки, и вся щека в смоле.
Сафрит поднесла к губам Бранда мех с водой:
– Его б корабль раздавил…
– И сам бы разбился, – сказал Ральф. – И плакала б тогда наша помощь Гетланду…
– Нам бы самим тогда помощь понадобилась, эт точно…
Даже глотать получалось с трудом:
– Я… каждый б то ж самое сделал…
– Смотрю на тебя и вспоминаю старого друга, – сказал
– Один взмах – один удар, – проговорил Ральф, почему-то сдавленным, тихим голосом.
Бранд поглядел на то, чем занимался служитель, и его замутило. Канат стер кожу на руках до крови – алые змеи вокруг белых ветвей обвились, ни дать ни взять.
– Болит?
– Так, щиплет…
– Слыхали?! – проорал Одда. – Щиплет! Слышали? А ну, рифму к щиплет кто мне даст?
– Скоро заболит, – тихо сказал отец Ярви. – И шрамы останутся.
– Память о подвиге, – пробормотал Фрор – он-то был докой в том, что касалось шрамов. – Шрамы героя.
Бранд поморщился: Ярви перевязывал руки, и теперь ссадины и порезы дико болели.
– Какой я герой, – пробормотал он.
Колючка помогла ему сесть.
– Я сразился с веревкой и проиграл.
– Нет.
И отец Ярви сколол края повязки булавкой и положил высохшую руку ему на плечо.
– Ты сражался с кораблем. И выиграл. Положи это под язык.
И он сунул Бранду в рот сухой листик.
– Поможет от боли.
– Развязался. Узел развязался, – сказал Доздувой и заморгал: в руке он все так же сжимал разлохмаченный конец своего каната. – Что за злая удача?
– Такая злая удача преследует людей, которые не проверяют, крепко ли завязаны узлы, – зло покосился на него отец Ярви. – Сафрит, подготовь в повозке место для Бранда. Колл, поедешь с ним. Смотри, не давай ему больше геройствовать.
Сафрит быстро соорудила постель из спальных одеял. Бранд попытался было сказать, что он вполне может идти, но все видели – нет, не может.
– Так! А ну ложись! Лежи и сопи в две дырки! – гаркнула она, наставив на него палец.
Ну и как тут возражать? Колл уселся рядом на бочонок, и повозка тронулась под гору, подскакивая на ухабах. Бранд морщился при каждом толчке.
– Ты спас мне жизнь, – пробормотал паренек после недолгого молчания.
– Ты быстрый. Ты бы успел выбраться.
– Нет. Не успел бы. Передо мной уже Последняя дверь открылась. Так что позволь мне, по крайней мере, поблагодарить тебя.
Некоторое время они смотрели друг на друга.
– Ну хорошо, – наконец сказал Бранд. – Ты меня поблагодарил. И вот я теперь лежу поблагодаренный.
– Как тебе удалось стать таким сильным?
– Ну… я ж работал. В порту. На веслах сидел. В кузне молотом махал.
– Ты кузнечил?
– Я работал в кузнице женщины по имени Гейден. Она унаследовала кузницу от мужа, как овдовела. Оказалась, что кузнец из нее гораздо лучше, чем из покойного…
И Бранду разом припомнилась и тяжесть молота в руке, и звон наковальни, и жар от углей. Оказывается, он скучал по всему этому…
– Хорошее это дело – железо ковать. Честное.
– А ты почему от нее ушел?
– Я всегда хотел стать воином. Чтоб в песни попасть. И на ладье в поход отправиться.
И Бранд посмотрел, как ссорятся Одда с Доздувоем, оба согнутые под весом корабля, и как хмурится, глядя на обоих, Фрор. И улыбнулся.
– Я, конечно, надеялся на команду поблагороднее, но что поделать, семью не выбирают.
Боль уменьшилась, а листочек отца Ярви, похоже, развязал ему язык.
– Мать умерла, когда я был маленький. Сказала, что нужно творить добро. А отец не хотел, чтоб я с ним жил.
– А мой отец умер, – сказал Колл. – Давно уж.
– Ну что, теперь у тебя есть отец Ярви. И все эти братья!
И Бранд поймал взгляд Колючки. Она заметила это, нахмурилась и отвернулась к деревьям.
– Ну и Колючка тебе теперь сестра, вот.
Колл ухмыльнулся:
– Сомневаюсь, что это удача.
– А с удачей завсегда так. А Колючка… она, конечно, та еще зараза, но помяни мое слово – она голову сложит за любого из нас.
– Да уж, ей нравится драться.
– Да уж.
Колеса заскрипели, повозку тряхнуло, все заорали друг на друга – держи, тяни, словом, все как обычно. Тогда Колл тихо спросил:
– Выходит, ты… брат мне?
– Ну это… выходит, что да. Если тебе подойдет такой брат-то…
– Да ты на меня посмотри – из меня тоже брат тот еще…
И парнишка пожал плечами – мол, тоже мне, ерунда какая.
Но Бранду почему-то показалась – нет, не ерунда. И что все это очень, очень важно.
Они дернули в последний раз, и «Южный ветер» соскользнул в бурные воды Запретной. Все сипло заорали от радости.
– Рехнуться можно, мы сделали это! – крикнул Бранд, не веря глазам своим. – Ведь правда ж дошли, а?!
– Ну да. Можешь потом внукам рассказывать: я протащил корабль через верхние волоки.
И Ральф обтер пот со лба здоровенной ручищей.
– А теперь – на весла! – заорал он, кладя конец веселью. – Грузимся, и ходу! До заката еще несколько миль пройдем!
– Подымайся, лодырь!
И Доздувой снял Бранда с повозки, как перышко, и поставил на ноги. Ноги держали некрепко.
Отец Ярви поговорил с главным возницей на каком-то странном языке, а потом оба они расхохотались и обнялись.
– Что он сказал? – спросил Бранд.
– Берегитесь коневодов, – ответил отец Ярви, – ибо они дикари, безжалостные и кровожадные.