Полное собрание рассказов. 1957-1973

Шоу Ирвин

— Передай ей — пусть занимается своими делами и не сует нос в чужие! — взорвался Рой.

Последнее время он много работал, да и провел без сна почти все ночи — голос звучал устало, нервно. Алиса сразу на это отреагировала.

— По-моему, я догадываюсь, что происходит, — натянуто, холодным тоном продолжала она. — Моника сообщила мне, что четырнадцатого Кондоны устраивают большой прием; ты, по-видимому, кого-то уже пригласил из женщин, и твоя жена там лишь большая помеха…

— Боже мой! Да перестань ты нести вздор! — кричал в

трубку Рой.

— Я уже семь лет замужем за тобой, и меня так просто не проведешь. У меня есть и свои глаза.

— Прилетай сегодня! — орал Рой. — Прилетай завтра! Тринадцатого! Только не четырнадцатого мая!

— Ты отлично знаешь: откажусь от заранее зарезервированных билетов — других мне не достать как минимум до июня. Не хочешь меня видеть, так и скажи! Прекрати эту пустую болтовню, прошу тебя!

— Алиса, дорогая! — умолял, уговаривал он ее. — Поверь ты мне — говорю искренне: очень хочу тебя видеть!

— В таком случае прекрати нести всю эту чепуху или… сознавайся, в чем дело!

— Алиса, дело вот в чем… — начал снова он, решив во всем ей признаться независимо от того, каким идиотом будет выглядеть в ее глазах.

Вдруг щелчок на том конце провода… Тишина повисла над континентом, она разделяет их. Три тысячи миль…

Минут через десять он снова дозвонился до нее, услыхал ее сердитый голос. Чувствовал себя посмешищем, понимал, что не сможет больше жить ни один, ни с женой, если предстанет сейчас перед ней глупым, безответственным: после стольких лет совместной жизни у нормального, надежного человека поехала крыша и начались какие-то нервные припадки.

— Мне больше нечего тебе сказать, — снова начал он, когда телефонистка установила связь. — Только одно: я очень сильно люблю тебя и не желаю, чтобы с тобой произошло несчастье, — я этого не вынесу!

Услышал, как Алиса тихо заплакала; потом заговорила:

— Нам нужно как можно скорее быть вместе. Все это просто ужасно… И прошу тебя, Рой, пожалуйста, больше не доводи меня своими звонками! Ты ведешь себя так странно, когда мы разговариваем по телефону, что мне в голову приходят самые дикие мысли о тебе. Все образуется, когда я приеду.

— Да, все будет чудесно, дорогая! — обнадежил ее Рой.

— И ты больше никогда никуда не поедешь без меня? Обещаешь?

— Никогда, обещаю. — Закрыв глаза, он в эту минуту представлял ее: похожая на девочку, стоит у телефона в спальне их приятного, тихого дома, положив обе руки на аппарат, а на ее красивом, умном личике гримаса жалости и отчаяния; больше говорить не о чем. — Спокойной ночи, дорогая! Береги себя!

Повесил трубку и уставился диким взглядом на пустую противоположную стену, — и сегодня ночью ему не удастся заснуть…

Утром четырнадцатого мая опустился густой предрассветный туман. Рой смотрел на белую пелену покрасневшими от бессонницы глазами; голова словно свинцом налилась. Выйдя из дома, зашагал по тихим, еще серым городским улицам, проносились лишь полицейские патрульные

автомобили да фургончики, развозившие молоко; больше ничто не нарушало тишины в мглистой, густой пелене.

В Калифорнии, думал он, всегда туман по утрам — обычно образуется до восьми утра. Но на Атлантическом побережье сейчас другое время и другая погода, а до вылета ее самолета еще несколько часов.

Может, все объясняется войной — такого с ним никогда не случалось до войны. Считал, что легко отделался, но, видно, переоценил себя. Все эти кладбища; молодые парни, зарытые в песке и весенней траве; старушки в черных кружевных платьях, умирающие на улицах Лондона во время воздушных бомбардировок… В конце концов от таких картин и разыгрывается воображение, немудрено и спятить.

Надо взять себя в руки, убеждал себя Рой рассудительно. Никогда я не терял здравого смысла, всегда был здоров, умел владеть собой в любой ситуации; с презрением относился ко всем этим медиумам, предсказателям, психоаналитикам…

Туман постепенно рассеивался. Рой остановился и долго разглядывал грязноватую гряду гор — угрюмых сторожей на восточных подходах к городу. Все самолеты, резко снижаясь над ними, принимались кружить над городом, чтобы совершить с западной стороны посадку. Голубоватая полоска появилась над горами, она все расширялась, а хлопья тумана таяли между раскидистыми пальмами на тротуарах, и вот уже привередливое солнце засияло на покрытых росой лужайках, а небо совершенно очистилось и теперь на нем ни облачка от Беверли-Хиллз до самой Шотландии. Рой вернулся в отель и лег, не снимая ботинок.

Вскоре он проснулся; за несколько секунд до пробуждения перед глазами у него возникла вереница самолетов, спускавшихся в облаках дыма, словно в кинохронике о воздушном бое, и над всем этим столпотворением — голосок Сэлли, жалобно лепечущий — так она обычно верещала, когда наступало время ложиться в кроватку: «Мне уже пора спать? А у меня сна ни в одном глазу!»

Посмотрел на часы: в Нью-Йорке час сорок. Они уже приехали в аэропорт, и большой самолет ждет пассажиров на летном поле; механики что-то осматривают, летчики проверяют заправку баков. «Черт с ними со всеми! — решил он. — Наплевать мне, что я смешон!» И поднял трубку.

— Соедините меня с нью-йоркским аэропортом «Ла Гуардия».

— Рейс ненадолго задерживается, — ответил мелодичный голосок. — Я перезвоню.

— Это очень важно, дело не терпит отлагательства.

— Рейс ненадолго задерживается, — раздался тот же милый голосок.

Повесив трубку, он подошел к окну и стал глядеть на улицу: небо ясное, безоблачное, ярко играет солнце, освещая все горы до самого Нью-Йорка…

«Скажу ей все — пусть на меня смотрят как на идиота, наплевать! Запретить ей садиться на этот самолет! Потом вместе посмеемся. Первым же самолетом полечу к ним, а потом вернемся сюда. Это лишний раз ей докажет, что за всем этим ничего не стоит, кроме страха».