Полное собрание стихотворений

Мережковский Дмитрий Сергеевич

XXXIII

Но он – студент. Какой счастливый день!С каким восторгом он вошел под сеньТаинственных больших аудиторий.Он с трепетом заглядывает в теньНемых библиотек, лабораторий;На лекциях он – весь вниманье, слух...Но скоро в нем научный жар потух.

XXXIV

С тупым лицом, рябой и косоглазый,Какой-то метафизик примирялУченье церкви с Кантом. Он дремал,Цедя сквозь сон медлительные фразы,И, не боясь свистков, провозглашалТот принцип, что почтенье к людям надоОпределять

количеством оклада.

XXXV

Сереже было стыдно; а потомНа кафедру взошел старик с лицомПергаментным, в очках; губа отвисла,И мутный взор потух. Беззубым ртомЗашамкал он уныло числа, числа...История – без образов, без лиц,Ряды хронологических таблиц!..

XXXVI

Но вот – юрист; он обожал остроты,Был фат, носил фальшивый бриллиант,Не знал предмета, но имел талантПридумывать словечки, анекдотыИ пошлости. Сереже этот франтКазался неприличным и вульгарным;Он, впрочем, был довольно популярным.

ХХХVII

В своих товарищах не мог СергейУзнать студента добрых старых дней.Где искренность, где шумные беседы,Где буйный пыл заносчивых речей,Где сходки, красные рубашки, пледы,Где сумрачный Базаров-нигилист?..Теперешний студент так скромен, чист

XXXVIII

И аккуратен: он смирней овечкиОн маменькин сынок, наследства ждет,Играет в винт и в ресторане пьетШампанское, о тепленьком местечкеХлопочет, пред начальством шею гнет,Готовь стоять просителем у двериИ думает о деньгах, да карьере...

XXXIX

………………………………

XL

Был старичок-профессор: пылкий, страстный,Гуманностью он увлекал без слов —Одной улыбкой мягкой, детски ясной;Идеалист сороковых годов,Он умереть за правду был готов.……………………………………………………………………………………

XLI

В морщинках добрых, с лысой головой,Он был похож на маленького гнома.На пятом этаже большого домаВ его квартирке плохонькой, порой,По вечерам бывал и наш герой.Жара, веселье, чай и папиросы,И шум, и смех, и важные вопросы.

XLII

Один кричал: «Не признаю народа!..»Другой в ответ: «Толстой сказал...» – «Он врет!»– «Нет, черт возьми, дороже нам свобода...»– «Пусть сапоги Толстой в деревне шьет...»– «Прогресс!.. Интеллигенция!.. Народ!..»Все, наконец, сливалось в общем шуме.Сергей внимал в глубокой, тихой думе.

ХLIII

Пора домой. Он вышел. Ночь ясна.Костры извозчиков пылают с треском,А на Неве голубоватым блескомМерцают глыбы льда, и холоднаВ кольце туманной радуги луна,И полны Сфинксы грусти величавой,И задремал Исакий златоглавый.

ХLIV

Его столбов и портиков гранит,Весь опушенный инеем, блестит,И по углам склонились, недвижимы,Чернея в звездном небе, херувимы...А Невский электричеством залит,Кареты, вывески, кафе, – и звонокВ морозной ночи гул последних конок.

XLV

И думал так наш скептик молодой:«О чем они так спорили, кричали?Народ, культура, знанье, – Боже мой,Но здесь, пред этой ночью голубой,Как жалки все тревоги и печали!Мне в двадцать лет не страшно умереть.И, право, в жизни нечего жалеть.

XLVI

Жалеть!.. Я даже рад тому, что болен.Я волю жить сознаньем превозмог,Как Шопенгауэр говорит...» ДоволенБыл юный наш философ тем, что могЦитатой подтвердить свой монолог.Он чувствовал себя оригинальным,Обиженным, и гордым, и печальным.

XLVII

В своих глазах он был почти велик.Не понимал Сережа в этот миг,Что пессимизм дешевый и банальный,Всю эту грусть он взял из модных книг,Из фельетонов да статьи журнальной,Что свой красивый, мрачный идеалОн у поэта Минского украл.

XLVIII

И между тем, как цепью бриллиантовНад Невским ряд полночных солнц горел,На улицу с презреньем он глядел,На бедняков, публичных женщин, франтов...«Как я далек от их ничтожных дел!..Живут, страдают, любят, суетятся,А смерть придет, – как сон они умчатся!..»

XLIX

И в шубу он закутался плотней,И сделалось тепло ему от меха,От сладостного внутреннего смехаНад глупой жизнью маленьких людей;Он опьянен был горестью своей,Она ему казалась необъятной:Ведь над собой поплакать так приятно.

L

Пришел домой, разделся он и лег.Но мучил кашель, голова горела...Потухли грезы. Слаб и одинок,Он ласки жаждал и уснуть не мог.А ночь в глаза так пристально глядела,И, как могильный камень, тяжела,Теперь уж скорбь не шуткою была.

LI

Ни сладких дум, ни слезь, ни вдохновенья,Ему казалось глупым и смешным,Что он считал великим за мгновенье.Не скептиком, могучим, гордым, злым,Он просто был несчастным и больным,Покинутым ребенком. ОдинокиТеперь мы все: таков наш век жестокий!

LII

Мы думаем, безумцы, лишь о том,Чтоб оградиться от людей наукой,Правами, силой, деньгами, умом...Но в нашем я, ничтожном и пустом,Томимся одиночеством и скукой.Борьба на смерть, – Vae victis! [12] – кровь за кровь,У нас в руках – весь мир! Но где любовь?

LIII

Железные дороги, телефоны,И Эйфелева башня до небес, —Великий век открытий и чудес!..А между тем нам как-то скучно... Стоны,Разврат и голод... Жар любви исчез...Вселенную мы знаньем победили,А в сердце... в сердце мрачно, как в могиле.

12

Горе побежденным! (лат.)