Полмира
Шрифт:
– Я помогла дяде с постройкой корабля для Императрицы Теофоры, и все завертелось. В общем, к неудовольствию некоторых придворных, она назначила меня смотрителем императорского флота.
На лицо упала темная прядка, она оттопырила губу и сдула ее прочь.
– С кораблями ты управлялась отлично. У тебя это хорошо получалось. – Ральф смотрел на нее с улыбкой, как на любимую дочку, которая вдруг приехала навестить родителей. – Это – и людей злить.
– Императорские корабли гнили в гавани Ругоры, чуть дальше отсюда. А именно там, так случайно
На лицо Сумаэль снова упала прядка, она снова отдула ее.
– Или содержалась в заключении, это как посмотреть.
– Содержалась в заключении? – удивился Бранд.
– Царственные особы здесь не слишком доверяют друг другу, – пожала плечами Сумаэль. – Но Виалине хотелось узнать побольше о флоте. Побольше обо всем. И мы… подружились. Да. А когда Теофора занемогла и Виалину вызвали обратно в Первогород, она попросила меня поехать с ней и… – Сумаэль поддела пальчиком цепочку с глазками и отпустила. Цепочка тонко зазвенела. – Одним словом, обстоятельства сложились таким волшебным образом, что я теперь – советница при особе Императрицы Юга.
– Талант – он не потонет, – одобрительно покивал Ральф.
– Как говно, ага, – проворчала Колючка.
Сумаэль широко улыбнулась:
– По себе судим?
Бранд заржал, Колючка смерила его злобным взглядом, и тот примолк.
– Значит, ты теперь – правая рука самой могущественной женщины мира? – спросил Ральф, поглаживая лысую голову.
– Ну, я же не одна такая.
Прядка упала снова, Сумаэль недовольно скривилась и принялась перекалывать волосы.
– Есть такой совет двенадцати, и большинство из них преданы герцогу Микедасу. Виалина, конечно, Импертрица, но это пустой титул. Вся власть у Микедаса, и он не собирается ей делиться.
– С нами, во всяком случае, он не поделился ничем, – заметил Ярви.
– Как же, наслышана.
Волосы темной завесой упали ей на лицо, сквозь пряди сверкнул хитрый любопытный глаз.
– Но вы, по крайней мере, вышли из дворца с головами на плечах.
– Думаешь, нам удастся не расстаться с ними, если мы здесь задержимся? – спросил Ярви.
Сумаэль покосилась на Колючку:
– Это зависит от того, насколько вы искушены в дипломатии…
– Я умею быть дипломатичной, – прорычала она.
Сумаэль улыбнулась еще шире. Похоже, на эту женщину не действовали никакие угрозы.
– Ты напоминаешь мне капитана корабля, на котором в свое время плавали мы с Ярви.
Ярви расхохотался, а следом расхохотался Ральф. Колючка нахмурилась:
– Это комплимент или оскорбление?
– И то, и другое.
Ярви наклонился вперед и поставил локти на стол, сцепив здоровую и сухую руки.
– Верховный король готовится к войне, Сумаэль. Кто знает, может, он уже начал войну.
– Кто ваши союзники? – спросила она, отбрасывая волосы обеими руками и завязывая их в узел.
– Их меньше, чем нужно.
– Некоторые вещи никогда не меняются, да, Ярви? – Сумаэль проворно закалывала волосы шпильками. – Герцог, в отличие от Теофоры, не слишком-то ревностен в служении единому Богу, но он намерен сохранить верность союзу с праматерью Вексен. Он поставит на того, кто сильнее.
– Посмотрим, – сказал Ярви. – Мне нужно поговорить с Императрицей.
Сумаэль попыхтела:
– Ну… я попробую. Попробую сделать так, чтобы она вас выслушала. Но большего обещать не могу.
– Ты ничем мне не обязана.
Она посмотрела ему в глаза и не отводила взгляд, пока не вставила в прическу последнюю шпильку. Драгоценные камни в ее навершии заискрились.
– Дело не в том, кто кому обязан. Во всяком случае, в нашем с тобой случае.
Ярви скривился – то ли засмеяться хотел, то ли заплакал. А потом просто откинулся в кресле и длинно выдохнул.
– Я думал, что никогда больше тебя не увижу.
Сумаэль улыбнулась, губа немного разошлась, показывая белый зуб. И Бранд понял, что эта женщина ему, пожалуй, нравится.
– И что?
– Я рад, что ошибся.
– Я тоже.
Та же самая прядка снова упала на лицо, она мрачно оглядела ее, сведя глаза к переносице, потом отдула.
Надежды
Колючка проталкивалась сквозь толпу, которая втекала в храм – наступал час молитвы. Толпа расступалась неохотно. Сколько ж здесь храмов, и сколько ж в них молящихся…
– Я смотрю, поклонение Единому Богу кучу времени отнимает, – проворчал Бранд, прокладывая себе путь в давке.
С его широкими плечами продираться выходило с трудом.
– Высокие боги и малые боги занимаются каждый своим делом. А вот Единый Бог, похоже, просто сует нос в дела всех остальных!
– И колокола эти! – Бранд вздрогнул, когда с вершины белой башни у них над головами донесся очередной гулкий удар. – Зараза, аж уши от них гудят, век бы их не слышать…
И он наклонился поближе и зашептал:
– Ты представляешь, они своих мертвых прям так хоронят. Не сжигают. А вот так берут и прям в землю закапывают. И не сжигают!
Колючка покосилась в сторону заросшего двора за храмом: там из земли торчали камни надгробий, шаткие, как зубы нищего, и под каждым, похоже, лежал и гнил труп. Сотни трупов. Тысячи трупов. Склеп, полный покойников, прям посреди города.
Ее аж испарина прошибла от одной этой мысли, и она тут же ухватилась за мешочек с костями отца.
– Что за город…
Отец любил рассказывать о Первогороде, но ей он нравился все меньше и меньше. Сликом большой. Такой размер подавляет! И слишком шумный! Как тут люди умудряются соображать в таком шуме, непонятно. И здесь слишком жарко! А еще душно, и воняет днем и ночью. Кругом отбросы, мухи, нищие – от всего этого голова кругом идет. И сколько народу вокруг, и все толкаются и идут мимо, никто друг друга не знает, и хотят все только одногу – деньгу урвать. Словно ее саму закопали, и над ней теперь ходят-бродят тыщи и тыщи воров, и она никого не понимает.