Полночь

Левонесова Ксения

– А меня нарисовать сможете? – спросил пацан. Тот самый, который урвал себе рюкзак. Блондин с чуть наглым видом. Всего лет двенадцать, а уже умеет ухмыляться, как взрослый. С вызовом, дерзко.

– Конечно! – согласилась я. Тут же взяла бумагу и карандашом накидала линий по принципу «палка, палка, огуречик – получился человечек». Только за плечами дорисовала рюкзак. – Ну, как тебе, похож?

Парень обиженно взял бумагу.

– Эх вы, а говорили, умеете рисовать!

Дети засмеялись и тут же начали изображать друг друга. Кто-то старался и выводил каждую

линию, кто-то рисовал бестолково, как и я. Они смеялись и тыкали друг в друга пальцами.

– Это ты! Лохматая!

– А это ты, ушастый!

Какой непродуктивный урок! Зато веселый. Они смеются, как настоящие дети. Почему-то мне всегда казалось, что сироты – угрюмые, серьезные. Марк, например, был именно таким. Хотя у него скорее просто такой характер.

Алина хлопнула в ладоши, привлекая внимание.

– Что за балаган? Не обзывайтесь. Недостатки каждый нарисовать сможет, а слабо нарисовать друг друга красивыми, а?

На меня в детстве такое не сработало бы. Но у Алины здесь, кажется, есть авторитет. Дети присмирели и начали вглядываться друг в друга, рассматривая юные лица, будто впервые друг друга видят. Они старательно искали друг в друге плюсы, которые раньше не замечали.

Кто-то подходил ко мне, чтобы посоветоваться и попросить помощи. Некоторые подходили и спрашивали какую-то ерунду, лишь бы поговорить. Я почувствовала себя новой игрушкой – меня просто стараются изучить. Кто-то стеснялся и шел к уже знакомой Алине. Ее здесь любят. Здорово.

Со скуки я и сама начала рисовать. Краски не люблю – предпочитаю работать карандашами. Четкие штрихи, никакой размытости.

Какое же странное чувство: еще ночью я танцевала перед людьми, которые даже не старались скрыть свои худшие стороны. А сейчас сижу в окружении детей, у которых «худших сторон» пока нет.

Полчаса спустя передо мной лежало изображение «Полночи». Двухэтажное здание, луна над входом, тонированные стекла. Рядом – дорогие машины, «лексусы» и «бмв». Хоть и набросок, но получилось красиво.

Увидев, что ко мне идет мальчишка, стыривший рюкзак, я попыталась спрятать рисунок. Кажется, паренек все равно заметил.

– Помочь? – спросила я.

– Кира, я нарисовал вас, – он протянул бумагу.

Это не было похоже на детский рисунок. Скорее на эскиз, какие художники делают перед тем, как начать рисовать: набросок простым карандашом, сотни быстрых штрихов складываются в фигуру задумчивой девушки. Она скрючилась на полу, скрестив ноги и склонившись над бумагой. Короткие волосы спадают на лицо. Это точно я.

– Вау. Это круче, чем я тебя нарисовала, – призналась я. Пацан улыбнулся.

– Я вам дарю.

– Спасибо, – я неуверенно взяла листок.

– Можно взамен я возьму то, что вы нарисовали?

Черт! Это нормально – дарить ребенку изображение стриптиз-клуба? С другой стороны, я не написала название и адрес. Может быть, он никогда и не узнает, что это за здание: «Полночь» и «Надежда» находятся в разных частях города.

– Конечно. Держи.

Передавая рисунок, я заметила, что наши с ним работы похожи. Такой же простой карандаш, такой же небрежный набросок.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Илья Холод.

– Холод? Это фамилия?

– Да. От родителей досталась, – Илья смутился. Я, не задумываясь, потрепала его по волосам.

– Спасибо, Холод.

Потихоньку ребята перестали рисовать и уже ходили, рассматривая творения друг друга. Илья никуда не ходил и сам смотрел на рисунок «Полночи». Надеюсь, воспитатели не в курсе, что это такое.

– Кира, пора собираться. У них свободное время заканчивается.

– Хорошо.

Я встала с пола. Дети увидели, что мы засобирались, и девчонки вновь подбежали обниматься. Я начала собирать канцелярию, разбросанную по полу – лишь бы на мне не висли малявки. Я к детям нормально отношусь, просто пусть держаться от меня на расстоянии вытянутой руки. Я здесь не за этим.

– Тетя Аля, когда ты в следующий раз?

– Не знаю, малышка. Пока не могу сказать.

– А вы, Кира, еще придете? – дети бросились ко мне. Хорошо хоть не обнимали. Наверное, почувствовали, что я этого не люблю, а может, и сами не доверяли незнакомке.

– Я буду в следующий понедельник, – ответила я.

Потом, когда мы уже вышли из детского дома, Алина сказала мне:

– В следующий раз ничего не обещай им. Бывает, у людей не получается сдержать обещание. Дети все запоминают и воспринимают это как маленькое предательство: слишком часто их обманывали взрослые.

– Я приду, – твердо ответила Алине.

Когда я вернулась домой, там вновь никого не было. Куда Сашка пропадает каждый день?

Глава 8

Я уже почти привыкла к тому, что в моей жизни есть стрип-клуб. Теперь вот появился еще и детский дом. Хоть я и обещала заглянуть к ним в понедельник, но все же смогла найти время и в среду, и в пятницу. Это походило на процедуру очищения: после ночной работы я каждый раз чувствую себя грязной, низкой. Теперь вот еще и в приваты начала ходить. Я уже поняла: первый раз – самый страшный. Как на лестнице: в кромешной темноте не знаешь, есть ли внизу ступенька или уже начинается бездна? Неуверенно шагаешь, нащупываешь твердую поверхность. И вот уже возвращаться на эту ступень не так страшно.

Сколько всего в клубе я делала впервые! Впервые танцевала на пилоне, впервые раздевалась, впервые наблюдала, как мужчины ведут себя в привате. Не все из них оказались такими мерзкими, как тот… Николай. Из четырех человек, с которыми я ходила на второй этаж, ни один не попытался стянуть с себя штаны или даже трогать меня. Впрочем, я специально выбирала гостей поспокойнее. Пусть самовлюбленных придурков себе забирает Алиса – ей это даже нравится.

Приходя в детский дом, я научилась забывать все, что происходит ночью. Наверное, это эгоистично: использовать детей, чтобы «очиститься» таким образом. Ну и пусть, зато я чувствую, что делаю доброе дело – и сразу будто поднимаюсь на ступень выше. Небольшой противовес моему стремительному падению.

Конец ознакомительного фрагмента.