Полночный воин (Хранительница сокровищ)
Шрифт:
Бринн понимала: ее дружба нужна Эдвине, чтобы хоть как-то, пусть даже втайне, противостоять мужу, но она не могла заставить себя произнести слова, которых та так жаждала от нее. Бринн намеренно старалась отдалиться от миледи, не допуская ее в свой мир. Дружба с ней сделает из нее пленницу замка Редферн.
— Я прошу слишком многого, — едва слышно прошептала Эдвина. — С какой стати тебе дружить со мной? Я ведь для тебя просто обуза.
Горячая волна жалости захлестнула Бринн.
— Глупости. Мы… друзья… Эдвина. Теперь ты уснешь? — Она наклонилась и ласково погладила Эдвину по голове. — Ты правда очень испугалась?
— Сначала нет. Я даже обрадовалась, увидев воина. Всадник оказался на вершине холма, близилась полночь…
— Откуда тебе известно?
— Я просто… поняла, который час. Я видела волшебную звезду у него за спиной.
— Комету.
— Его латы сверкали в свете кометы. Я не смогла разглядеть его лицо, но знала, что он не причинит мне зла. Я ошибалась. Я увидела Редферн в огне.
Бринн с облегчением вздохнула. Эдвина не бредила. Она говорила вслух об опасности. О ней в замке шептались по всем углам.
— Это все россказни о Вильгельме Нормандском. Неудивительно, что ты так испугана.
— Дело не в этом нормандском рыцаре. Он… Это был не он, — пыталась объяснить Эдвина.
— Нет, он.
Бринн поплотнее укутала Эдвину в одеяло.
— Вчера вечером я случайно слышала, как лорд Ричард в обеденном зале говорил о возможности нападения нормандского барона.
— Я помню. Он был очень зол. Кричал, что у него есть дела поважнее, чем идти в бой за королем Гарольдом. — Эдвина тяжело вздохнула. — Так ты считаешь, что это только видение?
— Просто сон.
— Но я видела даже отблески красного пламени на его волосах от зарева у него за спиной.
— Все равно, это был только яркий сон. Полночный воин явился к тебе спящей.
— Слава Богу! — Эдвина замолчала.
Бринн показалось, что она задремала.
— Мне так одиноко. Ты не полежишь со мной?
Бринн прилегла на кровать, прижав к себе хрупкое тело Эдвины. Потеряв последнего ребенка, она так похудела! Лихорадка при родильной горячке отняла у нее последние сила, и Бринн казалось, что миледи не переживет новые роды.
— Хорошо. Так мне спокойнее, — прошептала Эдвина. — Так же ты обнимала меня той ночью, когда я едва не умерла. Я уже одной ногой стояла там… а ты вытащила меня с того света.
Бринн тяжело вздохнула: и Эдвина не верит в ее знахарство.
— Тебе помог мой травяной отвар.
— Не думаю. Тут было что-то свыше.
— Значит, это был сам Господь, — быстро согласилась Бринн. — Я только знахарка, а не колдунья.
— Ты обиделась на меня? — забеспокоилась Эдвина. — Я никогда не обвиняла тебя в этом. Я только…
— Ш-ш. Ничего страшного. Спи.
— А ты не уйдешь, когда я засну?
— Я буду рядом.
Ловушка захлопнулась. Она необходима Эдвине и не может оставить ее без своей помощи. Как малое дитя, миледи молит о дружбе, нуждается в ней. И наверняка Эдвина без нее не выживет. Тоска и глубокое отчаяние овладели Бринн. Выхода не было. Она могла сбежать от Делмаса, но забота об Эдвине стальными цепями приковывала ее к Редферну. Гвинтал, мечта ее жизни, стал недосягаем.
— Звезда… — пробормотала во сне Эдвина. — Ты ошибаешься, Бринн. Я знаю, он идет…
— Это мне знак от Господа.
Вильгельм Нормандский простер руки к светящейся комете — ее сияние завораживало, притягивало и волновало его, вселяя веру в собственное могущество и бессмертную славу.
— Кто посмеет оспорить мое право на английский трон? — Вильгельм обратил к Гейджу Дюмонту задубелое от северных ветров лицо воина. Оно дышало отвагой и дерзостью.
— В самом деле, кто? — с напускным безразличием повторил Гейдж Дюмонт. — Гарольд II Английский, должно быть, тоже уверяет своих баронов, что комета — символ его законного права и Бог на его стороне.
Улыбка медленно сползла с лица Вильгельма, глаза потемнели от сдерживаемого гнева.
— Ты еще смеешь мне говорить, что я кощунствую, доказывая именем Господа свои права?
— Что вы, ваша милость, я просто жалкий торговец. Смею ли я осуждать вас за подобное богохульство?
«Дерзкий плебей, бастард, а еще туда же. Для потехи своей и из-за вздорности нрава готов и самого Папу Римского подергать за бороду», — раздраженно подумал Вильгельм. Он было собрался резко осадить безродного за наглость, но сдержался.
— «Жалкий торговец», — передразнил он Гейджа. — Ходят слухи, у тебя неслыханные богатства. Правда, что у тебя великолепный дворец в Византии?
— Молва часто попирает истину и топит ее, — туманно отозвался Дюмонт.
— А твой замок в Бельриве — это тоже слухи? Кто бывал в нем, потрясен сокровищами с Востока. — Вильгельм уже не скрывал неприязни к этому выскочке.
— Я веду торговлю. Как известно вашей милости, я часто езжу в Византию за товаром. Кто откажет мне в праве понежиться всласть? Вы? — Он вопросительно поднял бровь. — Похоже, вы посылали за мной не для разговора о моих игрушках?
Вильгельм оборвал его нетерпеливым взмахом руки. Богатства Дюмонта его мало волновали.
— Кроме того, я слышал, в Бельриве у тебя лучшие в Нормандии солдаты и стрелки из лука.
Гейдж Дюмонт нахмурился. Суровая складка прорезала высокий лоб, черные брови сошлись на переносице.
— Ваши рыцари посчитали, что презренный торговец — легкая добыча. Пришлось проучить их. — Говорил он тихо, но голос вибрировал от ярости.
— Я знаю, что мои воины иногда ведут себя… немного шумно.