Полмира
Шрифт:
– Интересно, как там сейчас в Торлбю? – с тоской в голосе пробормотал Колл, тряся ушибленной ногой.
– Скоро урожай будут убирать… – пробормотал Доздувой, задирая рубаху – собственные синяки осмотреть.
– В полях колосится золотой ячмень… – тихо сказала Скифр.
– На рынки съезжаются торговцы, – и Сафрит принялась играть купцовскими гирьками у себя на шее. – В порту тесно от кораблей… Деньги текут рекой.
– Если только урожай не сожгли ванстерцы, – зло заметил Ярви. – А торговцев не задержала в Скегенхаусе праматерь
Бранд сглотнул, подумав о Рин в хлипкой лачуге в предместье.
– Ты… действительно так думаешь?
– Нет. Пока нет. Но скоро это случится. Время уходит, а я ничего не добился. Однако… на все найдется свой способ.
И служитель уставился в пол, теребя большой палец на сухой руке.
– Полвойны – это война слов. Войны выигрывают словами. Правильными словами, которые говоришь нужным людям. Но у меня нет ни тех, ни других.
– Все будет хорошо, – пробормотал Бранд, отчаянно желая помочь.
Знать бы только, как…
– Увы, я не вижу выхода…
И Ярви закрыл бледное лицо руками, и сухая ладонь странно смотрелась рядом со здоровой.
– Нам нужно чудо. Только чертово чудо может нас спасти.
И тут в дверь громко постучали.
Скифр изогнула бровь:
– Мы ждем гостей?
– Мы не слишком обременены друзьями в этом городе, – заметила Колючка.
– Мы вообще не слишком обременены друзьями, – заметил Бранд.
– Может, мать Скейр прислала нам приглашение на праздник? – мрачно предположил Ярви.
– К оружию, – прорычал Ральф.
И бросил Колючке меч. Она поймала его в воздухе.
– Единый Бог, как же я хочу подраться! – обрадовался Доздувой, взвешивая в руке копье. – Только не с ней.
Бранд вытащил из ножен меч, что раньше принадлежал Одде. Сталь казалась до жути легкой после тренировочного меча. От страха, кстати, все проблемы со вздыбленными штанами решились сами собой.
Дверь сотрясалась от ударов, а ведь это была не самая хлипкая дверь.
Колл подкрался к ней и привстал на цыпочки, чтобы заглянуть в глазок.
– Женщина! – свистящим шепотом доложился он. – Судя по виду – богатая!
– Она одна? – спросил Ярви.
– Да, я одна! – глуховато прозвучал из-за двери голос. – И я вам не враг!
– Именно это враг и скажет! – мудро заметила Колючка.
– Друг тоже это скажет! – не менее мудро заметил Бранд.
– Боги знают, как нужен нам друг, – сказал Ральф, мудро накладывая стрелу на тетиву на своего черного лука.
– Открывай, – приказал Ярви.
Колл отодвинул засов так быстро, словно тот жег ему пальцы, и отпрыгнул в сторону. В каждой руке он держал наготове по кинжалу. Бранд пригнулся и поднял щит – из-за порога вполне могли полететь стрелы.
Вместо этого дверь медленно, со скрипом приоткрылась, и в щель осторожно просунулась чья-то голова. Действительно, это была женщина. Темнокожая и темноглазая, с черными волосами, небрежно подколотыми усеянными драгоценными камнями шпильками. На верхней губе белел шрам – видно, когда-то давно губу раскроила, и та плохо срослась. Женщина улыбнулась, показывая в выемке белые зубы.
– Тук-тук, – сказала она, проскальзывая внутрь и прихлопывая за собой дверь.
Одета она была и впрямь богато: накидка тонкого белого льна, на шее – золотая цепь, каждое звено в виде раскрытого глаза. Она заломила бровь, увидев, сколько на нее направлено мечей и копий, и медленно подняла руки вверх:
– Сдаюсь-сдаюсь!
Ральф вдруг радостно завопил и отбросил свой лук на пол, кинулся к женщине и сжал ее в медвежьих обьятиях.
– Сумаэль! – воскликнул он. – Боги, как же я по тебе соскучился!
– А я по тебе, Ральф, старый ты хрыч, – засмеялась она, похлопывая его по спине.
И охнула, когда он поднял ее над полом.
– Я сразу что-то такое заподозрила, когда в гавань вошел корабль с именем «Южный ветер». Остроумно, кстати.
– Чтобы не забывать, откуда мы все вышли, – проговорил Ярви, потирая шею здоровой рукой.
– Отец Ярви, – улыбнулась Сумаэль, высвобождаясь из объятий кормчего. – А я все знаю, хе-хе. Бедняга, ты затерялся в бурном море, и носит тебя по волнам одного-одинешенька, и некому указать верный курс. Правильно?
– Ну хоть что-то в нашей жизни не меняется, – отозвался он. – Я смотрю, у тебя… неплохо дела идут.
– А у тебя хуже некуда.
– Я же говорю – некоторые вещи не меняются.
– Что ж, и не обнимешь меня?
Ярви фыркнул – или всхлипнул:
– Если обниму – боюсь, не смогу выпустить из объятий…
Она подошла, и они обменялись долгими взглядами:
– Ничего, я рискну.
И она положила ему руки на плечи и поднялась на цыпочки, чтобы обнять сильней. Он положил ей голову на плечо, и по исхудалому лицу потекли слезы.
Бранд посмотрел на Колючку, та пожала плечами:
– Ну, теперь понятно, кто такая Сумаэль…
– Так, значит, это посольство Гетланда? – и Сумаэль ткнула в кучу плесневелой штукатурки.
Таких куч на пыльном полу громоздилось приличное количество.
– Неплохой особнячок ты себе подобрал.
– Я – сын своей матери, – парировал Ярви. – Хотя она, конечно, больше мне не мать.
В облупившемся зале, где они сели обедать, могло бы уместиться человек сорок, но команда как-то разошлась по своим делам, и теперь в пустой комнате гуляло эхо.
– Что ты здесь делаешь, Сумаэль?
– Встречаюсь со старыми друзьями, – и она с улыбкой откинулась в кресле, положив ногу в заляпанном грязью сапоге – обувь странно не вязалась с роскошным одеянием – на исцарапанную столешницу.