Не ты лиВ минуту тоскиШвырнул на землюВесы и мечИ дал безумнымСвободу веситьДобро и зло?Не ты лиСмесил народыГусто и крепко,Заквасил тестоСлезами и кровьюИ топчешь, грозный,Грозды людскиеВ точиле гнева?Не ты лиПоэта кинулНа стогны мираБыть оком и ухом?Не ты лиОтнял силу у рукИ запретилСложить обидыВ глубокой чашеЗемных весов,Но быть назначилСтрелой, указующейРазницу веса?Не ты лиНеволил сердцеБлагословитьУбийц
и жертву,Врага и брата?Не ты лиНеволил разумПринять свершеньеНепостижимыхТвоих путейВо всем гореньиПротиворечий,НесовместимыхДля человечьейСтесненной мысли?Так дай же силуПоверить в мудростьПролитой крови;Дозволь увидетьСквозь смерть и времяБорьбу народов,Как спазму страсти,Извергшей семяВсемирных всходов!
1 декабря 1915
Париж
Усталость
М. Стебельской
«Трости надломленной не преломит
И льна дымящегося не угасит».
Исаия 42, 3
И тогда, как в эти дни, войнаЗахлебнется в пламени и в лаве,Будет спор о власти и о праве,Будут умирать за знамена...Он придет не в силе и не в славе,Он пройдет в полях, как тишина;Ничего не тронет и не сломит,Тлеющего не погасит льнаИ дрожащей трости не преломит.Не возвысит голоса в горах,Ни вина, ни хлеба не коснется —Только всё усталое в сердцахВслед Ему с тоскою обернется.Будет так, как солнце в февралеИзнутри неволит нежно семяДать росток в оттаявшей земле.И для гнева вдруг иссякнет время,Братской распри разомкнется круг,Алый Всадник потеряет стремя,И оружье выпадет из рук.
27 сентября 1915
Биарриц
II. Пламена Парижа
Весна
А. В. Гольштейн
Мы дни на дни покорно нижем.Даль не светла и не темна.Над замирающим ПарижемПлывет весна... и не весна.В жемчужных утрах, в зорях рдяныхНи радости, ни грусти нет;На зацветающих каштанахИ лист – не лист, и цвет – не цвет.Неуловимо-беспокойна,Бессолнечно-просветлена,Неопьяненно и не стройноВзмывает жданная волна.Душа болит в краю бездомном;Молчит, и слушает, и ждет...Сама природа в этот годИзнемогла в бореньи темном.
26 апреля 1915
Париж
Париж в январе 1915 г.
Кн. В. Н. Аргутинскому
Всё тот же он во дни войны,В часы тревог, в минуты боли...Как будто грезит те же сныИ плавит в горнах те же воли.Всё те же крики продавцовИ гул толпы, глухой и дальний.Лишь голос уличных певцовЗвучит пустынней и печальней.Да ловит глаз в потоках лицРешимость сдвинутых надбровий,Улыбки маленьких блудниц,Войной одетых в траур вдовий;Решетки запертых оконДа на фасадах полинялыхТрофеи праздничных знамен,В дождях и ветре обветшалых.А по ночам безглазый мракВ провалах улиц долго бродит,Напоминая всем, что врагНе побежден и не отходит.Да светы небо стерегут,Да ветр доносит запах пашни,И беспокойно-долгий гудИдет от Эйфелевой башни.Она чрез океаны шлетТо бег часов, то весть возмездья,И сквозь железный переплетСверкают зимние созвездья.
19 февраля 1915
Париж
Цеппелины над Парижем
А. Н. Ивановой
Весь день звучали сверху струныИ гуды стерегущих птиц.А после ночь писала руны,И взмахи световых ресницЧертили небо. От окрестныхПолей поднялся мрак и лёг.Тогда в ущельях улиц тесныхЗаголосил тревожный рог...И было видно: осветленныйСияньем бледного венца,Как ствол дорической колонны,Висел в созвездии ТельцаКорабль. С земли взвивались змеи,Высоко бил фонтан кометИ гас средь звезд Кассиопеи.Внизу несомый малый светСтроений колыхал громады;Но взрывов гул и ядр потокНи звездной тиши, ни прохладыВесенней – превозмочь не мог.
18 апреля 1915
Париж
Реймская богоматерь
Марье Самойловне Цетлин
Vuе de trois-quarts, la Cath'edrale de Reims 'evoque une grande figure de femme agenouill'ee, en pri'ere.
В минуты грусти просветленнойНароды созерцать моглиЕе –
коленопреклоненнойСредь виноградников Земли.И всех, кто сном земли недужен,Ее целила благодать,И шли волхвы, чтоб увидатьЕе – жемчужину жемчужин.Она несла свою печаль,Одета в каменные ткани,Прозрачно-серые, как дальСпокойных овидей Шампани.И соткан был ее покровИз жемчуга лугов поемных,Туманных утр и облаков,Дождей хрустальных, ливней темных.Одежд ее чудесный сон,Небесным светом опален,Горел в сияньи малых радуг,Сердца мерцали алых роз,И светотень курчавых складокСтруилась прядями волос.Земными создана руками,Ее лугами и реками,Ее предутренними снами,Ее вечерней тишиной....И, обнажив, ее распяли...Огонь лизал и стрелы рвалиСвятую плоть... Но по ночам,В порыве безысходной муки,Ее обугленные рукиПростерты к зимним небесам.
15
Видимый на три четверти, Реймский собор напоминает фигуру огромной женщины, коленопреклоненной, в молитве.
Париж, Царьград и Рим – кариатидыПри входе в храм! Вам – солнцам-городам,Кольцеобразно легшим по водам,Завещан мир. В вас семя АтлантидыДало росток. Пророки и друидыВо тьме лесов таили Девы храм,А на реке, на месте Notre-DameСвященник пел заутрени Изиды.Париж! Париж! К какой плывет судьбеЛадья Озириса в твоем гербеС полночным грузом солнечного диска?Кто закрепил на площади твоейДраконью кровь волхвов и королейЛуксорского печатью обелиска?
16
Его качает, но он не тонет (лат.)
22 апреля 1915
Париж
Парижу
Е. С. Кругликовой
Неслись года, как клочья белой пены...Ты жил во мне, меняя облик свой;И, уносимый встречною волной,Я шел опять в твои замкнуться стены.Но никогда сквозь жизни переменыТакой пронзенной не любил тоскойЯ каждый камень вещей мостовойИ каждый дом на набережных Сены.И никогда в дни юности моейНе чувствовал сильнее и больнейТвой древний яд отстоенной печалиНа дне дворов, под крышами мансард,Где юный Дант и отрок БонапартСвоей мечты миры в себе качали.
19 апреля 1915
Париж
Голова madame de Lamballe
(4 сент. 1792 г.)
Это гибкое, страстное телоРастоптала ногами толпа мне,И над ним надругалась, раздела...И на телоНе смелаВзглянуть я...Но меня отрубили от тела,Бросив лоскутьяВоспаленного мяса на камне...И парижская гольУнесла меня в уличной давке,Кто-то пил в кабаке алкоголь,Меня бросив на мокром прилавке..Куафёр меня поднял с земли,Расчесал мои светлые кудри,Нарумянил он щеки мои,И напудрил...И тогда, вся избита, израненаГрязной рукой,Как на бал завита, нарумянена,Я на пике взвилась над толпойХмельным тирсом...Неслась вакханалия.Пел в священном безумьи народ...И, казалось, на бале в Версале я —Плавный танец кружит и несет...Точно пламя гудели напевы.И тюремною узкою лестницейВ башню Тампля к окну КоролевыПоднялась я народною вестницей.
Бурлит Сент-Антуан. Шумит Пале-Рояль.В ушах звенит призыв Камиля Демулена.Народный гнев растет, взметаясь ввысь, как пена.Стреляют. Бьют в набат. В дыму сверкает сталь.Бастилия взята. Предместья торжествуют.На пиках головы Бертье и де Лоней.И победители, расчистив от камнейПлощадку, ставят столб и надпись: «Здесь танцуют».Король охотился с утра в лесах Марли.Борзые подняли оленя. Но пришлиИзвестья, что мятеж в Париже. Помешали...Сорвали даром лов. К чему? Из-за чего?Не в духе лег. Не спал. И записал в журнале:«Четыр-надца-того и-юля. Ни-чего».