Полночь в Часовом тупике
Шрифт:
Джина долго, внимательно смотрела на Пинхаса, давая волю воспоминаниям, желая пресытиться ими, чтобы спокойно потом воспринимать его как старого приятеля, которого давно не видела. Она вздрогнула и побледнела, увидев знакомый силуэт на тротуаре. Судорожно сглотнула, едва удержалась на ногах — закружилась голова. Он неподвижно стоял возле Виктора, а тот, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. В свете газовых горелок его лицо казалось осунувшимся, волосы поседели, вид у него был усталый, но он держался так же прямо, как прежде.
— Здравствуй, Джина, — проговорил он. — Я вот вчера приехал.
— А
— Я хотел, чтобы она подготовила тебя.
— Ну, ты смел, как всегда. А сколько лет твоему ребенку?
— Три года… Я долго колебался, прежде чем рассказать тебе, нужно было, конечно, как-то обсудить с тобой, чтобы ты мне дала добро.
Джина натянуто рассмеялась.
— Добро на то, чтобы он появился на свет? Наконец родился детеныш мужского пола, ты наконец счастлив?
— Не будь такой жестокой, Джина, я не это хотел сказать… Я узнал, что ты сожительствуешь с мсье Мори.
— Ну, мы не просто сожительствуем.
— И давно это?
— Слушай. Ты нас бросил семнадцать лет назад, меня и девочек. И тебе вовсе не обязательно все знать о моей жизни, я-то уж точно не в курсе многих эпизодов из твоей. Я не против того, чтобы развестись, это совершенно не трудно сделать, Таша уже занялась формальностями. А где ты остановился?
— Он останется у нас, — вмешался Виктор. — Извозчик ждет, залезайте в фиакр.
Кэндзи приник лицом к окну. В душе его бушевала буря. Вернулся Пинхас. Хотелось завыть в голос. Что с ним будет, если Джина его бросит? Он не понимал, на каком он свете. Какой же он был дурак, когда считал, что эта идиллия продлится во веки вечные! Тут его злость обратилась на Виктора. Ну какой лицемер! Они отправились ужинать на улицу Фонтен. Пинхас будет восторгаться своей внучкой. Что он ей, интересно, подарит, чтобы завоевать ее сердце? Куклу? Игрушки, привезенные из Нью-Йорка?
«А я? Кто я для этой девочки? Приемный отец Виктора, то есть никто!»
Он поднял крышку пианино. Это был каприз Джины, она хотела учить внучку музыке. Он умел играть только одним пальцем. Принялся наугад нажимать на черные клавиши. Музыкальные реминисценции возникали в голове, простая, монотонная мелодия, странный запев далекой страны… Он унесся мыслями в места, запрятанные в укромных уголках его памяти. Как же он был молод! Лет двадцать, ну, может быть, двадцать один. Он вспомнил, как работал переводчиком в экспедиции, которую возглавлял английский ботаник Джон Кавендиш. Вспомнил китайское кладбище, утопающее в роскошной зелени, на одном из островов Тихого океана, туземный праздник в местной деревушке и появление прекрасной яванки, которая соблазнила его. О, Пати, ее пышная шевелюра, украшенная цветами, ее смех, родинка на ее коже, журчание реки у подножия вулкана Лаву-Кукусан… Когда прощался с Пати, он обещал ей вернуться, заранее зная, что не сдержит свое слово.
Кэндзи отодвинулся от инструмента. Его ярость прошла, развеялась в воздухе.
Виктор проснулся на заре и не мог больше заснуть. Пинхас лег в ателье, и, опасаясь с ним встретиться, он не решался пройти через двор, чтобы попасть в лабораторию. Мысли вихрем проносились в его голове, прогоняя сон. Он встал и пошел на кухню, где успел закрыться до того, как прибежит Кошка и затянет свою утреннюю песнь голода. Как же добраться до этого отчета об аварии омнибуса, которая произошла четыре
Глава четырнадцатая
Рауль Перо снял крышки со своих коробок безо всякого энтузиазма. Набухшее дождем небо нависало над набережной Вольтера. Он был первым открытым букинистом и, может быть, сегодня рисковал остаться в единственном числе. Он выложил в ряд содержимое зеленого мешка, который тащил с улицы Невер, где делил со своей черепахой Камиллой комнатку в мансарде и кое-какую утлую мебелишку. Накануне он купил трактаты по философии: труды Эразма, Спинозы и Декарта. Рауль Перо сделал вид, что погружен в чтение «Проповедей» Боссюэ, чтобы прошествовал мимо исландец в монокле и бесформенной шляпе, который целыми днями напролет ходил по улицам и просил подписать петицию о независимости его страны.
Помимо клиентов, которых не было в поле зрения, Рауль Перо надеялся повидать некую барышню с зелеными глазами. Она прогуливалась с белой кошечкой на плече и иногда останавливалась возле его лотка, чтобы поговорить с ним о его коллекции кофейников. Он хорошо изучил эту тему и теперь блистал знаниями, демонстрируя кофеварку, изобретенную в 1802 году Франсуа-Антуаном Декруазилем, и кофейник из фарфора, созданный химиком Антуаном Каде-де-Во.
— О! Лишь бы это сочеталось с интерьером! — каждый раз восклицала она.
Пока он размышлял, как бы ее охмурить, омнибус Клиши — Одеон, который тянули три флегматичные серые в яблоках клячи, на углу улицы Бак изрыгнул пассажира. Рауль узнал Виктора Легри лишь тогда, когда тот перешел улицу.
— Какой приятный сюрприз! Не представляете, какой скучный денек нынче выдался, — приветствовал его Рауль Перо.
— Сейчас мне нужен не букинист и не поэт, который публикует свои стихи под псевдонимом Изис, а бывший комиссар XIV округа, — объявил Виктор, у которого сразу потеплело на сердце, едва он заметил нескладную, небрежно одетую фигуру со здоровенными ступнями и усами а-ля Верцингеторикс [54] . С этим человеком он дружил уже девять лет.
54
Верцингеторикс (82 до н. э. — 46 до н. э.) — вождь, возглавивший восстание галльских племен против Цезаря.
— Вы не упомянули мои предыдущие места работы: VI округ, а потом Ла Шапель. Но все это было давно, я отказался от общения с нарушителями общественного спокойствия.
— Вы тем не менее окажете мне огромную услугу, если в течение нескольких часов вновь свяжетесь с этой профессией.
Он рассказал ему про расследование, в которое они с Жозефом впутались по собственной воле, и объяснил, что ему надо от Рауля Перо. Тот читал в газетах об этой истории, и его, как и многих, заинтриговали предметы, разложенные вокруг трупов. Но когда он узнал, что его друг занимается этими преступлениями, он скорчил гримасу.