Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья
Шрифт:
* № 297 (корректура. T. IV, ч. 1, гл. VI).
Лицо ее с того времени, как вошел Ростов, вдруг преобразилось так, как преображается расписной фонарь, в который вставят свечку. Бывают лица, подобные фонарям с толстыми стенками, непроницаемыми для света, и, как бы ни красивы, 1139 представляющие всегда для виду грубую бессмысленную работу 1140 ; бывают лица, подобные фонарям с тонкими, прозрачными стенками и с различной силой света. Бывают лица, подобные фонарям, в которых прозрачные стенки, но однообразные, одного какого-нибудь яркого света (таково было лицо
* № 298 (корректура. T. IV, ч. 1, гл. XII).
Пьер стоял против этой кучки солдат. 1142 Все эти лица, фигуры, позы, звуки голосов — всё это было так знакомо Пьеру и так страшно бессмысленно.
— Ребята, тут местечко барину дайте, — сказал офицер, подвигаясь к ним.
— Что ж, можно, — откликнулся голос.
— Да, вишь, ловок, я и так вчерась Миронова задавил было, — сказал другой. 1143
Пьер стал посередине балагана, молча оглядываясь.
— Ишь, как витютень, ни очей, ни речей, — послышался в это время 1144 насмешливый и чрезвычайно приятный голос. — Экой народ неласковый — право: человек новый, неизвестный.
И, говоря эти слова, небольшого роста 1145 полу-солдат, полу-мужик, в лаптях и солдатской шинели, имея что-то круглое (так он отразился в впечатлении Пьера), 1146 подошел, 1147 раскачиваясь, к Пьеру и слегка тронул его за руку.
— 1148 Места много, соколик, у меня в уголушке упокой чудесный, — сказал этот человек. — Пойдем, барин, пойдем в наши палаты, — прибавил он 1149 и тотчас, с очевидной уверенностью, что Пьер не может отказать ему и не пойти за ним, пошел по балагану. 1150 И Пьер пошел за ним.
Движения солдата были точно так же, как его слова, не быстры, но споры: за каждым движением 1151 и словом следовало сейчас другое; и ни в одном 1152 ни слове, ни движении не было заметно ни усилия, ни задержки, ни медлительности, ни торопливости. Подойдя к углу балагана, он нагнулся, взбил солому, подвинул, передвинул рогожки, подложив соломы в голова, прихлопнул рукой и 1153 сел.
* № 299 (корректура. T. IV, ч. 2, гл. VII).
— Только у нас всегда бывает всё навыворот, 1154 у французов же всё выходит, в особенности у Наполеона — по задуманному гениальному плану, — говорили и говорят люди, забывая то, что никогда не может не выходить всё противно планам и что, ежели действительно заметно это различие между нами и французами, то различие это имеет основанием не сущность дела, а воззрение на него.
Русские люди любят славу своего оружия, но 1155 открыты для восприятия правды. Французы любят славу своего оружия, и 1156 из-за этой страсти не могут видеть правду.
Из русских источников вытекает Тарутинское сражение таким, каким оно было. Из французских источников вытекает с выступления из Москвы и до вступления русских в Париж — ряд побед французского войска. И французы, каждый до последнего, не могут не верить этому.
* № 300 (корректура. T. IV, ч. 2, гл. XI).
<В тот же день с раннего утра всех пленных солдат <исключая> <и Каратаева в том числе> погнали на паромы против Мамоновского дома, из которого выгружали какие-то вещи.
Несмотря на то, что караульный 1157 солдат на вопрос Пьера: не выступают ли французы, отвечал, что это только часть войска идет на Петербург и что пленные во всяком случае останутся в Москве, Пьер чувствовал, что это было неправда и что вот-вот будет объявлено выступление.>
* № 301 (корректура. T. IV, ч. 2, гл. XVII).
И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Но он желал этого страстно, всею душою. Это была его одна цель, одна надежда. Всё остальное было для него привычное исполнение жизни. Как он ни казался иногда занятым, тронутым, это были только привычные отражения известных впечатлений на его тело. Такими привычными физическими отражениями были гнев его накануне Тарутинского сражения, радость его при известии о Тарутинской победе. Он поздравлял и благодарил войска как будто с чувством. Но это было только привычное отражение окружающих предметов. Такими привычными отражениями были его разговоры с штабными, письма к m-me Stahl, которые он писал из Тарутина, чтение романов, женщины. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
Когда он думал о том, как совершится это, он приходил в беспокойство, вставал и ходил по избе и опять ложился.
В ночь 11-го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
«Опять, опять», подумал он, чувствуя охватившее его волнение, и, приподняв голову, он окликнул в соседнюю комнату:
— Казачок!.. Саша!.. — проговорил он.
— Что прикажете?
— Дай лимонаду, голубчик, что-то не спится.
В соседней комнате зашевелилось и в то же время в сенях послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
— Войдите, войди. Что новенького? — окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечку, Толь рассказывал содержание известий. Несмотря на волнение, которое испытывал Кутузов, слушая Толя, в голове его мелькнула та же мысль, как и в голове Коновницына.
Ну, теперь держись, подумал он, замучают проэктами.
— Кто привез? — спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью. Кутузов употреблял все душевные силы, чтобы удержать выражение охватившей его радости.
* № 302 (корректура. T. IV, ч. 2, гл. XVIII).
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит.
Правда, все описания историков рассказывают о каком-то искусном маневре Кутузова, противодействовавшем другому искусному маневру Наполеона. Но никакого маневра никогда не было. Кутузов никогда не останавливал Наполеона в Мало-Ярославце. Небольшие отряды войск, столкнувшись с французами в Мало-Ярославце, вступали в жаркие схватки, как это всегда бывает в замкнутых пространствах, в городах; но ни французская, ни русская армия здесь не вступали в дело. Русская армия, напротив, отступила, предоставляя Наполеону