Царевич Федор – сын царя Бориса —Был отрок чуден,Благолепием цветущ,Как в поле крин, от Бога преукрашен,Очи велики, черны,Бел лицом,А возраст среден.Книжному научен почитанью.Пустошное али гнилое словоИз уст его вовек не исходише.
5
Царевна КсенияВласы имея черны, густы,Аки трубы лежаще по плечам.Бровьми союзна, телом изобильна,Вся светлостью облистанаИ млечной белостьюВсетельно облиянна.Воистину во всех делах чредима.Любила воспеваемые гласыИ песни духовные.Когда же плакала,Блистала еще светлееЗелной красотой.
6
Расстрига был ростом мал,Власы имея руды.Безбород и с бородавкой у переносицы.Пясти тонки,А грудь имел широку,Мышцы толсты,А тело помраченно.Обличьем прост,Но дерзостен и остроуменВ речах и наученьи книжном.Конские ристалища любил,Был ополчитель смел.Ходил танцуя.
7
Марина
Мнишек была прельстительна.Бела лицом, а брови имея тонки.Глаза змеиные. Рот мал. Поджаты губы.Возрастом невелика,Надменна обращеньем.Любила плясания и игрища,И пялишася в платьяТугие с обручами,С каменьями и жемчугом,Но паче честных камней любяше негритенка.
8
Царь Василий был ростом мал,А образом нелеп.Очи подслеповаты. Скуп и неподатлив.Но книжен и хитер.Любил наушников,Был к волхованьям склонен.
9
Боярин Федор – во иночестве Филарет —Роста и полноты был средних.Был обходителен.Опальчив нравом.Владетелен зело.Божественное писанье разумел отчасти.Но в знании людей был опытен:Царями и боярами играше,Аки на тавлее.И роду своему престол МосковскийВыиграл.
10
Так видел их и, видев, записалИван МихайловичКнязь Катырев-Ростовский.
23 августа 1919
Коктебель
DMETRIUS-IMPERATOR
(1591—1613)
Ю.Л. Оболенской
Убиенный много и восставый,Двадцать лет со славой правил яОтчею Московскою державой,И годины более кровавойНе видала русская земля.В Угличе, сжимая горсть орешковДетской окровавленной рукой,Я лежал, а мать, в сенях замешкав,Голосила, плача надо мной.С перерезанным наотмашь горломЯ лежал в могиле десять лет;И рука Господняя простерлаНад Москвой полетье лютых бед.Голод был, какого не видали.Хлеб пекли из кала и мезги.Землю ели. Бабы продавалиС человечьим мясом пироги.Проклиная царство Годунова,В городах без хлеба и без кроваМерзли у набитых закромов.И разъялась земная утроба,И на зов стенящих голосовВышел я – замученный – из гроба.По Руси что ветер засвистал,Освещал свой путь двойной луною,Пасолнцы на небе засвечал.Шестернею в полночь над МосквоюМчал, бичом по маковкам хлестал.Вихрь-витной, гулял я в ратном поле,На московском венчанный престолеДревним Мономаховым венцом,С белой панной – с лебедью – с МаринойЯ – живой и мертвый, но единый —Обручался заклятым кольцом.Но Москва дыхнула дыхом злобным —Мертвый я лежал на месте ЛобномВ черной маске, с дудкою в руке,А вокруг – вблизи и вдалеке —Огоньки болотные горели,Бубны били, плакали сопели,Песни пели бесы на реке...Не видала Русь такого сраму!А когда свезли меня на ямуИ свалили в смрадную дыру —Из могилы тело выходилоИ лежало цело на юру.И река от трупа отливала,И земля меня не принимала.На куски разрезали, сожгли,Пепл собрали, пушку зарядили,С четырех застав Москвы палилиНа четыре стороны земли.Тут тогда меня уж стало много:Я пошел из Польши, из Литвы,Из Путивля, Астрахани, Пскова,Из Оскола, Ливен, из Москвы...Понапрасну в обличенье вораЦарь Василий, не стыдясь позора,Детский труп из Углича опятьВез в Москву – народу показать,Чтобы я на Царском на призореПочивал в Архангельском соборе,Да сидела у могилы мать.А Марина в Тушино бежалаИ меня живого обнимала,И, собрав неслыханную рать,Подступал я вновь к Москве со славой...А потом лежал в снегу – безглавый —В городе Калуге над Окой,Умерщвлен татарами и жмудью...А Марина с обнаженной грудью,Факелы подняв над головой,Рыскала над мерзлою рекойИ, кружась по-над Москвою, в гневеВоскрешала новых мертвецов,А меня живым несла во чреве...И пошли на нас со всех концов,И неслись мы парой сизых чаекВдоль по Волге, Каспию – на Яик, —Тут и взяли царские стрелкиЛебеденка с Лебедью в силки.Вся Москва собралась, что к обедне,Как младенца – шел мне третий год —Да казнили казнию последнейОколо Серпуховских ворот.Так, смущая Русь судьбою дивной,Четверть века – мертвый, неизбывныйПравил я лихой годиной бед.И опять приду – чрез триста лет.
19 декабря 1917
Коктебель
Стенькин суд
Н.Н. Кедрову
У великого моря Хвалынского,Заточенный в прибрежный шихан,Претерпевый от змия горынского,Жду вестей из полуношных стран.Всё ль как прежде сияет – несглазенаПравославных церквей лепота?Проклинают ли Стеньку в них РазинаВ воскресенье в начале поста?Зажигают ли свечки, да сальныеВ них заместо свечей восковых?Воеводы порядки охальныеВсё ль блюдут в воеводствах своих?Благолепная, да многохрамая...А из ней хоть святых выноси.Что-то, чую, приходит пора мояПогулять по Святой по Руси.Как, бывало, казацкая, дерзкая,На Царицын, Симбирск, на Хвалынь —Гребенская, Донская да ТерскаяСобиралась ватажить сарынь.Да на первом на струге, на «Соколе»,С полюбовницей – пленной княжной,Разгулявшись, свистали да цокали,Да неслись по-над Волгой стрелой.Да как кликнешь сподрушных – приспешников:«Васька Ус, Шелудяк да Кабан!Вы ступайте пощупать помещиков,Воевод, да попов, да дворян.Позаймитесь-ка барскими гнездами,Припустите к ним псов полютей!На столбах с перекладиной гроздамиПоразвесьте собачьих детей».Хорошо на Руси я попраздновал:Погулял, и поел, и попил,И за всё, что творил неуказного,Лютой смертью своей заплатил.Принимали нас с честью и с ласкою,Выходили хлеб-солью встречать,Как в священных цепях да с опаскоюПривезли на Москву показать.Уж по-царски уважили пыткою:Разымали мне каждый суставДа крестили смолой меня жидкою,У семи хоронили застав.И как вынес я муку кровавую,Да не выдал казацкую Русь,Так за то на расправу на правуюСам судьей на Москву ворочусь.Рассужу,
развяжу – не помилую, —Кто хлопы, кто попы, кто паны...Так узнаете: как пред могилою,Так пред Стенькой все люди равны.Мне к чему царевать да насиловать,А чтоб равен был всякому – всяк.Тут пойдут их, голубчиков, миловать,Приласкают московских собак.Уж попомнят, как нас по ОстоженкеШельмовали для ихних утех.Пообрубят им рученьки-ноженьки:Пусть поползают людям на смех.И за мною не токмо что дранаяГолытьба, а казной расшибусь —Вся великая, темная, пьяная,Окаянная двинется Русь.Мы устроим в стране благолепье вам, —Как, восставши из мертвых с мечом, —Три угодника – с Гришкой Отрепьевым,Да с Емелькой придем Пугачем.
22 декабря 1917
Коктебель
Китеж
1
Вся Русь – костер. Неугасимый пламеньИз края в край, из века в векГудит, ревет... И трескается камень.И каждый факел – человек.Не сами ль мы, подобно нашим предкам,Пустили пал? А ураганРаздул его, и тонут в дыме едкомЛеса и села огнищан.Ни Сергиев, ни Оптина, ни Саров —Народный не уймут костер:Они уйдут, спасаясь от пожаров,На дно серебряных озер.Так, отданная на поток татарам,Святая Киевская РусьУшла с земли, прикрывшись Светлояром...Но от огня не отрекусь!Я сам – огонь. Мятеж в моей природе,Но цепь и грань нужны ему.Не в первый раз, мечтая о свободе,Мы строим новую тюрьму.Да, вне Москвы – вне нашей душной плоти,Вне воли медного Петра —Нам нет дорог: нас водит на болотеОгней бесовская игра.Святая Русь покрыта Русью грешной,И нет в тот град путей,Куда зовет призывный и нездешнойПодводный благовест церквей.
2
Усобицы кромсали Русь ножами.Скупые дети КалитыНеправдами, насильем, грабежамиЕе сбирали лоскуты.В тиши ночей, звездяных и морозных,Как лютый крестовик-паук,Москва пряла при Темных и при ГрозныхСвой тесный, безысходный круг.Здесь правил всем изветчик и наушник,И был свиреп и строгМосковский князь – «постельничий и клюшникУ Господа», – помилуй Бог!Гнездо бояр, юродивых, смиренниц —Дворец, тюрьма и монастырь,Где двадцать лет зарезанный младенецЧертил круги, как нетопырь.Ломая кость, вытягивая жилы,Московский строился престол,Когда отродье Кошки и КобылыПожарский царствовать привел.Антихрист-Петр распаренную глыбуСобрал, стянул и раскачал,Остриг, обрил и, вздернувши на дыбу,Наукам книжным обучал.Империя, оставив нору кротью,Высиживалась из яицПод жаркой коронованною плотьюСвоих пяти императриц.И стала Русь немецкой, чинной, мерзкой.Штыков сияньем озарен,В смеси кровей Голштинской с ВюртембергскойОтстаивался русский трон.И вырвались со свистом из-под тронаКлубящиеся пламена —На свет из тьмы, на волю из полона —Стихии, страсти, племена.Анафем церкви одолев оковы,Повоскресали из гробовМазепы, Разины и Пугачевы —Страшилища иных веков.Но и теперь, как в дни былых падений,Вся омраченная, в крови,Осталась ты землею исступлений —Землей, взыскующей любви.
3
Они пройдут – расплавленные годыНародных бурь и мятежей:Вчерашний раб, усталый от свободы,Возропщет, требуя цепей.Построит вновь казармы и остроги,Воздвигнет сломанный престол,А сам уйдет молчать в свои берлоги,Работать на полях, как вол.И, отрезвясь от крови и угара,Цареву радуясь бичу,От угольев погасшего пожараЗатеплит ярую свечу.Молитесь же, терпите же, примите жНа плечи крест, на выю трон.На дне души гудит подводный Китеж —Наш неосуществимый сон!
18 августа 1919
Во время наступления Деникина на Москву.
Коктебель
Дикое поле
1
Голубые просторы, туманы,Ковыли, да полынь, да бурьяны...Ширь земли да небесная лепь!Разлилось, развернулось на волеПрипонтийское Дикое Поле,Темная Киммерийская степь.Вся могильниками покрыта —Без имян, без конца, без числа...Вся копытом да копьями взрыта,Костью сеяна, кровью полита,Да народной тугой поросла.Только ветр закаспийских угорийМутит воды степных лукоморий,Плещет, рыщет – развалист и хлябПо оврагам, увалам, излогам,По немеряным скифским дорогамМеж курганов да каменных баб.Вихрит вихрями клочья бурьяна,И гудит, и звенит, и поет...Эти поприща – дно океана,От великих обсякшее вод.Распалял их полуденный огнь,Индевела заречная синь...Да ползла желтолицая поганьАзиатских бездонных пустынь.За хазарами шли печенеги,Ржали кони, пестрели шатры,Пред рассветом скрипели телеги,По ночам разгорались костры,Раздувались обозами тропыПерегруженных степей,На зубчатые стены ЕвропыНизвергались внезапно потопыКолченогих, раскосых людей,И орлы на Равеннских воротахИсчезали в водоворотахВсадников и лошадей.Много было их – люты, хоробры,Но исчезли, «изникли, как обры»,В темной распре улусов и ханств,И смерчи, что росли и сшибались,Разошлись, растеклись, растерялисьСредь степных безысходных пространств.
2
Долго Русь раздирали по клочьямИ усобицы, и татарва.Но в лесах по речным узорочьямЗавязалась узлом Москва.Кремль, овеянный сказочной славой,Встал в парче облачений и риз,Белокаменный и златоглавыйНад скудою закуренных изб.Отразился в лазоревой ленте,Развитой по лугам-муравам,Аристотелем ФиоравентиНа Москва-реке строенный храм.И московские ИоанныНа татарские веси и страныНаложили тяжелую пядьИ пятой наступили на степи...От кремлевских тугих благолепийСтало трудно в Москве дышать.Голытьбу с тесноты да с неволиПотянуло на Дикое ПолеПод высокий степной небосклон:С топором, да с косой, да с ораломУходили на север – к Уралам,Убегали на Волгу, за Дон.Их разлет был широк и несвязен:Жгли, рубили, взымали ясак.Правил парус на Персию Разин,И Сибирь покорял Ермак.С Беломорья до ПриазовьяПодымались на клич удальцовВоровские круги понизовьяДа концы вечевых городов.Лишь Никола-Угодник, Егорий —Волчий пастырь – строитель земли —Знают были пустынь и поморий,Где казацкие кости легли.