Полночь и магнолии
Шрифт:
Сенека повернулся и увидел мистера Уэйнрайта. Его большая белая собака Мортон послушно сидела у его ног.
— Добрый день, сэр, — ответили молодожены. — Что привело вас к Джонаху? — спросил мистер Уэйнрайт.
— К Джонаху? — переспросил Сенека.
— Да, к Джонаху Миду, — сказал мистер Уэйнрайт. — Он плотник.
Сенека взял Пичи за руку и сказал:
— Мы приехали заказать гроб…
— Гроб? — переспросил мистер Уэйнрайт. — а кто умер?
Сенека сжал Пичи в объятиях и ответил:
— Моя жена.
У мистера Уэйнрайта расширились глаза.
— Ваша жена? — переспросил он.
— Ну, — пояснил Сенека, — как вы видите, она еще не умерла, но у нее дергались глаза, и это заставило нас безотлагательно заказать ей гроб, не мешкая ни минуты.
Мистер Уэйнрайт отошел в сторону.
— Дергать… Дергающиеся глаза? Я… Да, я вижу. Ох… до свидания, — сказал он и быстро ушел, рассуждая, что он обязательно проследит за этой странной супружеской парой.
Сенека никогда не ел цыплят, зажаренных в соусе, и клецок. Он никогда не ел кукурузных палочек и поросячьих щек, а также не пробовал пирога с зелеными помидорами. Ничего вкуснее в своей жизни Сенека еще не ел!
Пичи, уже поужинавшая, сидела у огня камина с ножом и поленом в руке. Белка расположилась у ее ног. Пичи взглянула на Сенеку: он уминал уже третий кусок пирога.
— Прекрати так есть! — сказала ему Пичи. — Растолстеешь так, что не вылезешь из этой комнаты.
Он не обратил на ее замечание внимания. Расправившись, наконец, с пирогом, Сенека похлопал себя по животу и подошел к огню.
— Что ты делаешь? — спросил он у Пита. Она подала ему свое творение.
— Это для тебя. Я сделала это сегодня, когда ты додметал полы, — сказала Пичи.
У Сенеки рот раскрылся от изумления, когда он увидел, что это было.
— Рогатка! — прошептал он.
Пичи улыбнулась.
— Как видишь. У тебя ведь была когда-то рогатка?
— Да, — ответил Сенека, рассматривая рогатку. — Была, но не настоящая, не такая, как эта.
— Хочешь ее испробовать? — спросила она и дала ему в руки мешочек с камушками.
— Сейчас слишком темно, чтобы по-настоящему прицелиться, но ты можешь пострелять ради удовольствия. Можно пойти к ручью и пострелять там много камней. Там я нашла и эти, — сказала она.
Они пошли к ручью, который протекал в дубовом лесу. Лунная дорожка бежала по воде и сверкала так ярко, будто бы вся была усеяна бриллиантами. У Сенеки не было проблем в поисках камешков, так как луна прекрасно освещала окрестности. Он собирал и стрелял, стрелял и собирал камешки, пока щекой не наткнулся на нечто непонятное. Он остановился. Перед его лицом болталась веревка. Взглянув вверх, он увидел, что веревка была привязана высоко-высоко на верху дуба. Он бросил все свои камешки и повернулся к Пичи. Она стояла в потоке лунного света у ручья, окуная свои босые ноги в холодную воду.
— Ты когда-нибудь раскачивался на веревке с дерева, Сенекерс?
Сенека поначалу даже не мог и слова произнести.
— Рогатка… Веревка на дереве… Откуда ты про все знаешь? — спросил он у нее.
А Пичи тем временем подняла подол юбки в вошла в ручей.
— Лучше не спрашивай ни о чем. Ты мечтал о рогатке? Ты хотел поболтаться на веревке среди деревьев? Так получи их! — воскликнула Пичи.
Он почувствовал, что ему нужно нечто большее, чем рогатка и веревка. Он рванулся к Пичи, сжал ее в своих объятиях и произнес:
— Я люблю тебя, Пичи! Я люблю тебя больше своей жизни. Ты задела что-то важное во мне, только что и где, мне не угадать!
Она обняла его руками за шею и прошептала:
— Докажи мне! Докажи прямо сейчас, что ты меня любишь и как меня любишь!
Он поднял ее на руки, вынес из ручья и опустил на мягкую листву под дубом. И мгновенья не прошло, как они оказались обнаженными… Они обнаженные… а вокруг лунный свет и больше ничего. Пичи гладила Сенеку руками по спине, ягодицам, восхищаясь его сильными, упругими мускулами.
— Полагаю, что ты еще ни разу в своей жизни не был раздетым на улице, а, Сенека? — спросила она его. — Тебе неплохо? Ночной ветерок обдувает тебя с головы до ног, а особенно в тех местах, куда в одежде никогда не может задуть, — поддразнивала она его. — Не жизнь, а рай быть раздетым на улице!
Он прижал ее ближе к себе.
— Встретив тебя, Пичи, я уже переделал столько всего, что за всю предыдущую жизнь и думать не мог, — сказал он и поцеловал ее в кончик носа.
Вдруг Пичи почувствовала, как растет и увеличивается его плоть и скользит ей по животу.
— Сенека? — удивленно спросила она.
— Чего бы ты хотела? — лукаво спросил он. Молча и ничего не отвечая, она опрокинула его на спину.
— Я хочу быть сверху. Мы никогда еще так не делали. И я думаю, что мне это должно понравиться, — сообщила Пичи.
Сенека не мог удержаться, чтобы не поддразнить ее.
— Пичи, я очень сожалею, но твое предложение невыполнимо.
— Почему?
Сенека чуть было не рассмеялся, но сохранил строгое выражение лица.
— Потому что он к этому не может приспособиться.
Пичи всплеснула руками.
— Неужели не может? — удивилась она таким образом, что Сенека больше уже не мог удержаться от смеха и расхохотался.
Только тогда Пичи поняла, что он дразнил ее и преуспел в этом. Но она была хитрее его.
— О, Боже! — завопила она. — Сенека! Змея! Он моментально вскочил на ноги. А Пичи пристально поглядела на то место, где он только что был.
— О, как мне стыдно. Это была просто ветка, я разглядела. Но она была похожа на змею. Надеюсь, что я тебя не напугала?