Полная история христианской церкви
Шрифт:
Флацилла, жена Феодосия Великого
Святой старец предпринял путешествие. Но не скоро последовал ответ. Между тем жители Антиохии находились в самом ужасном, тревожном состоянии. В это время был в Антиохии священник, хотя и недавно посвященный, но уже успевший приобрести славу и влияние своим красноречием и святой жизнью, — знаменитый Иоанн Златоуст.
Он один ободрял, утешал народ. Не извиняя преступления антиохийцев, старался возвысить их души над всяким земным страхом и внушить им то мужество и спокойствие, которые истинный христианин, твердо уповающий на Господа, должен сохранять во всех житейских событиях. Он напоминал им о едином Всесильном Утешителе, убеждал больше бояться преступления, чем наказания, потому что для христианина только одно страшно — гнев Божий, остальное же — ничто, даже сама смерть не страшна, потому что она — начало вечности. Он уговаривал народ стараться умилостивить Господа раскаянием, исправлением жизни, исполнением Его святой воли. Народ толпился в церкви, где проповедовал Иоанн, площади, театры, цирки, обыкновенно привлекавшие суетных антиохийцев, были
Между тем Флавиан прибыл в Константинополь. Царские сановники, встретившиеся ему на пути, подали ему мало надежды умилостивить Феодосия, который был в страшном гневе. Но несмотря на это, святой старец не отчаивался, твердо уповая на помощь Божию. Явившись к императору, он вначале только безмолвием и слезами выражал свою скорбь о преступлении антиохийцев. Феодосии был тронут слезами святого епископа, однако выразил сильное негодование. Тогда Флавиан, признавая вину своих сограждан, стал просить царя о помиловании и прощении. Приближалась Пасха, и к этому времени по обычаю принято было отпускать нескольких узников. Незадолго до того Феодосии, разослав по областям указ, объявивший об этом, написал в нем: «О если бы я мог, как я возвращаю к свободе узников, воззвать и возвратить к жизни умерших!» Флавиан напомнил царю эти слова: «Антиохия умерла, — говорил он, — но скажи одно слово, и во тьме и скорби погребенный град воскреснет… Низвергли статуи твои; но ты можешь поставить другие, славнейшие тех. Если ты простишь оскорбивших тебя, тогда каждый в сердце своем воздвигнет тебе статую, которая будет драгоценнее златой и серебряной, ибо будет украшена человеколюбием и милостью». Флавиан напомнил царю о Христе, молившемся за распинавших Его, напомнил ему и об обязанности, которую налагало на него звание христианина. «Теперь иудеи и язычники, целая вселенная обращают взоры на тебя, ожидая, каков будет приговор твой; если он будет человеколюбив и кроток, то они прославят Бога и скажут: вот какова сила христианской веры… Наконец, — заключил епископ, — я пришел к тебе не от одних антиохийцев, а послан от Господа нашего сказать тебе: если отпустите людям согрешение их, отпустит и вам Отец ваш Небесный (Ср.: Мф. 6, 14.). Другие посланники приносят золото или серебро или другие драгоценные дары; но я пришел к тебе, государь, с священнейшим законом, и умоляю тебя подражать Господу, Который, будучи ежедневно оскорбляем нами, не перестает подавать нам блага Свои».
Царь был тронут до глубины души. Заплакав, он сказал Флавиану: «Если Господь вселенной, для нас сошедший на землю, для нас принявший образ раба, ради нас пострадавший, умолял Отца о распинавших Его: Отче, отпусти им, они не знают, что творят (Ср.: Лк. 23, 34.), то могу ли я не простить тем, которые оскорбили меня, подобного им человека!»
Затем Феодосии написал антиохийцам, что предает забвению вину их; и с этим великодушным решением Флавиан возвратился к своей пастве. Но еще до его возвращения Антиохия была уже обрадована письмом, посланным с особым гонцом. В праздник Пасхи Иоанн объявил народу прощение царя, убеждая слушателей доказать свою благодарность добрыми делами и благочестивой жизнью.
Как мы видим из этого события, Феодосии был способен на самые великодушные подвиги. Но, к сожалению, крайняя раздражительность омрачала его высокие достоинства; не всегда умел он побеждать и удерживать порывы своего гнева. Года через три после рассказанного нами события вспыхнул мятеж в Фессалониках, и народ умертвил градоначальника и нескольких сановников, присланных царем. Феодосии в это время находился в Милане; известие о случившемся вызвало в нем страшный гнев. Епископу Амвросию удалось, однако же, укротить первые порывы гнева, и Феодосии обещал ему простить виновных. Но после удаления Амвросия другие советчики превозмогли: приближенные царя так восстановили его против фессалоникийцев, что, нарушив свое обещание, он послал туда жестокий приговор. Жителей заманили в цирк под предлогом игр и по повелению императора воины умертвили там без разбора от семи до пятнадцати тысяч человек (по разным данным), с женами и детьми. Весть об этом привела в ужас всех христиан. Амвросий, удаляясь на время из Милана, написал царю письмо, в котором, выразив в сильных словах негодование свое и всей Церкви, убеждал царя раскаяться и объявил ему, что не может совершать священных Таинств в присутствии человека, обагрившего себя кровью стольких невинных людей. Раскаяние пробудилось в душе Феодосия. Через некоторое время он, однако, пошел в соборный храм, но у дверей встретил его епископ и от имени Господа остановил его. Просьбы царя остались тщетны.
— Но и Давид согрешил, однако не лишился милости Божией, — говорил царь.
— Ты подражал Давиду в преступлении, — отвечал Амвросий, — подражай ему и в покаянии.
— Что же мне делать? — спросил Феодосии.
— То же, что должен делать каждый убийца; у Бога нет лицеприятия.
Царь удалился, и целых восемь месяцев не был допущен в церковь. Иногда поднималась в нем раздражительность при мысли об отлучении, но чаще — скорбь. В праздник Рождества Христова он со слезами говорил своему придворному Руфину: «Дом Божий открыт для нищих и рабов, но закрыт для меня!» Руфин взялся уговорить епископа, но нашел его неумолимым. «Государь властен отнять у меня жизнь, — говорил он, — но не властен переменить определений церковных». Наконец, взяв у императора обещание, что никакой смертный приговор не будет приведен в исполнение ранее тридцати дней, Амвросий допустил Феодосия в преддверие храма. Тут великий император стоял среди кающихся в смиренной одежде и, ударяя себя в грудь, со слезами повторял молитву кающегося Псалмопевца: При-лъпе земли душа моя: живи мя по словеси Твоему… благословен ecu Ты Господи… научи мя оправданиям Твоим![185] Народ плакал вместе с царем, который на всю жизнь сохранил память об этом событии и скорбь о своем преступлении. И современники, и отдаленное потомство достойно оценили величие епископа, бесстрашно уличившего того, кто нарушил христианский закон человеколюбия и справедливости, да и величие царя, признавшего над собой силу христианской истины и искренно и смиренно покаявшегося.
Пребывание Феодосия на Западе сдерживало попытки римских язычников. Они опять начали ходатайствовать о восстановлении алтаря Победы, но прошение их было снова отвергнуто. Феодосии имел сильное влияние на молодого Валентиниана II, убеждал его действовать в пользу христианской веры. Но государственные дела отозвали Феодосия на Восток, и, как только он удалился, на Западе началось волнение. Франкский начальник Арбо-гаст поднял знамя восстания и, умертвив Валентиниана II (392), провозгласил императором ритора Евгения. Алтарь и статуя Победы в Риме были вновь восстановлены; во всех городах открылись языческие капища и стали совершаться жертвоприношения. Амвросий был вынужден оставить Милан и из Болоний писал Евгению строгие обличения, но Евгений не одумался. Феодосии решил идти на него войной.[186] Приготовившись к этому делу молитвой и постом, он в 393 году перешел Альпы и близ Аквилеи встретил многочисленные войска Евгения. Перед полками Феодосия неслась священная хоругвь Константина, Евгений, хотя и считался христианином, велел нести перед своей ратью изображение Геркулеса, думая этим угодить языческой партии, которая возлагала на него свои надежды. Начался бой, казалось, что победа склонялась на сторону Евгения. Самые опытные вожди Феодосия советовали ему отступить перед превосходящими силами неприятеля. «Как, — возразил Феодосии, — неужели хоругвь Креста отступит перед идолом Геркулеса?» — и с твердой надеждой на Бога продолжал битву. Вдруг поднялся сильный вихрь навстречу врагам, ослепляя их пылью и обращая назад их стрелы. Они пришли в смятение и наконец, бросив оружие, обратились в бегство. Победа осталась за Феодосием, Евгений был взят в плен, Арбогаст удавился, и Феодосии вступил в Рим самодержавным государем Востока и Запада. Он простил великодушно всем приверженцам Евгения, но язычеству был нанесен жестокий удар.
На Востоке уже обнародовали указ, строго запрещающий жертвоприношения и всякого рода заклинания. Этот указ теперь распространился и на Запад империи. Грациан, отняв у капищ принадлежавшие им земли, поставил жрецов в зависимость от правительства, от которого они получили содержание, но Феодосии объявил, что так как христианство — господствующая вера в империи, то он не считает себя вправе употреблять и малейшей части государственных доходов на поддержание язычества; и жрецы были лишены содержания. Так совершился великий шаг к искоренению язычества. Христианская вера держалась и распространялась вопреки всем человеческим усилиям, среди опасности, гонений, нищеты, потому что была от Бога и крепка внутренней силой истины. Но язычество быстро пало как учреждение, как только его последователям пришлось, в свою очередь, стать в ряды гонимых и лишиться выгод и власти. Жрецы рассеялись, капища опустели. Остались язычниками те, которые искренно верили богам (а таких было немного), и те, которые продолжали тайно извлекать выгоды из суеверия. Запрещенные обряды язычества, однако, еще долго совершались в разных частях Италии, Галлии и в других областях, медленно и постепенно искоренялись распространением иночества. Даже в Риме не решались в одночасье запретить разные празднества, связанные с язычеством. Это вызвало бы слишком сильное негодование в народе; на эти празднества отпускались деньги от правительства. Постепенно забывалось их первоначальное значение, и они слились с христианскими празднествами, внося, впрочем, в них и прежнюю суетность, и разные суеверия, которые нелегко искореняются из общественного сознания.
Действительно, легче всего было объявить указом, что христианская вера — господствующая в империи, легко было делать распоряжения против язычества и запретить языческие обряды; но куда труднее было искоренять язычество из сердца. Покровительство христианской вере приводило к тому, что многие притворялись христианами, не возродившись к новой жизни; многие, исповедуя Христа, в душе оставались язычниками. Христианское общество уже давно не являло прежних добродетелей, как это было в те времена, когда исповедание христианской веры являлось достаточным свидетельством искренности исповедовавшего, потому что навлекало на него жестокое гонение. Но признание христианского закона приводило к общему улучшению нравов, к усовершенствованию гражданского законодательства, к возвышению нравственного просвещения. Человечество должно было стремиться к осуществлению в жизни того нравственного закона, который оно признавало за истинный.
После краткого пребывания в Риме Феодосии отправился в Милан. Он некоторое время не решался приступать к Святым Тайнам из-за крови, пролитой в битве, хотя и в правом деле: таким искренним было в нем благоговейное отношение к Святым Таинствам Церкви. Тут он призвал к себе двух своих сыновей, Аркадия и Гонория, которых хотел благословить перед смертью, потому что чувствовал, что ему недолго оставалось жить. Действительно, по предречению пустынника Иоанна, в 395 году последний великий римский император скончался на руках Амвросия, разделив царство между юными сыновьями.
В Феодосии I, прозванном Великим, мы видим всю силу христианской веры.[187] При полной самодержавной власти что могло бы обуздать порывы его гнева и вспыльчивости, если бы он не признавал внутреннего нравственного закона и не покорялся бы силе христианской веры? Но мы видели, как она сдержала порыв его справедливого гнева против Антиохии и внушала ему милосердие и великодушие. В другом случае он в гневе совершает страшное преступление, но вскоре проявляет раскаяние и с полным смирением покоряется закону Церкви. В обычной жизни Феодосии был воздержан и целомудрен, не любил роскошь, но его щедрость к бедным изумляла современников, легко прощал он и личные обиды. Царь старался дать своим сыновьям христианское воспитание и выбрал им в наставники человека, известного ученостью и святой жизнью, Арсения. К сожалению, успехи юных князей не соответствовали ни желаниям отца, ни стараниям достойного наставника.[188]