Полное собрание сочинений. Том 4. Туманные острова
Шрифт:
Индейцы в Южной Америке для охоты делают яд из растения кураре. Этот яд не трогает крови, но жертва теряет способность двигаться.
Ученые в лаборатории долго не могли узнать секрет кураре. Но в тридцатых годах был синтезирован порошок. Зоологи попытались ловить животных с помощью яда…
Не спешите говорить, что это жестоко. Я видел, как ловят оленей сетями. Десяток людей гонит стадо по лесу. Неделя дорогой и тяжелой работы. Результат — пойманы три оленя. Столько же погибло от разрыва сердца и от ушибов. Одного из людей в больницу пришлось отправлять. Ловля крупных зверей для зоопарков,
Молодой зоолог Владиль Комаров стал искать новый способ ловли зверей. Опыт американцев говорил: надо заряжать в ружье маленький шприц. Но шприц громоздок и дорог и дальше сорока шагов не летит. Американцы пытались снаряжать специальные пули — зверь погибал от слишком быстрого действия яда. Что же, вернуться к сетям и ловушкам? Два года Владиль Комаров потратил на поиски нужного яда, нужной дозы, придумал специальную пулю. Вот на ладони четыре патрона. По виду не отличишь от обычных малокалиберных…
— Двенадцать минут!..
Прыгаем из саней и бежим по следам. Три глубокие цепочки в снегу. Две капли крови. Промаха не было, но рана от легкой пули маленькая — две капли крови. Березняк, поляна с кустами. Видим оленей. Они нас не видят.
Олени заняты странным поведением друга. Он почему-то прилег, странно качнул головой в сторону… Два оленя шарахнулись в чащу — звери боятся всего непривычного.
Подходим шагом. Все дальнейшее занимает пятнадцать минут. Промыта и залита йодом рана. Мягкой веревкой связаны ноги. Подошла лошадь…
На мягком сене в санях олень по-прежнему недвижим. Едем в усадьбу. Последний день сани могут идти по лесу. Желтая с рыжей травою земля. Вода. И только местами снег. Выбираем эти снежные острова и едем напрямик, бездорожьем. Вечерний лес наливается синевою. Над снегом в ложбине стоит туман. Голова лошади плывет над туманом, саней не видно.
Пахнет весной…
Минуты две стоим под березой. Не замечая людей, вечернюю зарю провожает скворец: трепещут вороненые, в серых пятнышках крылья, не умолкает, пока красная полоса не скрывается в сырых облаках. Пахнет прелыми листьями, землей, сыростью. Оленя эти запахи тоже тревожат. Очухался. Раздувает ноздри, попытался вскочить… Уже недалеко до усадьбы. Мост через реку. Черный ольховник, залитый водою. Лай собак в темноте.
В маленькой загородке снимаем с оленя путы. Олень вскакивает, озирается, нюхает сено в кормушке. Рядом в таких же загонах — его собратья. Наш олень — пятьдесят девятый по счету, пойманный с помощью маленькой пули…
В полночь, после разговора за чаем, мы с Комаровым пошли проведать загон. Кричат в темноте совы, хлюпает грязь под ногами, на реке шуршит ледоход. В этих звуках Комарова больше всего радует чавканье в загородке — олень ест свеклу.
— Чавкает — значит, будет и бегать…
Бегать оленю придется теперь уже в брянских лесах.
Воронежский заповедник. 4 апреля 1965 г.
Он был разведчиком
Его
Георгий Георгиевич Шубин.
Это его работа. Он директор зоологической базы и дрессировщик. Ему пятьдесят два года. Последние восемь лет я знаю этого человека. Мы под ружились, и я, кажется, знал все о его прошлом.
Он родом из Кирова. Двенадцати лет стал ходить на охоту. Однажды попал в лапы медведю и не погиб потому только, что был хладнокровным — под медведем сумел приподнять ружье и выстрелил зверю в пасть. После этого, истекая кровью, он шел по тайге двадцать четыре версты, и только на пороге дома силы его покинули. В лесном поединке с браконьерами он получил пулю в бедро, а после операции снова пошел по следам браконьеров. Он побывал во многих зоологических экспедициях. Ловил архаров в Китае, ездил в Норвегию за бобрами, был в Турции и Финляндии.
Студентом Шубин ушел добровольцем на фронт. После войны был директором Печерского заповедника. Тут надо бы не спешить и рассказать подробно о десяти годах «печерской работы». С ученым Кнорре он попытался приручить лосиное стадо. И дело пошло на лад. На лосях уже возили в тайгу провиант охотникам, доили лосей. Научный эксперимент сулил большую хозяйственную выгоду, но, как это часто случалось, хозяйственники как раз и не дали дороги новому делу: «Свиней не знаем, как уберечь, а вы тут с лосями…»
Я встретил Шубина во Владимирской области, где зверей готовят сниматься в кино. Мы по многу часов говорили за столом, у костра, в поезде по дороге в Москву. Должен сознаться: того, о чем сейчас расскажу, я не знал до последнего месяца.
Может, и теперь не знал бы, каким человеком Шубин был на войне, если бы не письмо генерала: «Товарищ корреспондент, в заметке у тебя поминается фамилия человека.
У нас в дивизии был разведчик… Не тот ли Шубин? Это был большого таланта разведчик. Пришлите, пожалуйста, адрес». И подпись: генерал А. Хвостов.
Мало ли Шубиных. И мало ли было разведчиков.
Я отослал адрес без уверенности, что это тот человек, которого генерал ищет. Я уже забыл о письме, но при встрече Георгий Георгиевич заговорил первым: «Понимаешь, мой генерал отыскался…» Мы собрались к генералу в Москву.
Шубин порылся в чемодане, и я увидел награды: три ордена Боевого Красного Знамени, орден Славы и орден Красной Звезды, орден Отечественной войны, четыре медали. Он сознался: «За десять последних лет первый раз надеваю».