Полное собрание рассказов

Воннегут Курт

Сквозь ранний утренний туман он подплыл к деревне накануне Дня поминовения, сам чувствуя себя призраком. Неудачно причалив, он сотряс деревенский пирс и неуклюжим узлом привязал к нему «Веселого Роджера».

Главная улица была тиха и пустынна, однако украшена флагами. Единственная пара прохожих лишь мельком взглянула на сурового незнакомца.

Он вошел в почтовое отделение и обратился к бодрой старушке, разбиравшей корреспонденцию в расшатанной клетке:

— Простите, я ищу семью Пефко.

— Пефко? Пефко… — повторила женщина. — Не

припоминаю таких в окрyге. Пефко? Они из летних отдыхающих?

— Не думаю. Уверен, что нет. Вероятно, они уехали отсюда какое-то время назад.

— Ну, если бы они когда-нибудь здесь жили, я бы знала. Они бы приходили за своей почтой. Нас, постоянных жителей, тут всего-то четыреста человек, но ни о каких Пефко я никогда не слыхала.

В отделение вошла секретарша из юридической конторы, располагавшейся на противоположной стороне улицы. Присев на корточки, она набрала код своей почтовой ячейки.

— Энни, — окликнула ее почтмейстерша, — ты знаешь тут кого-нибудь по фамилии Пефко?

— Нет, — ответила Энни, — если только это не кто-нибудь из жильцов дачных домиков в дюнах. Они там постоянно меняются, так что трудно запомнить.

Она встала, и Дюран отметил, что девушка весьма привлекательна, причем безо всяких ухищрений и украшений. Однако Дюран был настолько уверен в нынешней своей никчемности, что отнесся к девушке с полным безразличием.

— Послушайте, — сказал он, — моя фамилия Дюран. Майор Нейтан Дюран, и один из моих лучших армейских друзей был родом отсюда. Джордж Пефко. Я точно знаю, что он отсюда. Он и сам так говорил, и в документах так было записано. Я абсолютно уверен.

— О-о-о-о! — воскликнула Энни. — Постойте-постойте. Ну да, конечно. Теперь я припоминаю.

— Вы его знали? — спросил Дюран.

— Я о нем знаю, — ответила Энни. — Теперь я понимаю, о ком вы говорите; это тот человек, который погиб на войне.

— Мы воевали вместе, — сказал Дюран.

— А я все равно не могу его вспомнить, — призналась почтмейстерша.

— Его вы, может, и не помните, но должны помнить его семью, — сказала Энни. — Они действительно жили там, в дюнах. Господи, это было так давно — лет десять-пятнадцать тому назад. Помните то большое семейство, которое уговорило Пола Элдриджа позволить им жить зимой в одном из его летних домиков? У них было детей человек шесть, а то и больше. Вот они-то и есть Пефко. Удивительно, что они не замерзли насмерть, ведь, кроме камина, топить там было нечем. Отец семейства приехал на сбор клюквы, и они застряли тут на всю зиму.

— Не сказала бы, что это можно назвать родным домом, — заметила почтмейстерша.

— Но Джордж его называл именно так, — возразил Дюран.

— Думаю, юному Джорджу любой временный дом казался родным, — согласилась Энни. — Эти Пефко были бродягами.

— Джорджа призвали именно отсюда, — объяснил Дюран. — Наверное, поэтому он считал это место своей родиной.

По той же причине сам Дюран считал своей малой родиной Питсбург, хотя еще дюжина других городов вполне могла претендовать на это звание.

— Он был одним из тех, для кого на самом деле родным домом стала армия, — сказала почтмейстерша. — Теперь припоминаю: тощий такой, но крепкий парнишка. Да, помню. Никто в его семье никогда не получал никакой корреспонденции. И в церковь они не ходили. Поэтому-то я их и забыла. Бродяги. Он был приблизительно ровесником твоего брата, Энни.

— Да. Но я-то тогда постоянно таскалась за братом, а вот Джордж Пефко не принадлежал к его компании. Они вообще держались сами по себе, эти Пефко.

— Но должен же быть кто-нибудь, кто хорошо его помнит, — сказал Дюран. — Кто-нибудь, кто… — Он оборвал себя на этой тревожной ноте. Ему было невыносимо думать, что Джордж исчез без следа и никто о нем не тоскует.

— Я вот сейчас, подумав, вспомнила… — сказала Энни. — Его именем названа площадь, я почти в этом уверена.

— Площадь? — удивился Дюран.

— Ну, не то чтобы настоящая площадь, — пояснила Энни. — Ее просто так называют. Когда уроженец нашего города погибает на войне, город присваивает его имя какому-нибудь своему закутку — хоть перекрестку — и вешает табличку с его именем. Треугольничек возле пристани назван именем вашего друга, я в этом почти уверена.

— В нынешние времена их, погибших, так много, что всех и не упомнишь, — вставила почтмейстерша.

— Хотите пойти посмотреть? — предложила Энни. — Я с удовольствием вас провожу.

— Табличку? — произнес Дюран, выходя из задумчивости. — Не стоит. — Он хлопнул в ладоши. — А где тут у вас ресторан — такой, чтобы с баром?

— После пятнадцатого июня — на каждом шагу, — ответила почтмейстерша. — А сейчас все закрыто. В аптеке можно купить сандвич.

— Да нет, лучше уж я отправлюсь дальше.

— Но раз уж вы проделали такой долгий путь, есть смысл посмотреть парад, — сказала Энни.

— После семнадцати лет службы в армии это было бы истинным удовольствием, — пошутил Дюран. — А что за парад?

— В честь Дня поминовения, — объяснила Энни.

— Но он же завтра, насколько я понимаю, — сказал Дюран.

— А сегодня — детское шествие. Потому что завтра школа будет закрыта. — Энни улыбнулась. — Боюсь, вам так или иначе придется выдержать зрелище еще одного парада, майор, потому что он уже начался.

Дюран безо всякого энтузиазма последовал за ней на улицу. Звуки оркестра уже были слышны, но участники парада еще не появились. На тротуаре их дожидалось не больше десяти-двенадцати человек.

— Они идут от одной площади к другой, — рассказывала Энни. — Давайте подождем их на площади Джорджа.

— Как скажете, — согласился Дюран. — Тем более, что там мне и к катеру ближе.

По улице, сбегавшей под уклон, они дошли до деревенской пристани, где стоял «Веселый Роджер».

— Город тщательно ухаживает за площадями, — сказала Энни.