Полное собрание сочинений. Том 73. Письма 1901-1902 гг.
Шрифт:
Так что во всяком случае первое дело, которое теперь предстоит правительству, это уничтожение того гнета, который мешает народу высказать свои желания и нужды. Нельзя делать добро человеку, которому мы завяжем рот, чтобы не слыхать того, чего он желает для своего блага. Только узнав желания и нужды всего народа или большинства его, можно управлять народом и сделать ему добро.
Любезный брат, у Вас только одна жизнь в этом мире, и Вы можете мучительно потратить ее на тщетные попытки остановки установленного богом движения человечества от зла к добру, мрака к свету и можете, вникнув в нужды и желания народа и посвятив свою жизнь исполнению их, спокойно и радостно провести ее в служении богу и людям.
Как ни велика Ваша ответственность за те годы Вашего царствования, во время которых Вы можете сделать много доброго и много злого, но еще больше Ваша ответственность перед богом за Вашу жизнь здесь, от которой зависит Ваша вечная жизнь и которую бог дал Вам не для того, чтобы предписывать всякого рода злые дела или хотя участвовать в них и допускать их, а для того, чтобы исполнять его волю. Воля же его в том, чтобы делать не зло, а добро людям.
Подумайте об этом не перед людьми, а перед богом и сделайте то, что Вам скажет бог, т. е. Ваша совесть. И не смущайтесь теми препятствиями, которые Вы встретите, если вступите на новый путь жизни. Препятствия эти уничтожатся сами собой, и Вы не заметите их, если только то, что Вы будете делать не для славы людской, а для своей души, т. е. для бога.
Простите меня, если я нечаянно оскорбил или огорчил вас тем, что написал в этом письме. Руководило мною только желание блага русскому народу и Вам. Достиг ли я этого — решит будущее,
Истинно желающий Вам истинного блага брат Ваш
Лев Толстой.
16 января
1902.
1901 г. Декабря 26—31. Гаспра.
Г[осударю] И[мператору] Н[иколаю] II.
Любезный брат.
Такое обращение я счел наиболее уместным п[отому], ч[то] обращаюсь к вам именно как к человеку — брату, которому от всей души желаю истинного блага, кроме того еще и п[отому], ч[то] пишу вам как бы с того света, находясь в ожидании близкой смерти. Мне не хотелось умереть, не сказав вам того, что я думаю о вашей теперешней деятельности и о том, какою бы она могла быть: какое большое благо она могла [бы] принести вам и миллионам людей и какое страшное зло она может принести людям, если будет продолжаться в том же направлении, в каком она идет теперь. Для того, чтобы сказать всё, что я думаю, буду говорить прямо и откровенно и надеюсь, что вас не оскорбит такая прямота и откровенность. Есть два пути жизни, и нельзя итти по обоим вместе, и каждый человек идет по тому или другому: служит богу или маммоне, как сказано в евангелии. И вы, любезный брат, идете по пути зла и смерти и всё более и более удаляетесь от пути добра и истинной жизни. Было бы слишком длинно да и бесполезно перечислять всё то зло, кот[орое], начиная от жестокого и ненужного угнетения Финск[ого] народа до ужасной китайской войны, стоившей, не говоря о деньгах народа, столько жизней и внесшей новую волну огрубения и озверения в общество, было сделано в ваше царствование. Довольно сказать то, что недовольство правительством, озлобление против него, начавшееся с прошлого царствования, растет во всех сословиях, кроме чиновников, паразитов правительства и потому всегда довольных им, и в последнее время дошло до той степени, что никто уже ничего не ждет от правительства, все осуждают его и все ждут такого или иного переворота извне, к[оторый] развязал бы или разорвал ту петлю, к[оторая] всё туже и туже затягивает горло всего народа. Почти половина России находится в положении усиленной охраны, т. е. вне закона, армия полицейских, явных и тайных, всё увеличивается и увеличивается, тюрьмы и каторги переполнены сверх сотни тысяч уголовных политическими, к к[оторым] причисляют теперь рабочих; цензура дошла до нелепостей запрещений, до кот[орых] она не доходила в худшие времена 40-х годов, религиозные гонения становятся всё жесточе и жесточе, бедность и пьянство народные увеличиваются, и, самое ужасное, везде в городах и фабричных центрах выставляются войска с боевыми патронами против народа, и было уже братское кровопролитие и неизбежно должны будут эти братоубийства учащаться и увеличиваться. И причина всего этого самая простая и до очевидности ясная. То, что отчасти глупые, отчасти коварные и все корыстные помощники ваши советуют вам остановить текущую реку, уверяя вас, что этим они обеспечивают вашу безопасность и благо народа, понятно, что люди, к[оторые] говорят: apr`es nous le d'eluge, и к[оторым] это подобие остановки реки выгодно, могут и должны уверять вас в этом, но удивительно, как вы, свободный, ничем не заинтересованный человек и человек добрый, как все говорят, можете верить им и, следуя их ужасным советам, делать или допускать делать столько жестокости и зла людям. Ведь с тех пор, как стала известна жизнь людей, мы видим, что человечество не переставая движется от менее совершенных к более совершенным формам жизни: от людоедства к рабству, от рабства к личной свободе, от грубой власти тиранов к более разумной форме правительства, от поклонения идолам к поклонению единому богу, от невежества к просвещению. Нельзя остановить это движение. И тот, кто захочет это сделать, только потратит свои силы и сделает несомненное зло себе и другим людям. А между тем это самое делается теперь в России вами и вашими советчиками. В этом и только в этом всё то зло, от которого страдает Россия, и от этого должно произойти еще худшее зло и величайшие несчастия для России и для вас лично.
Ваши иногда просто глупые, а иногда коварные советники говорят вам, что русскому народу свойственно православие и самодержавие и что он любит его и что поэтому надо поддерживать и то и другое. Это совершенная и двойная неправда: во-первых, никак нельзя сказать, чтобы православие было свойственно русскому народу теперь. То, что оно, мож[ет] б[ыть], было свойственно народу когда-то, не доказывает того, чтобы оно было свойственно теперь. Теперь, напротив, как вы можете это видеть из отчетов Побед[оносцева], народ, несмотря на усиленную деятельность миссионеров, всё больше и больше удаляется от православия. Во-вторых и главное, если справедливо, что народу свойственно православие и он любит его, то незачем и поддерживать его и гнать противные ему учения. То же и с самодержавием. Самодержавие не может быть в наше время свойственно никакому народу, п[отому] ч[то] никакой народ не может любить того, чтобы над ним властвовали Иоан[ны] IV с своими опричниками, Павлы с своими гатчинцами и т. п., или чтобы под прикрытием самодержавия властвовали над ним вчера Аракчеевы, завтра Победоносцевы и Сипягины. Ведь самодержавие царя есть только слово, не имеющее значения. Управлять при сложности теперешнего механизма управления 130-миллионным народом не может один человек, а управлять им будут всегда не царь, а люди, и большей частью очень плохие. Вы скажете, что царь может выбрать хороших. К несчастию, не может царь и выбрать хороших людей, п[отому] ч[то] ему не из кого выбирать их. Он знает только десятка два людей, разными происками втершихся в его близость и загораживающих от него всех остальных. Прекрасная иллюстрация к этому последние два назначения — Вановского11 и Черткова12, действительно, два поднятых с кладбища трупа, как это было в какой-то карикатуре. Вы выбираете, но выбираете не из тех тысяч живых, честных, полных энергии людей, к[оторые] рвутся к общественному делу, а из оборышей13 общества. Так что управляют Рос[сией] при самодержав[ном] образе правл[ения] вовсе не царь или избранные люди, а те, про кот[орых] говорил Бомарше: m'ediocre et rampant et on parvient `a tout. И эти-то в лучшем случае только посредственности, если не прямо дурные люди, под фирмой правительства управляют Россией и уверяют вас, что народ любит это, как в поваренной книге говорится, что раки любят, чтобы их варили живыми. Это неправда. Народ не может не любить того, чтобы им управляли люди, к[оторых] он любит и уважает, а не тех, к[оторые] большей частью подлостью или через женщин пролезли в доверие к царю. Вас, вероятно, приводит в заблуждение о любви народа к самодержавию и представителю его, царю, то, что везде при встречах вас в Москве и других городах толпы с криками ура бегут за вами. Не верьте тому, чтобы это было выражение преданности вам — это толпа любопытных, вполне равнодушных, к[оторые] побегут точно так же за всяким непривычным зрелищем, часто же толпа есть подделанное и подстроенное полицией сборище (как это, н[а]п[ример], было с вашим несчастным дедом в Харькове, когда в соборе была толпа народа, состоявшая вся из переодетых городовых). Если бы вы могли, так же как я, походить во время царского проезда по линии крестьян, расставляемых позади войск вдоль всей железн[ой] дороги, и послушать, что говорят эти крестьяне: старосты, десятские, сгоняемые со всех деревень и на холоде и в слякоти без вознаграждения, с своим хлебом, по нескольку дней дожидающиеся проезда, вы бы услыхали сплошь по всей линии речи, совершенно несогласные с любовью к самодержавию и его представителю. Если лет 50 тому назад при Никол[ае] I еще стоял высоко престиж царской власти и лица царя, то за эти года он не переставая
Но вы скажете, какая же теперь есть задача, равная и подобная освобождению крестьян? Каждый исторический период есть всегда тот ближайший впереди идеал, к кот[орому] стремится и кот[орое] ближе всего может достигнуть человечество. В прошлом столетии это б[ыло] освобождение от рабства. В нынешнем столетии это то, что назыв[ается] рабочим вопросом, корень к[оторого], по моему мнению, в отжившем и самом возмутительно несправедливом праве земельной собственности. Вопрос этот не только поднят, но разрешен теоретически давно уж Генри Джоржем в его сочинениях Progress and Poverty14 (вы, вероятно, знаете их, а если не знаете, то прочтите, или пусть сделают вам конспект из них). Мысль его в том, что земля не может быть предметом собственности и что для упорядочения владения землей нужно перевести все подати на землю, обложив ее по степени ее ценности. Проект Г. Дж[орджа] был отвергнут15 в Англии, Америке, Германии и Франции влиянием больших землевладельцев и капиталистов и в парламентах и в прессе. И потому осуществить этот проект можете только вы, пользуясь самодержавною властью, и осуществление его особенно важно и нужно в такой земледельческой стране, как Россия, где до сих пор в народе живет убеждение, что земля божия и не может быть собственностью. Осуществление этого проекта мне кажется так же возможно, как было возможно при вашем деде осуществление освобождения. Точно так же можно учредить главное учреждение и начать работать по губерниям (как это и б[ыло] для освобождения крестьян) для оценки земель, обложения их и выработки соответственных законов. Я лично твердо убежден, что это возможно и что тот царь, кот[орый] сделает это и покажет этим, что это возможно, сделает одно из величайших дел для блага человечества. Как ни сильно убежден в этом я лично, я охотно допускаю, что я ошибаюсь, что людьми более сведущими и умными, чем я, будет доказано, что [это] не полезно или вовсе невозможно, но одно я знаю несомненно, что для того, чтобы вам спастись и спасти русский народ от величайших несчастий, необходимо найти тот ближайший к разрешению и возможный к осуществлению всемирный передовой вопрос, содействующий благу не одного сословия, а всего народа, и сделать его своей целью, повести свой народ к его достижению. Только тогда вы не только избавитесь от окружающих вас опасностей, от угрожающих вам несчастий, от нелюбви к вам вашего народа, но сделаете своими друзьями и помощниками всех лучших людей России и будете действительно любимы народом, на к[оторый] вы сами будете в состоянии опереться против кучки отсталых эгоистичных людей. Как ни убедительны эти доводы, основывающиеся на широких соображениях, они все-таки могут быть ошибочны. Но есть еще один довод, приводящий к тому же, кот[орый] не может быть ошибочен и несомненно справедлив, независимо от того, примете ли вы его или нет.
Довод этот состоит в том, что жизнь наша здесь, в этом мире, дана одна только, и мы можем испортить ее, сделать из нее ряд страданий для себя и других и можем сделать ее величайшим благом для других и для себя в этой жизни и в будущей.
Вы находитесь в этом отношении в особенном положении, в таком, в к[отором] это различие между величайшим благом и величайшим злом для себя и других особенно велико.
Я не знаю вашей интимной жизни, а если бы и знал, не стал бы говорить про нее, но ваша публичная жизнь, открытая для всех, вся дурная, насколько ваша личность выразилась в ней, начиная с вашей нехорошей речи о бессмысленных мечтаниях, ваша поддержка гонений за веру, ваши распоряжения в Финляндии, ваше сочувствие китайским захватам, ваш проект Гаагской конференции, сопровождаемый усилением войск, ваше сочу[в]ствие учреждению земских нач[альников],16 ваше согласие на учреждение винной монополии, торговли от правительства ядом, отравляющим народ, и, наконец, ваше упорство в неотмене телесного наказания, несмотря на бессмысленность и бесполезность этой меры, и всех представлений, к[оторые] делаются для отмены ее, всё это прямо дурные дела, кот[орые] вы делали, делаете или в к[оторых] участвуете.
Любезный брат, велика на вас ответственность за те года вашего царствования, во время кот[орых] вы можете сделать много доброго и много злого, но еще больше ваша ответственность перед богом за вашу жизнь здесь, от к[оторой] зависит ваша вечная жизнь и кот[орую] бог дал вам не для того, чтобы проводить ее, как нам нравится, а для того, чтобы служить ему исполнением его воли. Повторяю, вы живете только раз в этом мире и если погубите эту жизнь, ничем уже не поправите ее. Так не губите ее. А помните, что прежде всего вам надо стараться изменить самого себя, признать свои ошибки, смирить свое самовластие, гордость, одним словом, оставить тот путь жизни, на кот[ором] вы стоите, и вступить на новый и на этом новом пути делать дела не для последствий, к[оторые], произойдут от них, не для славы людской, а для бога, для того, чтобы исполнить его волю. Только тогда, когда вы будете делать то, что вам предстоит, для бога, только тогда вы будете делать это безбоязненно, смело, только тогда вы найдете силы бороться с теми давящими вас и старшими родственниками, окружающими вас, и только тогда будет плодотворно то, что вы будете делать.
Всё, что отвлекает вас от истинной хорошей жизни, так ничтожно, неважно, что не стоит того, чтобы отдать за это спокойствие совести и безопасность, не говоря уже о вечной жизни.
Любящий вас Л. Толстой.
31 дек. 1901.
Подлинник написан на машинке, последняя фраза, подпись и дата собственноручные. Впервые опубликовано по копии в «Свободном слове» 1904, 14, столб. 1—7. По подлиннику опубликовано в журнале «Былое» 1917, 1 (23), стр. 16—21. В ГМТ имеется черновик-автограф, датированный 31 декабря 1901 г. (первая редакция письма). Первая страница черновика написана на неотправленном письме П. А. Буланже к Л. Н. Андрееву от 26 декабря 1901 г., в силу чего можно датировать черновик 26?—31 декабря 1901 г. (Публикуется как черновой вариант.) В ГМТ хранятся также черновые листы последующих редакций письма и экземпляр последней редакции, предназначавшийся для адресата: начат собственноручно, закончен и датирован рукой Е. В. Оболенской. Временем писания письма (от первой редакции до последней, отправленной адресату) следует считать 26? декабря 1901 г. — 16 января 1902 г. В Календарном блокноте есть ряд упоминаний об этой работе (см. т. 54).
1 [после нас хоть потоп]. Выражение, приписываемое мадам де Помпадур; стало девизом жизни и царствования французского короля Людовика XV; впервые употреблено в сочинении аббата Мабли (1709—1785). Вошло в поговорку.
2 Отчеты обер-прокурора синода о состоянии православной церкви. Издавались ежегодно.
3 [счастливая случайность,]
4 [«будь ничтожен и подобострастен, и всего достигнешь»]. П. Бомарше, «Женитьба Фигаро», III акт, 3-я сцена. Точный текст: «m'ediocre et rampant, l’on arrive `a tout».