Полное собрание стихотворений

Фет Афанасий Афанасьевич

7 февраля 1889

Степь вечером

Клубятся тучи, млея в блеске алом, Хотят в росе понежиться поля, В последний раз, за третьим перевалом, Пропал ямщик, звеня и не пыля. Нигде жилья не видно на просторе. Вдали огня иль песни — и не ждешь! Всё степь да степь. Безбрежная, как море, Волнуется и наливает рожь. За облаком до половины скрыта, Луна светить еще не смеет днем. Вот жук взлетел, и прожужжал сердито, Вот лунь проплыл, не шевеля крылом. Покрылись нивы сетью золотистой, Там перепел откликнулся вдали, И слышу я, в изложине росистой Вполголоса скрыпят коростели. Уж сумраком пытливый взор обманут. Среди тепла прохладой стало дуть. Луна чиста. Вот с неба звезды глянут, И как река засветит Млечный Путь.

1854

Вечер

Прозвучало

над ясной рекою, Прозвенело в померкшем лугу, Прокатилось над рощей немою, Засветилось на том берегу. Далеко, в полумраке, луками Убегает на запад река. Погорев золотыми каймами, Разлетелись, как дым, облака. На пригорке то сыро, то жарко, Вздохи дня есть в дыханье ночном, — Но зарница уж теплится ярко Голубым и зеленым огнем.

1855

Баллады

Змей

Чуть вечерней росою Осыпается трава, Чешет косу, моет шею Чернобровая вдова. И не сводит у окошка С неба темного очей, И летит, свиваясь в кольца, В ярких искрах длинный змей. И шумит всё ближе, ближе, И над вдовьиным двором, Над соломенною крышей Рассыпается огнем. И окно тотчас затворит Чернобровая вдова; Только слышатся в светлице Поцелуи да слова.

1847

Лихорадка

«Няня, что-то всё не сладко! Дай-ка сахар мне да ром. Всё как будто лихорадка, Точно холоден наш дом». — «Ах, родимый, бог с тобою: Подойти нельзя к печам! При себе всегда закрою, Топим жарко — знаешь сам». — «Ты бы шторку опустила… Дай-ка книгу… Не хочу… Ты намедни говорила, Лихорадка… я шучу…» — «Что за шутки спозаранок! Уж поверь моим словам: Сестры, девять лихоманок, Часто ходят по ночам. Вишь, нелегкая их носит Сонных в губы целовать! Всякой болести напросит, И пойдет тебя трепать». — «Верю, няня!.. Нет ли шубы? Хоть всего не помню сна, Целовала крепко в губы — Лихорадка ли она?»

1847

Видение

Не ночью, не лживо Во сне пролетело виденье: Свершилося диво — Земле подобает смиренье! Прозрачные тучи Над дикой Печерской горою Сплывалися в кучи Под зыбью небес голубою, И юноши в белом Летали от края до края, Прославленным телом Очам умиленным сияя. На тучах, высоко, Всё выше, в сиянии славы, Заметно для ока Вставали Печерские главы.

1843

Геро и Леандр

Бледен лик твой, бледен, дева! Средь упругих волн напева Я люблю твой бледный лик. Под окном на всём просторе Только море — только в море Волн кочующих родник. Тихо. Море голубое Взору жадному в покое Каждый луч передает. Что ж там в море — чья победа? Иль в зыбях, вторая Леда, Лебедь-бог к тебе плывет? Не бессмертный, не бессонный, Нет, то юноша влюбленный Проложил отважный путь, И, полна огнем желаний, Волны взмахом крепкой длани Молодая режет грудь. Меркнет день; из крайней тучи Вдоль пучины ветр летучий Направляет шаткий бег, И под молнией багровой Страшный вал белоголовый С ревом прыгает на брег. Где ж он, Геро? С бездной споря Удушающего моря, На свиданье он спешит! Хоть бесстрастен, хоть безгласен, Но по-прежнему прекрасен, Он у ног твоих лежит. Бледен лик твой, бледен, дева! Средь упругих волн напева Я люблю твой бледный лик. Под окном на всём просторе Только море — только в море Волн кочующий родник.

1847

Тайна

Почти ребенком я была, Все любовались мной; Мне шли и кудри по плечам, И фартучек цветной. Любила мать смотреть, как я Молилась поутру, Любила слушать, если я Певала ввечеру. Чужой однажды посетил Наш тихий уголок; Он был так нежен и умен, Так строен и высок. Он часто в очи мне глядел И тихо руку жал И тайно глаз мой голубой И кудри целовал. И, помню, стало мне вокруг При нем всё так светло, И стало мутно в голове И на сердце тепло. Летели дни… промчался год… Настал последний час — Ему шепнула что-то мать, И он оставил нас. И долго-долго мне пришлось И плакать, и грустить, Но я боялася о нем Кого-нибудь спросить. Однажды вижу: милый гость, Припав к устам моим, Мне говорит: «Не бойся, друг, Я для других незрим». И с этих пор — он снова мой, В объятиях моих, И страстно, крепко он меня Целует при других. Все говорят, что яркий свет Ланит моих — больной. Им не узнать, как жарко их Целует милый мой!

1842

Ворот

«Спать пора! Свеча сгорела, Да и ты, моя краса, — Голова отяжелела, Кудри лезут на глаза. Стань вот тут перед иконы, Я постельку стану стлать. Не спеши же класть поклоны, „Богородицу“ читать! Видишь, глазки-то бедняжки Так и просятся уснуть. Только ворот у рубашки Надо прежде расстегнуть». — «Отчего же, няня, надо?» — «Надо, друг мой, чтоб тобой, Не сводя святого взгляда, Любовался ангел твой. Твой хранитель, ангел божий, Прилетает по ночам, Как и ты, дитя, пригожий, Только крылья по плечам. Коль твою он видит душку, Ворот вскрыт — и тих твой сон: Тихо справа на подушку, Улыбаясь, сядет он; А закрыта душка, спрячет Душку ворот — мутны сны: Ангел взглянет и заплачет, Сядет с левой стороны. Над тобой господня сила! Дай, я ворот распущу. Уж подушку я крестила — И тебя перекрещу».

1847

«На дворе не слышно вьюги…»

На дворе не слышно вьюги, Над землей туманный пар. Уж давно вода остыла, Смолк шумливый самовар. Няня старая не видит И не слышит — всё прядет: Мочку левую пощиплет, Правой нитку отведет. А ребенок всё играет. Как хорош он при огне! И кудрявая головка Отразилась на стене. Вот задумалася няня, Со свечи нагар сняла И прекрасного малютку Ближе к свечке подвела. «Дай-ка ручки! — Няня хочет Посмотреть на их черты. — Что, на пальчиках дорожки Не кружками ль завиты?» Няня смотрит… Вот вздохнула… «Ничего, дитя мое!» Вот заплакала — и плачет Мальчик, глядя на нее.

1842

Легенда

Вдоль по берегу полями Едет сын княжой; Сорок отроков верхами Следуют толпой. Странен лик его суровый, Всё кругом молчит, И подкова лишь с подковой Часто говорит. «Разгуляйся в поле», — сыну Говорил старик. Знать, сыновнюю кручину Старый взор проник. С золотыми стременами Княжий аргамак; Шемаханскими шелками Вышит весь чепрак. Но, печален в поле чистом, Князь себе не рад И не кличет громким свистом Кречетов назад. Он давно душою жаркой В перегаре сил Всю неволю жизни яркой Втайне отлюбил. Полюбить успев вериги Молодой тоски, Переписывает книги, Пишет кондаки. И не раз, в минуты битвы С жизнью молодой, В увлечении молитвы Находил покой. Едет он в раздумье шагом На лихом коне; Вдруг пещеру за оврагом Видит в стороне: Там душевной жажде пищу Старец находил, И к пустынному жилищу Князь поворотил. Годы страсти, годы спора Пронеслися вдруг, И пустынного простора Он почуял дух. Слез с коня, оборотился К отрокам спиной, Снял кафтан, перекрестился — И махнул рукой.