Полнолуние для магистра
Шрифт:
— Захария, — тупо сказал Магистр.
— Совершенно верно. И правильно. Ей, совсем ещё девочке, он лучше подходит, нежели битый жизнью Глава Ордена. А вот та мисс Лика, что была до неё — та, чувствуется, женщина в расцвете…
Он замешкался.
— Вы говорили о Тоби, — безжизненным голосом сказал Нэш. — Почему он с ней? Чего я ещё не знаю? Простите… — Он потёр лицо ладонями. — Расскажите всё.
Сэр Магнус вздохнул.
— Всё… Тогда начну с того, что встретил мисс Лику возле самого крыльца Диккенсов. Я, видите ли, хотел осведомиться о здоровье Элайджи, и так получилось, что подъехал к его дому одновременно с ней. Разумеется, безмерно удивился, увидев, как она выходит из дворцовой кареты; подошёл,
Магистр застонал и опустился на диван, сжимая виски. Значит, один, а то и несколько огненных шаров успели прорваться сквозь Зеркало, прямо в пустой дом! Дьявол! Дом-то пустой, но он оставил там Тоби!
— …И вот тут, я вам скажу, оценил я работу Мастеров-охранников, сэр. Огонёк-то, видать, был не из простых, возгорелся так, будто противопожарных заклинаний и в помине не было. Но за периметр дома не вышел, сэр, не вышел. Крыша — да, тлела, обрушивалась; окна лопались, видно было через них, что по комнатам пламя так и гуляет. А вот наружу ничегошеньки не пробилось. Толпа, конечно, зеваки, газетчики, ищейки и страховщики…
— А Тоби?
— Тоби нашли, только когда мы сами подошли к двери. Чужих она не пускала, но мисс Лика когда-то жила в этом доме, и дверь её опознала. До первого этажа огонь ещё не добрался, но задымление было ужасное. В швейцарской кто-то забыл перед уходом закрыть окно, вот Тоби туда и забрался. Не на подоконник, конечно, ростом не вышел; но всё равно какое-то время воздух там был чище, чем в холле. Только недолго. Когда вашего фамильяра вытащили на воздух, у него уже останавливалось сердечко.
Магистр сидел, уставившись на свои подрагивающие пальцы, и молчал, стиснув зубы.
— Эта чудесная девушка, мисс Лика, схватила его на руки, почти мёртвого, всего в саже, заплакала и сказала, что никому его не отдаст. Что он будет жить. И всю дорогу до Бейкер-стрит держала на руках. А когда мы подъехали к дому Элайджи — засмеялась сквозь слёзы и побормотала что-то вроде… «Третий»… Правда, я не понял тогда, что она имела в виду, но спросить не успел. Глядь — а Тоби как заново родился, даже шёрстка закурчавилась, будто и не стригли его недавно. Вспомнил я тогда чудесное омоложение достопочтенного сэра Барри, дворецкого… и решил ничему не удивляться. А тут нас догнал вестник от Пэрриша, дескать, вы при смерти. У барышни слёзы на глазах, фамильяр скулит; в общем, прихватил я их с собой обоих, не высаживать же. К тому времени вас уже перенесли сюда адепты… Да не краснейте так, разумеется, я вас не при барышне осматривал: она в приёмной сидела. Опять-таки с фамильяром на руках, соображаете? Всё это время она вливала Силу в малыша Тоби, а через него и вас заодно. Но хорошо, что я не сразу её к вам пустил: всё-таки обожжённый — зрелище не для хрупкой девушки. А потом… Потом уж извините, друг мой, погрузил я вас в основательный сон, дабы результат закрепить. Чтобы её труды не пошли насмарку. Кто ж знал, что она в нашем мире последние часы проводит? Вы уж простите старика, перестарался…
Сияющая полная луна заливала мир таким ярким светом, что уличные фонари казались тусклыми светлячками. Магистр долго глядел на неё, не мигая, будто пытаясь отыскать что-то, одному ему ведомое…
— Это прекрасно, — сказал он.
Сэр Магнус сморгнул.
— Что, простите?
— Если бы Лика не ушла — я так и не понял бы, насколько она мне дорога. Вы заметили, сэр Магнус, что, лишь потеряв кого-то, мы понимаем его истинную значимость для нас? Прекрасно, что я больше не сомневаюсь ни в себе, ни в своих намерениях. Они так же реальны, как это полнолуние.
Прошелестели в ночи пёстрые крылья. Нэш рванул кверху оконную раму. На подоконник, сверкнув оперением, легко опустился Шикки. Вслед за ним отважно спикировал растрёпанный воробей.
— Ты прав, — сказал Шикки. — Полнолуние — это прекрасно. Мы вернулись к людям. Все. И это хорошее предзнаменование, не находишь? Значит, вернётся и твоя девушка. Или ты сам.
Эпилог
Тоби ждал.
Дни тянулись скучно и уныло, несмотря на вкусную еду, обожание и ласки новой хозяйки и покровительство её большого друга.
Новый мир был странен и не слишком интересен. А ещё — вонюч и шумен, хоть Тоби одно время казалось, что гаже едкого дыма нет ничего. Оказывается, есть. Бен-зин. А-це-тон. Кошмарные запахи дамской парикмахерской. Магазинной еды, напичканной всякой несъедобной дрянью.
Зато на работе у хозяйки спокойно пахло книгами и тишиной. А в загородном доме — половицами, сушёными травами, а иногда — пи-ро-га-ми. Пироги — это магия. Только они могут скрасить ожидание в чужом неприветливом мире. Хозяин велел: ждать! Тоби ждёт. И хорошо, что у хозяйки от-пуск, ждать в солнечной и тихой де-рев-не было куда приятнее, чем в пыльном городе.
Но здесь не водилось фамильяров, а значит, поговорить о своих бедах было не с кем. Хорошо хоть, хозяйка его понимала! А с недавних пор стал понимать и её Брат. Первый раз, услышав Тоби, он едва из гамака не вывалился. А Тоби лишь попросил его не раскачиваться так сильно: берёзы скрипят, к которым гамак привязан, спать мешают. Потом Брат часто с ним беседовал, особенно на ры-бал-ке; узнал, как Тоби с Магистром гонялись по всему Лондону за мелкой нечистью — тре-ни-ро-ва-лись, и зауважал. Даже перестал звать непонятной «пузатой мелочью». Тоби принимал знаки уважения с присущей ему скромностью, а однажды даже поделился с Братом утянутым с кухни куском пирога.
Ах, да, помимо пирогов появилась ещё одна радость в жизни: спаньё на солнышке. Дома он в основном дремал под столом или в своей корзине в прихожей, на улицу выбирался нечасто, и сразу дурел от запаха лошадей и навоза; вдобавок, редко когда они с хозяином просто гуляли; всё по делам. А здесь Тоби познал сладость заслуженного безделья. Солнечный двор весь был отдан в его распоряжение: но больше всего он любил спать на крыше собачьей будки, специально поставленной для будущего сторожа. Будка пока пустовала, крыша её хорошо прогревалась, и, бывало, Тоби великодушно делил со-ля-рий с соседской кошкой, огромной, больше его, крупномордой, с кисточками на ушах. У неё он научился потягиваться, спать, где попало и как ему удобно, тереться об ноги.
А спать ему разрешали везде. Потому что он «бедненький» и «сиротка». И вообще-то это был ещё один приятный подарок от нового мира.
Этим вечером ему было особенно тоскливо. Может, потому, что из соседнего леса прилетела большая птица, похожая на Шикки? Похожа, но не скроух. Посидела на заборе, поглядела вокруг и улетела прочь. Глупая, наверное, разговаривать не умеет. Тоби стало грустно. А к вечеру, когда взошла непривычно круглая луна — так хоть вой. Он попросился на крыльцо, повздыхал — и в самом деле завыл тоненько, жалостливо, плача о себе, покинутом. Брошенном. Маленьком и бедненьком. Он послушный, он ждёт. Но сколько ещё ждать?