Полночный воин (Хранительница сокровищ)
Шрифт:
— Наверняка она уже ушла. Дамы не любят ждать.
— Эта останется… Из любопытства. Она хочет проверить, правда ли, как говорят, что сарацин прекрасен телом так же, как и душой. — На мгновение остановившись у порога, он сообщил: — Ее имя леди Женевьева. Ты не против? Она ведь была твоей дамой.
Гейдж пожал плечами и равнодушно заметил:
— Не стоит и спрашивать. Мы и прежде делили женщин. Ты прав, она из любопытства никуда не уйдет. Дама обворожительна и…
Ему с Маликом приходилось много раз обладать знатными дамами, здесь и в Византии, которые скуки ради искали тайных развлечений. Женевьева оказалась забавнее других, но Гейдж не обольщался на ее счет: как и она к нему, так и он не чувствовал к ней привязанности.
— …очень изобретательна. Ты получишь удовольствие.
— Если тебе нужна женщина, то она намекнула, что не прочь, если мы оба окажемся с ней в постели.
— В другой раз.
Малик в нерешительности потоптался, вглядываясь в лицо Гейджа.
— Тебя мучают сомнения? Хочешь поговорить? Я останусь.
— И заставишь ее опять ждать?
— Ей придется ждать меня вечно, если я нужен тебе. Награда за дружбу дороже телесных утех.
— Но получаешь ее не сразу. — Он нежно улыбнулся Малику. — Иди. Увидимся утром.
Малик кивнул и вышел из зала.
Гейдж обратил взгляд к комете, и сердце бешено заколотилось от нахлынувших вожделенных мечтаний.
Англия. В памяти ожили рассказы о ней короля Хардраады в полумраке его замка, о лакомстве со сладким названием «Англия». Его отцу всегда хотелось заполучить эти земли. Гейджу, его незаконнорожденному сыну, бастарду, еще предстоит поквитаться с Норвегией и Хардраадой, когда он вступит в союз с Вильгельмом. И он пойдет до конца, он заставит отца признать его.
Впрочем, вряд ли это удастся. И все-таки долгое время в нем теплилась надежда, но со временем и она истаяла. Что ж, придется понять простую истину и смириться. Во время последнего похода Хардраада с грубой прямотой отрекся от сына.
Раз у него нет отца, то ни о какой преданности не может быть и речи.
Англия открывала для него безграничные возможности. В честолюбивых мечтах Гейдж заносился высоко, и презираемая им знать ловила каждый его жест, наперебой пытаясь услужить. Он мечтал о власти, славе и трепете подданных, о чем Гейдж не мог даже подумать в Нормандии и в Норвегии.
Яростное свечение кометы звало к сражению, вселяло уверенность в победу.
Хотя Гейдж и не верил в приметы, но ему, как будущему барону, а может, и наследнику Хардраады, не обойтись без надежной защиты. Почему бы не призвать в союзники этого сверкающего посланца небес, наводящего ужас на всех и вся, вселяя предчувствие грядущей беды? Безрассудная смелость новоявленного купца-рыцаря, выступающего под знаменем кометы, заставит трепетать Вильгельма, короля Гарольда Английского, Хардрааду и даже самого Папу Римского.
2
Багровый закат охватил запад небосклона, окрасив его в алый цвет, но он не смог по краскам соперничать с кровью Малика, что зловеще залила его длинные одежды.
— Я сделал все, что в моих силах. — Отец Бернар покачал головой. — Бесполезно. Я остановил кровь, но рана слишком глубокая. Он умрет. Мне надо идти к другим покалеченным.
— Ни с места! — остановил его Гейдж. — Он ведь еще жив, помоги ему.
Отец Бернар обвел взглядом поле битвы и перекрестился. Убитые, раненые, искалеченные и горы трупов. С трудом верилось в благословение Папы на столь кровавую резню. Войско саксов было полностью разбито, но и армия Вильгельма понесла ощутимые потери. Раненые верили, что священники могут сотворить чудо, надеялись, что они вопреки всему вытащат из лап смерти тех, кого уже невозможно спасти.
— Я должен идти к тем, кому я нужен. — Отец Бернар поднялся с колен. — Этот человек мертв.
— Он дышит, и я не теряю надежды, что его можно спасти.
— Я и так потратил слишком много времени на этого сарацина, а меня ждут правоверные христиане.
Гейдж Дюмонт, встав перед отцом Бернаром во весь рост, заступил ему дорогу.
— Потратил? Этот язычник лучше всех христиан, которых я знаю.
— Не богохульствуй! Да простит Господь такие… — Отец Бернар отступил, встретившись взглядом с горящими ярко-голубыми глазами Дюмонта. На его перекошенном от гнева лице появилось неистовое, дьявольское выражение. Рука отца Бернара потянулась к груди сотворить крестное знамение, но замерла в воздухе. Хотя Гейдж Дюмонт и сражался сегодня с невиданной храбростью, словно легендарный герой-исполин, но все равно он оставался лишь простым смертным, а не исчадием ада.
— Грешно так говорить, — только и нашелся сказать отец Бернар.
— Грех оставлять человека умирать, когда он может выжить. — Гейдж выхватил из ножен меч и наставил его на священника. — Ты не отойдешь от него ни на шаг. Спаси его!
— Что ты хочешь от меня? Даже под угрозой смерти я буду повторять тебе снова и снова, что не сумею вылечить этого сарацина. Он безнадежен.
— Я знаю, кто может вылечить его.
Гейдж взглянул на небольшую группу пленных, стоявших неподалеку под охраной стражников.
— Кто сказал?
— Я, лорд Ричард Редфернский. — Высокий белокурый мужчина не спеша выступил вперед, но тут же был остановлен стражником. Он продолжал говорить через плечо солдата: — Ты хочешь, чтобы этот человек остался жив? Освободи меня, и его вылечат.
— Он лжет. Никто не сможет спасти язычника, — раздался голос отца Бернара.
Не обращая внимания на его слова, Гейдж испытующе разглядывал правильные черты лица красивого сакса.
— Так ты говоришь, что сможешь вылечить его?