Полнолуние для магистра
Шрифт:
— Вы даже не представляете, что я сейчас ради вас натворила. Я время повернула вспять, понимаете? Потому что это… несправедливо, неправильно — умирать старикам в одиночестве, да и вообще умирать. Не надо умирать, прошу вас, живите! Я так хочу, в самом-то деле, и вы хотите, и те, кто вас любит… Не может же быть, чтобы вас никто не любил?
Она бормотала всякую чушь, а он слушал, слушал, прикрыв глаза, тихо улыбаясь, так же, как прежде, прислонившись спиной к колонне… Но щёки его не спешили, как тогда, наливаться восковой желтизной,
Приподняв веки, он глянул на неё лучистыми добрыми глазами, и Лика поперхнулась каким-то очередным утешительно-протестующим словом. Что-то с ним было не так. Какой-то неправильный старик. И, в общем-то…
Уже не умирающий.
Уже не старик.
Она в смятении замолчала, поняв, что, собственно, произошло. Уставилась во все глаза на мужчину лет шестидесяти, но ещё достаточно крепкого: несмотря на худобу, он был достаточно широкоплеч, высок… Последнее обнаружилось, когда тот с лёгкостью поднялся на ноги, мало того: подхватил её под локоть и без всякого усилия помог встать.
Статен, словно бывший военный. Строен. Крепок. Живее всех живых.
Он опять снял парик, повертел его в руках и, усмехнувшись, забросил в кусты. Пригладил пятернёй пышную рыжеватую с проседью гриву.
— Вы чудо, юная леди. Просто чудо.
«…Второй!» — звонко крикнули у неё в голове. И зазвенел, и покатился по далёкой-далёкой ночной поляне русалочий смех. «Успела! Успела! Успела!»
— Ы-ы-ы… — завыл кто-то гневно совсем рядом…
Промелькнуло, едва не сбив её с ног, что-то чёрное. Это чёрное повалило и, как сперва показалось Лике, принялось душить нечто белое, полупрозрачное, но очевидно, обладающее и весом, и плотностью, поскольку придушить себя не давалось. Чёрное пятно, оказавшееся человеком, энергично двинуло аморфному противнику куда-то кулаком — может, в несуществующие зубы, может, в живот — и, кажется, удачно. Потому что буквально через несколько секунд человек поднялся с примятой травы, тряхнул зеркально сверкнувшим в его руке шаром и торжествующе крикнул:
— Поймал, Nuestra Se. Все ко мне!
— Мы идём! Пэрриш, портал! — почти сразу же отозвался за спиной у Лики знакомый голос.
Застыв от неожиданности, она смотрела, как три мужских фигуры одна за другой прыгнули в раскрытый в пространстве портальный зев, как тот захлопнулся… Перевела взгляд на спешащего к ней тучного вельможу, на обгонявшего его сухопарого дылду в очках, чем-то вдруг напомнившего профессора Диккенса. Дылда уставился на помолодевшего старика, раскрыв от изумления рот.
И даже очки снял. Прищурился.
И тот, второй, уставился. А его спутник, верноподданнически поддерживающий за локоток, наоборот, зажмурился:
— Не может быть!
— Дядя!.. — Это с тихим, почти детским восторгом, выдал толстяк.
— Поразительно… — А это дылда, водрузивший на нос очки. — Удивительно! Феноменально! Рад, наконец-то, видеть вас в добром здравии, Ваше Величество!
Глава 24
Не сразу, но Лика всё же разобралась в том, что именно здесь творится.
Когда все столпились вокруг мужественного старца (бывшего старца, её стараниями), как-то так получилось, что её, маленькую и хрупкую, особенно в сравнении с высокими и крепкими мужчинами, взявшимися невесть откуда и заполонившими собой всё обозримое пространство, оттеснили куда-то в сторону. Сперва она и сама тихонько отступила и спряталась за спину чудо-исцелённого, когда сухопарый доктор бросился к тому с фанатичным блеском в глазах. Такому попадёшься под руку — замучает вопросами, устроит настоящее расследование: и во имя науки, и ради удовлетворения неуёмного профессионального интереса. А что оный тип являлся именно медиком, легко вычислялось по ухваткам, приёмам, манере поведения, специфичной для опытных врачей. Вот он ненавязчиво перехватывает запястье исцелённого и проверяет пульс, заглядывает в глаза, дежурно извинившись, оттягивает пациенту нижнее веко, просит определить, сколько пальцев на руке, спрашивает, какое нынче число и какого года…
На последнем вопросе пациент взрывается:
— Да откуда я знаю, какой нынче год, сэр проныра? Георг, мальчик мой, это вообще кто? Мой лейб-медик? Если он медик, пусть сам сообразит, что со мной давным-давно толком никто не общался, не приносил газет и не сообщал, какое нынче число. Лишь ходили по пятам, надзирали и всё время пытались накормить какой-то французской бурдой вроде бульона… Я мало что помню, но в состоянии сообразить, что моя болезнь слишком уж надолго затянулась, так что счёт дням я потерял. Довольны? Логика прослеживается?
Запрокинув голову, он посмотрел в синеющее безоблачное небо и вдохнул полной грудью. На лице его засияла счастливая улыбка.
Отстранив мистера Джейкоба, он твёрдой уверенной походкой направился к пруду. Двое из гвардейцев в мохнатых шапках, уже взявшие на себя обязанности охранников, с тревогой дёрнулись, но врач осадил их жестом:
— Тихо! Понаблюдаем, господа. Да что вы, в самом деле, не станет же он топиться у нас на глазах! Похоже, что он нормален, совершенно нормален!
Он бормотал ещё что-то: про консилиум из лучших специалистов, про особый Указ Парламента, в своё время предусматривающий возвращение монарха к власти — в случае возможного выздоровления… Его не слушали. Тучный «племянник» — сам принц-регент, как уже догадалась Лика, набежавшие гвардейцы и охранники, несколько лакеев и посыльных, пристроившихся чуть подальше, за кустами и даже две горничных в форменных платьях — все, замерев, не сводили глаз с бывшего Безумного Короля. Воспользовавшись этим, Лика тихонько попятилась, шмыгнула за ближайший тополь и наблюдала за дальнейшим уже из укрытия.
Король! Боже ж мой, это же тот самый Георг, сошедший с ума и ещё при жизни передавший власть племяннику, тоже Георгу! Ничего себе, попинала она Историю! От души. И что теперь будет?
Георг-старший (откровенно говоря, Лика уже запуталась в порядковых номерах королей; кажется, в здешнем мире они немного отличались от нашенских) склонился с широкого низкого парапета, зачерпнул воды. Плеснул в лицо. Выпрямившись, подставил го ветру. По щекам его сбегали прозрачные капли.
— Как хорошо жить, господа! Просто жить!
Окружающие благоговейно молчали.
— Какой я был дурень, отказываясь от Дара! А вот сейчас, когда вместе с разумом очнулся и он, я ощущаю его присутствие, господа, как доброе и благожелательно настроенное существо, затаившееся рядом. Все чувства обострены, как никогда. Последние лет десять я видел мир, как в тумане, но сейчас… О, как много мне теперь доступно!
— Сир!
Принц-регент обеспокоенно шевельнулся.
— Вы сказали, что Дар вернулся? Но… не обернётся ли это множеством бед для Соединённого Королевства?