Полная история христианской церкви
Шрифт:
Альбрехт Дюрер. Святой Иероним в келье. Резцовая гравюра на меди. 1514
Глубоко пораженный этим видением, Иероним удалился в дикую, суровую пустыню, и там, в уединении, молил Бога просветить его душу светом истины, даровать ему разумение священных книг. Трудна была ему отшельническая жизнь, и тяжелая внутренняя борьба совершалась в его душе. Его воображению в пленительном виде представлялись покинутые радости мира, воспоминания о роскошном Риме смущали его уединенную молитву и возбуждали в душе уснувшие страсти. Пустынник припадал к Спасителю с горячими слезами, изнурял себя постом и бдением, с напряжением трудился. И наконец свет воссиял в его душе, мир и тишина воцарились в ней. Пробыв довольно долго в уединении, Иероним посетил святые места отшельников Сирии и Палестины. В Антиохии принял звание пресвитера[174] и прибыл в Константинополь. Во время пребывания в Сирии он изучал еврейский язык, чтобы лучше понять Писание; в Константинополе с восторгом слушал свт. Григория Богослова и продолжал заниматься Писанием и другими учеными трудами: переводил беседы и толкования Оригена, историю Евсевия. В 382 году,
Рим произвел на Иеронима тяжелое впечатление. Его поразила суетность духовенства и общества, мелочность стремлений, алчность клириков. Странную картину представлял собой в то время Рим. С одной стороны, язычество, как будто еще не тронутое в своей внешней обстановке, но утратившее жизненную силу, держалось лишь тем, что в сердцах лучших своих представителей связывалось с любовью к отечеству. С другой стороны, христианское духовенство, потеряв из виду главные основания учения Христова, заботилось о приобретении власти и богатства и как будто стремилось стать наследником прав и преимуществ, которые теряло язычество. Римский папа, пользовавшийся как епископ столицы уважением Церкви, старался на этом основании утвердить власть над Церквами Запада и сделаться «верховным первосвященником». Его богатство было огромным, а роскошь возбуждала укоризны даже у язычников. «Я сам бы сделался христианином, если бы мне за это дали звание Римского епископа», — говорил, шутя, язычник Претекстат. Звание епископа становилось целью корыстных устремлений. Истинные христиане со скорбью видели кровавую борьбу между двумя искателями папского престола: Дамасом и Урсином. Оба поддерживали свои притязания силой оружия. Более ста тридцати человек лишились жизни в этих распрях. Победа осталась за Дамасом. «Нисколько не удивительно, — замечает языческий историк Аммиан Маркеллин, описывая эти события, — что такая богатая цель возбуждает желание честолюбцев и делается предметом жестокой и упорной борьбы. Счастливый победитель может быть уверен, что будет обогащен дарами римских дам; что изящество его одеяния привлечет все взоры, когда он проедет по улицам Рима в богатой колеснице; что роскошь царской трапезы едва ли сравняется с роскошью, господствующей в доме римского епископа». Вот какие побуждения заставляли домогаться сана, который внушал благоговейный трепет таким святым мужам, как Афанасий, Василий, Амвросий! Правда, это писал языческий историк, может быть, склонный представить христиан в невыгодном свете, но он же воздает дань уважения областным епископам за их простоту и смиренномудрие. К тому же и другие свидетельства подтверждают правоту его слов.
Пример главы действовал и на римское духовенство: его алчность возбуждала всеобщее негодование. Духовные лица приобретали влияние на богатых женщин и, выманивая наследства и дары, производили семейные раздоры, скапливая себе огромное богатство. Валентиниан I указом запретил духовным лицам получать наследство лично для себя; их могла получать только Церковь. Эта мера возбудила, конечно, много ропота, но лучшие люди одобряли ее, и Иероним тоже. «Не жалуюсь на указ, — говорил он, — и жалею только о том, что мы заслужили его». Он сильно обличал пороки и алчность клириков, с негодованием говорил и о высшем христианском обществе, которое являло мало христианских добродетелей и походило скорее на языческое своей суетностью и страстью к роскоши и увеселениям.
Действительно, высшее общество в Риме (как и в Константинополе) еще мало прониклось духом христианской веры. Оно словно лишь облеклось в ее внешность, храня, в сущности, много прежнего, что ясно выражалось в обычаях повседневной жизни и вызывало строгие укоризны христианских наставников, осуждавших, в особенности, тщеславие и страсть к роскоши. Богатые язычники, отправляясь в храм, сопровождаемые большим количеством рабов и прислужников, любили щеголять друг перед другом богатым убранством колесниц, роскошью одежды, числом зависевших от них прислужников. С той же гордой, но еще более неуместной пышностью отправлялись знатные христиане в церковь Христову. Богатые жены продолжали, как и прежде, тратить огромные деньги на свои наряды, отличавшиеся роскошью и изысканностью. Так, например, с некоторых пор вошло в обычай вышивать золотом на шелковых тканях разные изображения, заимствованные из истории или мифологии. Язычницы носили на своих платьях изображения богов, похождения Орфея, сцены игр и охоты; увы, христианки, не отказываясь от такой же дорогой прихоти, вышивали на своих одеждах сюжеты евангельских событий: исцеление расслабленного, умножение хлебов и т. п. Проповедники и в Риме, и в Константинополе строго обличали эту суетность, старались внушить своим слушательницам, что лучше бы в жизни и в делах подражать примерам милосердия Христа, чем изображать их на своих одеяниях. Но весьма многие в христианском обществе ограничивались лишь внешним исповеданием христианской веры.
Но общество, признающее христианский закон, не может развратиться полностью. Сила нравственного закона спасает его от конечной гибели. Всегда найдутся люди, хотя иногда и немногие, которые будут стараться следовать в жизни признаваемому ими закону, быть достойными членами той святой Церкви, к которой причисляют себя своим исповеданием. Их спасительный пример удерживает других на пути истины, возвращает к нему уклонившихся. Так было и в Риме. Из среды высшего общества, примыкавшего образом жизни к языческому, постепенно возникало другое, проникнутое духом христианской веры, стремившееся исполнять заповеди Христа о любви к ближним, о смиренном самоотвержении. Здесь встречаются имена и благочестивых жен. Когда еще Афанасий Великий был в Риме, его рассказы о восточных подвижниках и подвижницах возбудили ревность к высшим христианским подвигам у некоторых римских христианок. Одна молодая вдова, Маркелла, решила отказаться от светской жизни, чтобы посвятить себя служению Богу и ближним. Знатность, богатство, красота Маркеллы привлекали много женихов, но она не захотела вступать вторично в брак и осталась верна избранному ей образу жизни. Ее мать не одобряла намерения дочери удалиться от общества, и Маркелла осталась в Риме. Но среди суетного и изнеженного общества она вела строгую жизнь, изучала Священное Писание, беспрестанно молилась, тратила огромное богатство, помогая бедным и больным. Стараясь видеться с людьми благочестивыми, она радушно принимала у себя в доме пришельцев с Востока: Афанасия и Петра Александрийских, а позднее — Иеронима, Епифания, Павлина. Они помогали ей наставлениями и советами.
Пример Маркеллы оказался благотворным. Образовался кружок молодых жен, одушевленных верой и любовью к Господу. Это был цвет римского общества по знатности и богатству. Но, презирая эти преимущества, римлянки стремились лишь к тому, чтобы быть достойными звания христианок — высшего звания в мире. Это были Мелания, вдова префекта, с двадцати лет посвятившая себя Богу; богатая вдова Павла, наследница Гракхов и Сципионов, со своими дочерьми: Павлиной, Блезиллой (Блезникой) и Евстолией, и сестрой Азеллой; Фабиола, основательница первой в Риме больницы; Софрония, Юлиана и другие, имена которых известны нам из переписки Иеронима. Пришельцы с Востока были радушно приняты в этом дружеском кругу, и Иероним сделался наставником и руководителем благочестивых жен, являвших суетному и изнеженному Риму пример чистой добродетели и строгой, деятельной жизни. Он объяснял им Священное Писание, разделял их заботы о бедных и больных. Это стало для Иеронима отрадой среди неприятностей и огорчений, которые пришлось вытерпеть от духовенства, очень озлобленного против него. Только папа Дамас проявлял к нему расположение. По его совету Иероним стал писать объяснения на некоторые места Священного Писания и переводить Библию. Но Иероним недолго оставался в Риме и года через три возвратился на Восток, казавшийся ему более родным и близким по духовному настрою.
Джованни Беллини. Святой Иероним в пустыне. Вторая половина XV — начало XVI в.
Он опять обошел все священные места Палестины; в Александрии слушал ученого Дидима Слепца и наконец поселился в Вифлееме, в пещере, и полностью посвятил себя молитве и ученым трудам. Его главным занятием стал перевод Священного Писания. Известный до того латинский перевод, под названием италийский, был так искажен переписчиками, и в нем оказалось столько вставок и ошибок, что новый перевод стал просто необходим. Иероним принялся за это дело. Используя знание еврейского языка, труды Ори-гена и других исследователей Священного Писания, он работал несколько лет и составил перевод, которому на Западе отдали предпочтение.[175]
Кроме того, он составлял толкования на Писание, изучал жизнь знаменитых мужей, был в постоянной переписке с друзьями в Риме, опровергал римских еретиков: Иовиниана и Вигилянция, которые выступали против иночества, против чествования икон и мощей. Иероним имел утешение увидеть и некоторых из своих духовных дочерей, привлеченных на Восток желанием поклониться святым местам и узнать жизнь подвижников.
Благочестивая Мелания[176] прибыла на Восток еще в царствование Валента, посещала нитрийских отшельников и вручала им богатые дары. Авве Памве она, между прочим, принесла 300 литр серебра. Отшельник, приняв дар, сказал своему ученику: «Употреби это на нужды братии в Ливии и на островах; они беднее нас». — «Господин мой, — сказала Мелания, — тут триста литр». Пустынник отвечал: «Дочь моя, мне этого не нужно знать; а Господь, взвесивший холмы и не отвергнувший и двух лепт вдовицы, знает вес твоего серебра». Застигнутая гонением в пустыне, Мелания в течение нескольких дней кормила до пяти тысяч иноков, потом последовала за изгнанными в Палестину, служила и помогала им. Поселившись в Иерусалиме, она основала женский монастырь, в котором трудилась 25 лет, щедро помогая церквам и бедным. Иероним был с ней в постоянной дружбе и помогал ей советами, равно, как и священник Руфин, итальянец из Аквилеи, живший в уединенной келье на Масличной горе. Между Руфином и Иеронимом, вначале очень дружными, возник спор по поводу толкований Оригена, и Мелания была для них примирительницей. Уже в глубокой старости святая подвижница поехала в Рим, чтобы увидеться с семейством. В ту пору Риму со всех сторон угрожали враги. Мелания своими рассказами о Востоке побудила многих последовать ее примеру. Ее сын Публикола и двадцатилетняя внучка Мелания[177] с мужем Пинианом, продав свои огромные поместья, предприняли путешествие на Восток, по дороге строя обители и щедро помогая нуждавшимся. Вскоре после прибытия в Иерусалим престарелая отшельница предала душу Богу, но ее внучка, Мелания, продолжала ее труды. Живя в келье на Масличной горе, она изучала Писание, молилась, ходила за больными и бедными. И она, и муж постоянно дружили с Иеронимом. Они основали несколько монастырей и скончались в бедности, раздав свое огромное богатство.
Павла тоже оставила пышный Рим ради Востока. Вместе с Иеронимом она посещала святых подвижников, вручала нуждавшимся богатые подаяния и наконец поселилась в Вифлееме, где основала монастырь. По дороге из Вифлеема в Иерусалим она построила странноприимные дома для богомольцев. Ее младшая дочь Евстолия, с тринадцати лет посвятившая себя Богу, находилась при ней. Обе они вели жизнь строгую, трудились и молились, ходили за больными, лишали себя даже необходимого, чтобы больше помогать другим, изучали Священное Писание под руководством Иеронима и не жалели о пышной, богатой жизни, которую покинули ради Господа. Павла знала наизусть почти все Писание и, чтобы лучше понимать слово Божие, выучилась еврейскому языку. Она часто писала в Рим, где оставила много друзей и замужних дочерей. К ним писал и Иероним, давая советы по воспитанию детей. Отшельники звали к себе своих римских друзей, красноречиво описывая им мир и тишину пустынных обителей. Павла скончалась в глубокой старости. Господи, возлюбих красоту дома Твоего! — были ее последние слова (ср.: Пс. 25, 8).
Между тем замужние дочери Павлы в Риме подавали пример истинно христианской жизни, как в семейной среде, так и в общественной. Их благочестие поддерживалось связью с матерью и блаженным наставником, в особенности — внимательным изучением слова Божия, единого источника истины. Вся их жизнь была посвящена добру, и пример действовал благотворно на всех окружавших. Мужья тоже стали ревностными служителями Бога.
Мы упоминали о Фабиоле. Эта знатная и богатая римлянка в ранней молодости вышла замуж за человека порочного, развелась с ним и еще при его жизни вступила во второй брак. Этот поступок мучил ее, и после смерти второго мужа она старалась искупить свою вину всенародным покаянием и жизнью, посвященной служению Богу и ближним. Одетая в грубую и бедную одежду, она в притворе латеранского храма святого Иоанна перед целым Римом исповедала свои грехи и молила о прощении. Затем она продала свои обширные поместья и построила первую в Риме больницу, где с самоотвержением ухаживала за больными, не тяготясь никаким трудом, сама перевязывала раны несчастных и всячески старалась облегчить их страдания. Желание поклониться святым местам привлекло и Фабиолу на Восток. Иероним, которого она знала в Риме и посетила в Вифлееме, с удивлением говорит о ее благотворительности и о ее знании Священного Писания. Возвратившись в Рим, она снова принялась за свои труды: при участиии Паммахия, овдовевшего мужа второй дочери, Павлы, построила в Остии огромный странноприимный дом, выкупала пленных, посылала вспомоществования в отдаленные области Италии и умерла в бедности. Весь Рим толпился на похоронах богатой Фабиолы, обнищавшей ради Христа и наполнившей Италию своими благодеяниями.