Полночь и магнолии
Шрифт:
Стараясь подавить нервную дрожь, Пичи слегка наклонила голову, расправила плечи и пошла по комнате. Ее руки грациозно лежали поверх ее многочисленных шелковых юбок. Чувство гордости стало переполнять Пичи, когда она услышала возгласы одобрения со стороны Вири-дис.
Сенека наблюдал за ней. Ей понадобилось всего лишь пять минут, чтобы пересечь большую комнату взад и вперед. Когда она подошла к нему. то сделала реверанс, немного наклонила голову и застыла. Ох, как ему захотелось без всяких формальностей
— Поднимись, — сказал он ей.
Она распрямилась и взглянула на него. Она уже было начала беспокоиться. Она не могла понять, что ею было сделано не так.
— Ты злишься…
— Пичи! — прошептала Виридис. Пичи опустила глаза, понимая, что допустила ошибку.
— Я… Я хотела сказать. Я чем-то была Вам неприятной, Сенека? — спросила она и еще ниже опустила голову, ожидая ответа.
Ее голос был такой нежный, и она говорила так правильно, что он ушам своим не поверил..
— Я желаю, чтобы ты говорила дальше, — приказал Сенека.
— Конечно же, — согласилась она. — Что бы Вы хотели от меня услышать? — спросила она. Ее лицо было непроницаемо.
Он повернулся к Виридис за разъяснением.
— Извините нас, пожалуйста, — сказала Виридис. — Сенека, я рассказывала о том, как надо вести королевский прием, как себя вести в присутствии тебя и короля вместе. Видишь, у нее разительные успехи, но еще осталось кое-что, что я хотела бы ей рассказать и показать.
— Это подождет, — сказал Сенека. — Вы сейчас свободны.
Виридис, надув губы, направилась к выходу.
Он дождался того момента, когда закрылась дверь с той стороны, повернулся к Пичи и, нахмурив брови, приказал:
— Теперь ступай вперед!
— Идти вперед, Сенека?
— Да, ступай! Я жду! — приказал он. Она слышала раздражение в его голосе, но не придала этому значения. Она пошла вперед.
— Что ты делаешь? — спросил он.
— Я скольжу, Сенека! — ответила она.
— Ты идешь как будто бы по тонкому прозрачному полу, и если ты вдруг надломишь его, то провалишься. ..
Пичи сочла это сравнение как комплимент. Грациозными движениями рук она подняла свои юбки, стараясь не поднимать их высоко. Сенека взглянул на ее лодыжки. От увиденного он еще крепче сжал зубы. Ее лодыжки были связаны бархатной веревкой, и это не позволяло ей делать нормальные шаги. А еще на каждой лодыжке было привязано нечто странное.
— Что это такое? — спросил гневно Сенека, указывая на лодыжки.
Пичи все еще не могла понять, почему он так разгневался. Она сначала хотела переспросить его, но затем вспомнила из правил этикета, что она не имеет права задавать мужу вопросы о его настроении.
— Это мешочки с песком, — ответила она.
— Мешочки с песком? — переспросил он.
— Да, атласные мешочки, заполненные песком, Сенека, и они очень тяжелые… Их вес дает мне помнить… Тьфу… Эти мешочки не дают мне возможности поднимать ноги высоко во время ходьбы. Вот почему я скольжу. Ты что, считаешь это абсурдом?
В ее голосе он услышал надежду. Но ему не нравилось, как она ходила. Она шла как машина вместо того, чтобы идти плавно, как это делают девушки.
— Сенека! — сказала она.
Он взял ее руку. Ее пальцы были холодны, но ногти были хорошо ухожены. Каждый ноготок был аккуратно подстрижен и обработан.
— Ты выглядишь плохо, — сказал он ей.
Она не понимала и не могла понять его настроения.
— Я себя прекрасно чувствую, — ответила она и опустила глаза.
— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, — приказал он.
Ей хотелось на минуту закрыть глаза, чтобы не выдать набежавших слез. Все! Она провалила свое первое испытание. Она поняла это по его голосу, по его манере говорить.
— Сенека… — произнесла она.
— Бога ради! Скажи, что с тобой случилось? Ты выглядишь так, как будто бы у тебя сейчас начнется истерика! — воскликнул он.
Но она твердила только одно:
— Со мной все хорошо!
Он отпустил ее холодную руку и отошел в сторону.
— Значит, говоришь, все хорошо? — спросил он вновь.
— Очень хорошо, — ответила она в свою очередь.
— Мы не виделись целых три недели и все, что ты можешь мне сказать — это то, что тебе очень хорошо?
— Как Вы провели это время?
Он не ответил. По правде сказать, ему было плохо без нее. А Пичи, тем не менее, было очень хорошо. Ему было интересно знать, почему она так бесчувственно беседует с ним. Он понял только одно, что она преуспела в искусстве сдерживания своих эмоций.
— Да, а еще погода очень хорошая, — продолжала Пичи.
— Очень хорошая, чтобы ехать на прогулку в открытом королевском экипаже, — подхватил Сенека.
Она потупила взор.
— Ты брала вчера на прогулку королевский экипаж. А имперский тебя что, не устраивает больше?
Теперь она все поняла и вздохнула с облегчением.
— Имперский экипаж предназначен для торжественных выездов, таких как коронация, свадебный кортеж, королевский день рождения и для особых дней. Его нельзя брать для простой прогулки.
— Но тебе ж он ведь раньше нравился! Ты попросила для себя золотой экипаж. Я отдал распоряжение позолотить его. Я ездил далеко, чтобы достать атлас для отделки сидений… И все это для тебя…
Она ничего не ответила. Она не должна была возражать своему мужу. Ее молчание еще больше разозлило его.