Полное собрание стихотворений

Бальмонт Константин Дмитриевич

Преломление

Преломленье дня

Во мне стихи поют – на преломленьи дня, Когда блестящий Шар начнет к морям спускаться. Тогда стихи звучат, преследуют меня, Как пчелы летние, жужжат, звенят, роятся. О, полнопевный рой! Сюда ко мне, сюда! Готово место вам, гирлянды строк крылатых. Уже зенит пройден, светлей в морях вода, Уже надмирный Диск скользит в воздушных скатах. Вот новый улей вам, любовники цветов, Устройте соты здесь всем множеством бессонным. Чтоб в зимних сумерках, под дикий свист ветров, Я усладиться мог тем медом благовонным

Терем мира

Каждый

цветок есть цветистая планета, Каждое растенье – зеленая звезда, В горницах зимних Весны няньчат Лето, Горы – неземные, хоть земные – города. Тучи – узоры водных размышлений, Облачко – греза лунного луча, Терем нам дивный дал Вселенский Гении, Только от двери не дал нам ключа.

Родное

Аллеи рек. Зеркальности озер Хрустальный ключ. Безгласные затоны. Живая сказка, страшный темный бор. Его вершин немолкнущие звоны. Воздушность ив. Цветы родных полей. Апрельский сон с его улыбкой Маю. Я целый мир прошел в мельканьи дней, Но лучше вас я ничего не знаю.

Было – будет

1

У Осени в саду, по золотым аллеям, Мечтая, я бродил, в сияньи Сентября. Я видел призраки, подобные камеям, На них светила мне вечерняя заря. Они мне нравились, их четкий профиль, взоры, Гармония всех черт, спокойствие мечты И к ним так стройно шли все краски, все узоры, В воздушность кружева сплетенные листы. Но счастья не было. Была одна умильность. Красиво, но на всем бесстрастия печать У Осени в саду – зеркальная могильность. И стали шепоты мне душу вопрошать «Когда ты счастлив был?» – шепнул мне лист, спадая. «Когда ты счастлив был?» – спросила Тишина. «Иди за мной! За мной!» – шепнула, улетая, Виденьем бывшая и в Осени, Весна. «Я счастлив был, когда ты был слегка зеленым». — Промолвил я листу. И молвил Тишине: — «Я счастлив был, когда скользил по светлым склонам. Моих безумств. Прощай!» И я ушел к Весне.

2

«Был ли счастлив ты когда?» Забурлив, заговорила Мне разливная вода. «Был ли счастлив ты когда?» «Было, было, было, было». Прожурчали мне ручьи: — «Жил ли ты когда, ликуя?» «Посмотри в глаза мои. Знаю, знаю, в забытьи, Знаю сладость поцелуя». Все шепнуло мне смеясь: — «Будет снова, если было. Не обманывай лишь нас». И вскричал я: «В добрый час» «Было, было, было, было».

Драмы мира

Все драмы мира – на любви, Или с любовью слиты, Всех скальдов мира позови, И скажут: – Песнь живет в крови, В сердцах, что страстью взрыты. И если нежно я пою, Мои Друг, не веруй чуду Я просто в строки алость лью, Мой друг, чужую и свою: — Я скальд, и скальдом буду.

Город

Сколько в Городе дверей, – вы подумали об этом? Сколько окон в высоте по ночам змеится светом! Сколько зданий есть иных, тяжких, мрачных, непреклонных, Однодверчатых громад, ослепленно-безоконных. Склады множества вещей, в жизни будто бы полезных. Убиение души ликом стен, преград железных. Удавление сердец наклоненными над нами Натесненьями камней, этажами, этажами. Семиярусность гробов. Ты проходишь коридором. Пред враждебностью дверей ты скользишь смущенным вором. Потому что ты один. Потому что камни дышат. А задверные сердца каменеют и не слышат. Повернется в дырке ключ – постучи – увидишь ясно, Как способно быть лицо бесподходно-безучастно. Ты послушай, как шаги засмеялись в коридоре. Здесь живые – сапоги, и безжизненность – во взоре. Замыкайся уж и ты, и дыши дыханьем Дома. Будет впредь и для тебя тайна комнаты знакома. Стены летопись ведут, и о петлях повествуют. Окна – дьяволов глаза Окна ночи ждут. Колдуют.

У моря

Мы зависим от дней и ночей, От вещей, от людей, и погоды. Мы в разлуке с душою своей, С ней не видимся долгие годы. Мы бряцаем металлом цепей, Мы заходим под темные своды. Мы из целой Природы, из всей, Взяли рабство, не взявши свободы. Но приди лишь на влажный песок, Освеженный морскими волнами. Посмотри, как простор здесь широк, Как бездонно здесь Небо над нами. Лишь услышь, чуть подслушай намек, Набаюканный сердцу морями, — Ты как дух, ты окончил свой срок, Ты как дух над безбрежными снами. В многопевности сказок морских, В бестелесности призрачной Влаги, Где испод изначальностей тих, Ни для чьей не доступен отваги, — В отрешеньи от шумов людских, Как мы смелы здесь, вольны, и наги. Ты здесь первый несозданный стих, Из еще нерассказанной саги.

Морское

Глыбы отдельные скал, округленные ласкою волн. Влажность, на миг, голышей от волны, каждый миг набегающий. Утлый, забытый, разбитый, но все не распавшийся челн. Белые чайки на гребне, над зыбью, тех чаек качающей. Светлые дали воды, уводящие в сказочность взор. Волны, идущие к нам, но как будто бы нас уносящие. Шелесты, шорох песков, кругозорный, безмерный простор. Зовы, узывы, напевы, пьянящие, странно манящие.

Птицы

Я сейчас летаю низко над землей, Дух забот вседневных виснет надо мной. Можно ль быть свободным огненным орлом, Если ты притянут этим тусклым днем? Можно ль альбатросом ведать ширь морей, Если ты окован тесностью своей? Можно, о, возможно кондором летать, Если отрешенно будешь ты мечтать. Можно, быть возможно птицею Стратим, Раз ты в высших числах, с Солнцем, только с ним.

Путь

Какой же путь, какой же путь Еще найти ты сможешь? Быть может, есть он где-нибудь? И как сумеешь ты вздохнуть, И как себе поможешь? В конце концов – лишь путь цветка, Лишь путь ребенка, птицы, Меж трав полночных – светляка, Свирельных струй издалека, Узорчатой зарницы.

Счастлив...

Счастлив, кто в беге упал, В беге до цели. Так белою пеной увенчанный вал Рассыпается в радостном хмеле. Счастлив, кто счастье узнал устремления к цели. Вал разбежался, хмельной, Кружевом белым. Прекрасен, кто к жизни рожден глубиной, И к безвестным стремится пределам. Счастлив, кто счастье узнал быть в стремлении смелом.

Морские розы

Морские розы – розы белые, Они цветут во время бурь, Когда валы освирепелые Морскую мучают лазурь. И бьют ее, взметают с грохотом, И возмущают ревом гроз, И возращают с мертвым хохотом Мгновенность пышных белых роз.

Птица мести

Если ты врага имеешь, Раз захочешь, так убей, Если можешь, если смеешь. Угоди душе своей. Но заметь, что в крови красной — Волхвованье из нее, Только брызнет, дух неясный Воскрылится – птицей – властной Изменить в тебе – твое. Эта птица, вкруг могилы Умерщвленного врага, Будет виться, станешь хилый, Жизнь не будет дорога. Труп сокроют, труп схоронят, Птица будет петь и петь, Крик ее в тебе застонет, Ты пойдешь, она нагонит, Месть заставит – умереть.