Полмира
Шрифт:
– Боги, – шептал он, пробираясь по очередному выложенному мрамором коридору, сворачивая за очередной угол к золоченой лестнице или оказываясь в зале с высоченными потолками – а тут каждый зал был богаче предыдущего! Он на цыпочках прошел по длинной галерее, в которой горели свечи высотой с человеческий рост. Дюжины таких свечей, и каждая бы стоила в Торлбю дороже, чем он сам, а они здесь, подумать только, горели для случайных посетителей! Здесь же ж даже никто не ходил! И кругом драгоценные камни, серебро, резное дерево, росписи! А вот кресло – это ж скоко
– Ждите здесь, – приказала Сумаэль, когда они поднялись по очередной лестнице и добрались до круглого зала, мраморные стены которого были покрыты такой тонкой резьбой, что сразу вспоминалась изузоренная Коллом мачта со сценками из всяких историй.
– Ничего не трогайте.
И она оставила Бранда наедине с Колючкой. А ведь они с того самого злополучного дня наедине не оставались!
И надо же, где привелось оказаться.
– Богато здесь, – пробормотал он.
Колючка стояла к нему спиной. Она повернула голову, и он увидел, что она хмурится.
– Тебя за этим отец Ярви сюда отправил? Чтоб ты говорил о том, что всякий сам может заметить, ежели не слепой?
– Я не знаю, зачем он меня сюда отправил.
Повисло холодное молчание.
– Слушай, извини, что я тебя тогда утащил. Ну, с рынка. Ты отличный боец, куда лучше меня, надо было тебя в покое оставить, чего это я…
– Да. Надо было, – сказала она, не оглядываясь.
– Просто… просто мне кажется, что ты на меня сердишься, и я тут…
– Ты правда думаешь, что сейчас подходящее время для таких разговоров?
– Нет.
Он прекрасно понимал, что иногда лучше промолчать и ничего не сказать, но сама мысль о том, что она его ненавидит, – эта мысль была нестерпима. Надо попытаться все исправить.
– Я просто…
И он покосился на нее, и она заметила, что он на нее смотрит – ну да, сколько раз уже такое случалось за прошлые недели. Вот только сейчас ее лицо исказила гримаса гнева.
– Заткнись, слышишь, заткнись! – прорычала она, побелев от ярости.
Так, похоже, она ему сейчас в морду заедет.
И он уставился в пол, такой полированный, что в нем отражалось его несчастное и очень глупое лицо, и сказать ему было нечего. И в самом деле, что можно сказать в ответ на такое?
– Если вы, голубки, закончили ворковать, – сказала Сумаэль, входя в дверь, – прошу следом за мной. Императрица ждет.
– О, мы закончили, не сомневайтесь, – резко ответила Колючка и решительно направилась к дверям.
Сумаэль посмотрела на Бранда, пожала плечами, и два хмурых стражника захлопнули перед его носом двери с замогильным грохотом.
По саду Колючка шла, как во сне: все такое красивое, а еще эти странные переливы цвета – пурпурный заката, мятущееся пламя факелов, огонь в жаровнях, плюющихся искрами при каждом вздохе ветра… И самое главное, ничего здесь не оставили в данном богами облике, ко всему прикоснулась уродующая рука человека. Траву подстригли аккуратно, как бородку сочинителя историй. Деревьям тоже придали самые странные формы. Ветви клонились под тяжестью цветов, испускающих одуряюще сладкий аромат. С причудливо изогнутых ветвей пели и цвиркали птицы, и Колючка еще подумала – а что ж они не улетают? И увидела, что они все привязаны к своим насестам тонюсенькими, толщиной с паутинку, серебряными путами.
Тропинки белого камня извивались меж статуй очень суровых и невероятно худых женщин, сжимавших в тонких руках свитки, книги и мечи. Императрицы прошлого, догадалась Колючка. Смотрят сейчас на нее, думают: как эту жуткую девицу с наполовину выбритой головой сюда пустили? Стражники смотрели с точно таким же вопросом во взгляде. А стражников, кстати, много. И каждый блестящий, как зеркало меч, каждое посверкивающее копье напоминали – безоружна. Она совершенно безоружна. Она плелась следом за Сумаэль, мимо пруда в форме звезды, мимо фонтана в форме сплетающихся змей, кристально чистая вода которого стекала в пруд, вверх по ступенькам к маленькому странному домику – тоненькие колонны, на них купол, а под куполом круглая скамейка.
А на скамейке сидела Виалина, Императрица Юга.
О, теперь она выглядела по-другому, совсем не так, как во время визита в их полуразвалившийся особняк. Волосы ее затейливо уложили, переплетя золотыми нитями и увешав драгоценностями. На лифе платья поблескивали сотни крошечных зеркал, которые пускали синие и розовые искорки в угасающем свете заката, и красные и оранжевые в свете факелов. А поскольку брови ей подвели и соединили темной краской, глаза ее сверкали как звезды.
Колючка часто приходилось чувствовать себя неотесанной дурой, но так сильно, как сейчас, – никогда.
– И… как мне с ней разговаривать?
– Она просто человек, – отозвалась Сумаэль. – Говори с ней, как с человеком. Просто с обычным человеком.
– Откуда я знаю, как с обычными людьми разговаривать?!
– Просто будь честной.
И Сумаэль хлопнула Колючку по плечу, да так крепко, что та едва не улетела вперед.
– Вперед.
Колючка осторожно, бочком, подобралась к нижней ступеньке.
– Сиятельная госпожа… – просипела она, пытаясь опуститься на одно колено.
И тут же сообразила, что стоит на лестнице, а на ступеньках это сделать весьма затруднительно.
– Виалина. И, пожалуйста, не надо становиться на колени. Еще неделю назад я была совсем незначительной персоной. До сих пор не могу привыкнуть к этим церемониям.
Колючка неуклюже затопталась посередине лестницы, попыталась сделать шаг назад, закачалась…
– Сумаэль сказала, что вы послали за…
– Как тебя зовут?
– Колючка Бату, сиятель…
– Пожалуйста, зови меня просто Виалиной. Что ж, значение имени Колючка лежит на поверхности. А Бату?
– Мой отец одержал знаменитую победу при Бату. В тот самый день, когда я родилась.