Полное затмение
Шрифт:
– Насколько мне известно, сеньор инквизитор был ограблен.
– Убийца хотел, чтобы все поверили в ограбление. Но это не так. Следователи нашего святейшего отца не сидели сложа руки. Они… изучили зловонное содержимое сточной канавы дома [22] … реквизированного Никола Флореном. Он забрал его у богатого горожанина, [23] обвиненного в сношениях с демоном.
Ногаре представил себе, как люди в рясах копались в зловонной грязи, и с трудом сдержал приступ тошноты.
22
Сточная канава – предшественница современных полей аэрации и водосточных колодцев. Канавы были открытыми. В них сбрасывали
23
Большинство инквизиторов присваивали себе имущество своих жертв. (Примеч. автора.)
– Так вот, – продолжал банкир, – эти следователи ползали по экскрементам два дня подряд. Они нашли кольца, украденные у Никола Флорена. Какой пьяница, совершив преступление, станет выбрасывать добычу в сточную канаву? И напротив, дворянин, защищающий любимую женщину, никогда не опустится до воровства.
Ногаре терял терпение. И такое положение вызывало у этого человека, никогда не терявшего над собой контроль, отвращение. Он задавался вопросом, терзавшим его с самого начала столь странного разговора. Странного и неуместного, поскольку его затеял банкир-ломбардец, хорошо осведомленный о политических и денежных делах, но отнюдь не о божественном или считающемся таковым вмешательстве. Он с наслаждением отведал сливового пюре и изобразил недоумение:
– Мой славный друг… Вы запутали меня… Какое вам дело до этой мелкой дворяночки, которая имеет значение только потому, что стала супругой Артюса д’Отона?
Банкир залпом допил свой бокал и пробормотал:
– Ах, мессир, мессир, какая же трудная мне выпала миссия!
С непроницаемым лицом Ногаре посмотрел на банкира и тихо спросил:
– Миссия,мой славный Джорджио?
– Разумеется. И приказ этот исходит от самого высокопоставленного человека.
– От Папы?
– От него самого через посредничество камерленго, грозного Гонория Бенедетти, которого я посетил в Риме по его приглашению. Признаюсь, я ни в чем не уверен. Почему исход инквизиторского процесса по делу незаконнорожденной мелкой дворянки мадам де Суарси так беспокоит нашего понтифика? Тем более, как я понял, в ходе этого процесса были допущены грубейшие нарушения.
Ногаре сгорал от нетерпения. Отбросив притворство, он прямо спросил:
– Что хочет Климент, пятый по имени, и почему?
– Он требует провести расследование. И он не отступит. Если дама де Суарси злонамеренно воспользовалась благоприятным для нее Божьим судом, он хочет непременно это выяснить. Он не говорит, что потребует нового инквизиторского процесса… Это было бы грубейшей ошибкой с политической точки зрения. Вы знаете, как народ относится к этим своего рода ордалиям. [24] Тем более что население Алансона ненавидело мессира Флорена. Однако Святой престол хочет получить ответ, который дать ему может только монсеньор д’Отон. Мессир советник, я обращаю ваше внимание на этот факт: насколько я понял, речь не идет о пересмотре процесса над мадам де Суарси. Святой престол хочет услышать правду. В конце концов, чудо, которым воспользовалась дама, достаточно необычно и уже поэтому может заинтересовать Папу и его окружение.
24
Ордалия – Божий суд. Физическое испытание (каленым железом, окунанием в ледяную воду) или судебный поединок, призванные доказать виновность или невиновность. Речь идет о Божьем суде, прекратившем свое существование в XI веке. Этот обычай был осужден на IV Латеранском соборе в 1215 году. (Примеч. автора.)
– Мсье д’Отон – друг короля. – Ногаре натянуто улыбнулся. – Во всяком случае, он тот, о ком король хранит добрые воспоминания в своем сердце. Граф поступил мудро: он никогда не вмешивался в дела королевства и не искал милости у Филиппа. Он – одно из самых теплых воспоминаний моего повелителя. Другими словами, если бы его отдали под суд, это было бы… как бы это сказать… плохо воспринято.
Джорджио Цуккари потупил взор. Глядя на свои потные руки, он прошептал:
– Положим… за услугой может последовать вознаграждение.
–
– Дело в том… Я досадовал бы на себя, если бы стал истолковывать намерения камерленго, но мне показалось, что его святейшество понимает дилемму, с которой может столкнуться король. Еще одна важная деталь: разговор велся на латыни. Он… как бы это сказать… Вы же знаете прелатов, мессир… их утонченное искусство риторики и фраз с двойным смыслом… Легко лишь для тех, кто в совершенстве владеет этим языком. Разговаривая с ними, необходимо правильно ориентироваться, понимать то, что было сказано на самом деле, и не пытаться недооценивать важность того, что они недосказали или о чем они сознательно умолчали. Так вот, я буду соблюдать крайнюю осторожность, чтобы не извратить или не обобщить слова камерленго, введя тем самым вас в заблуждение. Одним словом, он четко сформулировал, что признательность его святейшества – в том случае, если монсеньор д’Отон даст объяснения по поводу двух свидетельств, – может содействовать разрешению споров по поводу объединения двух крупнейших военных орденов.
Одно из самых честолюбивых стремлений Филиппа Красивого.
Несмотря на героическое сопротивление рыцарей ордена Храма*, Гостеприимного ордена, не говоря уже о рыцарях орденов Святого Лазаря и Святого Фомы, цитадель Сен-Жан-д’Акр пала в 1291 году под натиском мамлюков султана аль-Ашраф Халиля. Большинство тамплиеров вернулись на Запад. Что касается госпитальеров, они поспешно бежали на Кипр, вопреки откровенному нежеланию предусмотрительного Генриха II де Лузиньяна, короля острова, который скрепя сердце разрешил им временно обосноваться в городе Лимассоле, на южном побережье.
Годы, последовавшие за разгромом Акры, оказались роковыми для тамплиеров, но пощадили госпитальеров, которые никогда не забывали о милосердии и сострадании. Простолюдины ненавидели орден тамплиеров за заносчивость рыцарей, их привилегии, не говоря уже о лености и полнейшем отсутствии щедрости. Ходили слухи, что военный орден тратил собранные деньги лишь на собственные нужды и обладал колоссальными сокровищами. Не замедлили появиться злые шутки и ругательства. Отправляясь в бордель, говорили «я иду в Храм». Можно было «воровать или лгать, как тамплиер». Военные ордена – и прежде всего орден тамплиеров – мешали королю, стремившемуся положить конец папскому вмешательству в политику Французского королевства. Гийом де Ногаре, которому помогал его бывший ученик Гийом де Плезиан, изучил все аспекты проблемы. Было бы неразумным требовать простого роспуска всех военных орденов. Молодые дворяне и горожане были преданы модели благочестия, послушания и героизма, пример которой им подавали воины Христовы. А вот прежний проект объединения всех этих орденов, предложенный четырнадцать лет назад Николаем IV, [25] предлагал естественное решение, позволявшее сохранить и козла, и капусту. Это объединение должно было произойти в пользу Гостеприимного ордена, который и встал бы во главе нового образования. А командором этого образования предполагалось назначить одного из младших сыновей Филиппа Красивого. Таким образом, французскому монарху не придется больше конфликтовать ни с Папой, ни с общественным мнением. Более того, он обуздает всю папскую свору. Остается только одна тень, но тень весьма неудобная: Жак де Моле, новый магистр ордена тамплиеров. Этот консерватор, отважный солдат и человек веры, не потерпит, чтобы его вот так просто низложили. Кроме того, Моле был человеком неискушенным в политике, что, впрочем, не уменьшало его высокомерия. Он будет упираться изо всех сил, не осознавая, что фигуры на шахматной доске были расставлены без его участия.
25
В энциклике Dura nimis. (Примеч. автора.)
– Жак де Моле будет против, – сказал Ногаре.
Ломбардец, не глядя на советника, возразил:
– У меня сложилось такое чувство, что возможное недовольство мсье де Моле тревожит камерленго.
Гийом де Ногаре смаковал сливовое пюре, дав себе время на размышление. Он не мог не воспользоваться этим удобным случаем, чтобы далеко продвинуться в деле объединения военных орденов, о чем страстно мечтал король Филипп. С другой стороны, сама мысль, что придется пожертвовать французским дворянином с безупречной репутацией, да к тому же другом детства короля, была ему невыносима.