Полнолуние для магистра
Шрифт:
Вздохнув, Тоби улёгся. Положил на вытянутые лапы голову, всем своим видом говоря: так и быть, жду. Магистр протянул было руку, погладить… но словно застыдился своей неуместной нежности. Нахмурился, потрепал фамильяра за уши.
Встал.
Долго всматривался в зеркальную поверхность. И, наконец, решительно шагнул сквозь неё.
Заложило уши, как в горах на большой высоте. Мир поблёк, будто выгорел. Пустота вокруг Магистра преобразилась в бескрайние просторы зала, стены которого разбегались, казалось, на мили, а потолок уносился под несуществующие в Сумраке небеса. Ричард Уэллс скользнул взглядом по бесконечной колоннаде, по фрескам и гобеленам, где-то там вдалеке украшающим стены цветными пятнами, по множеству дверей, прислушался к тишине… и понял, что без чьей-либо подсказки искать ту, с кем пришёл встретиться, будет
Опустив руку в карман, с силой сжал кусок простой керамической плитки с оттиском пера. Ею когда-то был украшен алтарь древней богини, который прошлой ночью откопали Эрдманы. Узнав от старика Барри историю братьев Грэхемов — во всяком случае, в том виде, насколько она открылась самому дворецкому — Магистр послал сыщиков в загородное поместье, то самое, где однажды серьёзно заболел и умер старший сын и наследник лорда Грэхема, Теодор. Магистр поручил проверить, цела ли могила мальчика, а главное — не пустует ли; остался ли ещё пролом в старой беседке, если нет — возможно ли его вскрыть и обследовать. И доставить ему хоть что-то из святилища. Хоть паршивый камень из-под ног, лишь бы по нему было видно, что лежит он там со времени возведения капища.
Они и привезли. Ничтоже сумняшеся, отколупали несколько обломков прямо с алтаря. Молодцы. Будто знали, что на каждую богиню тоже найдётся свой якорь.
— Бадбур! — зычно окликнул Магистр, сжав кусок глазурованной плитки до боли в разрезанных сколами пальцах. — Отзовись! Надо поговорить!
Глава 23
Как это часто бывает, заработавшись, Лика потеряла счёт времени. И опомнилась лишь, когда, в очередной раз перевернув страницу, увидела, что та последняя. Надо же, полтетради маханула, вот это списочек!
Надо сказать, сработала привычка к классификации, приобретённая на библиотечной работе. Приходилось учитывать, что черновиков в её распоряжении нет, записи ведутся набело; а значит, нужно сразу оставлять чистые места для возможных дополнений. Обычная бумажная тетрадь — это вам не вордовская страница, где можно в любой момент вернуться в нужную строку, внести изменения; поменять абзацы местами, влепить иллюстрации или ссылки… Поэтому, расписав на первой чистой странице перечень направлений, которые она собиралась в дальнейшем раскрыть для Ангелики подробнее, Лика отвела каждому пункту отдельную страницу, и, даже заполнив ту лишь до половины, переходила к следующей, со следующим пунктом. Потом, припомнив по ходу что-то полезное, возвращалась к написанному и заполняла пустоты.
Теперь же, оторопело глянув на жёлтый плотный лист обложки, она сперва задумалась: придётся писать по нелинованному. Потом, вернувшись к первой странице, легонько стукнула себя по лбу: да нет же, больше ничего не нужно, список весь отмечен галочками! Надо же, как подгадала с объёмом! Сверилась с Перечнем Прогрессивных Технологий (как для себя обозвала), пробежалась по заголовкам страниц… Ну да. Со стороны посмотреть — бессистемный, но как-то упорядоченный свод информации, кому-то для чего-то нужной. А из-за не слишком каллиграфического, прямо скажем, прыгающего почерка руки, более привыкшей к клавиатуре, чем к ручке, вообще напоминает сочинение юного инопланетянина. «Лето я провёл на планете Земля. Там полно всяких интересных штук, но всего я не помню, просто напишу о том, чего у нас нет, а там работает…» Как-то так.
Свечи из чистого белого воска оплыли до половины, но горели чисто, бездымно. Впрочем, надобность в них уже отпала: писать Лика закончила, а чтобы добраться до постели, света не требовалось, поскольку за окном занималась заря, разгоняя тьму. Как в своё первое утро в этом доме, Лика постояла немного у открытого окна, привычно удивилась поднятой наверх раме — надо же, а ведь англичане и в её время сохранили такую оконную систему, даже Европа постепенно её перенимает… Погрустила.
А ведь дело сделано. И речь вовсе не о прописанной тщательно «памятке подселенца», а о своей Миссии. Договор со скроухами выполнен. В сущности, ей остаётся лишь дождаться, когда Ангелика завершит свое долгосрочное обучение, длящееся в особом сне несколько лет, и… вернётся. Как их поменяют? Предупредят ли заранее? Успеет ли она хоть немного побродить по Лондону, почти на две сотни лет моложе того, что в её мире? Достопримечательности-то практически всё те же: Биг-Бен, Тауэр, Букингемский
И вдруг поняла, что на самом деле хочется совсем не этого.
Остаться. Не на несколько недель или даже дней — отчего-то она чувствовала, что её время здесь истекает, причём катастрофически быстро — а хотя бы на пару месяцев. Окунуться с головой в эту новую жизнь, сделать что-то полезное: да хотя бы навести порядок в профессорской библиотеке и… и написать целый трактат о вреде корсетов и опасности пышных кринолинов для дам; ведь если последующая эпоха после нынешнего Регентства и в этом мире будет Викторианской, все дамы начнут безбожно, до потери сознания, утягиваться. А сколько случаев возгорания пышных кринолинов и гибели женщин выпадает на те времена! Даме достаточно было, забывшись, пройти чересчур энергично мимо камина, не огороженного экраном, и случайно подцепить на край юбки выпавший уголёк… и вот уже целая трагедия: либо гибель во цвете лет, либо ожоги. Непременно всё это надо как-то расписать. И подсунуть профессору Диккенсу, чтобы опубликовать от имени мужчины, врача, учёного мужа, в конце концов…
А ещё — хоть каждый день можно бывать в Британском музее. Каждый день узнавать что-то новое о магии — чего уж точно не узнаешь дома. Каждый день видеть Рихарда…
Видеть Рихарда. А всё остальное — это так, приложение, без которого, собственно, можно и обойтись.
Она прикусила губу и закрыла окно.
Не нужно ей сейчас влюбляться. Её ждёт Лерка, свет в окошке. Новый дом в деревне, который они с братом как-то, не сговариваясь, стали называть «бабушкиным». Жизнь, что станет ещё интереснее, потому что все достижения прогресса и науки уже сейчас видятся ей в совершенно ином свете. Двадцать первый век — это свершившиеся чудеса, о которых писали ещё… Впрочем, даже не написали, Жюль Верн, возможно, ещё не родился. А здесь ей не место. Ещё, чего доброго, спровоцирует какой-нибудь Вселенский хаос из-за того, что нарушает своим присутствием здесь и отсутствием там какой-то межмирный баланс. А Магистр… А что Магистр? Господи, хоть поцеловались, хоть есть что вспомнить… Может, у него вообще целибат? Она же не знает. Молодой мужчина и до сих пор не женат… или и впрямь немолодой, как пытается уверить? Тем более: раз до сих пор холост, значит, есть на то причины. Выходит, рядом с ним ей тоже не место.
В общем, где родился, там и сгодился. И нечего себе надумывать лишнего.
Сердито вытерев мокрые щёки, пробежала по холодному полу и нырнула под одеяло. Только на минуточку. Надо встать пораньше, и в самом-то деле заняться профессорской библиотекой.
…Ей снилась Сквикки, обнимающая крыльями своих милых пищащих скроушат, её безмерно счастливый спутник жизни, знакомая поляна, залитая неярким светом, проникающим сквозь защитный купол. И Яша, мудрый филин. С его появления всё началось, и… подходит к концу?
— Спасибо, Ликуша, — просто сказал он. — Ты удивительная человеческая девушка. Если бы я был жив — как о великой чести попросился бы тебе в фамильяры. Но увы… Придёт время — и мы отправим к тебе для этой цели кого-нибудь из дочерей Сквикки, непременно. Ты даже не представляешь, как много сделала для нашего рода! Спасибо.
Лика обвела взглядом поляну. В кругу Старейшин, в этот раз расположившихся в густой мягкой траве, сидела Ангелика и застенчиво улыбалась. За время их прошлой встречи она будто повзрослела, стала уверенной в себе девушкой. Исчез вечный затаённый страх в глазах. Наконец-то.