Полнолуние
Шрифт:
Убеленные сединами ветераны педагогики, их совсем желторотые коллеги сбились в общую кучу в углу зала, и смотрели на капитана так, словно у него на голове выросли ветвистые оленьи рога.
Бог миловал Глеба от такой напасти, но не смог помочь ему в другом: встав с унитаза, капитан забыл вернуть на законное место брюки и трусы.
Прошло несколько роковых минут, прежде чем Треухов понял свою оплошность. За это время вся школа успела вдоволь налюбоваться богатырскими размерами капитанского фаллоса.
Жалоб
Капитан вошел в кабинет, низко опустив голову, будто проверял на месте ли его штаны теперь.
– По вашему приказанию прибыл…
Иван покачал головой.
– Листал вот твое личное дело, Глеб Иванович. Почти до пенсии дослужил и – только поощрения! Повернись-ка спиной!
– Зачем?
– Хочу посмотреть: не видно ли крыльев.
– Крыльев нет, – обиженно пробурчал Треухов.
– Зато твои знаменитые причиндалы весь город видел!
– Виноват, товарищ капитан. Готов понести наказание…
– Понесешь, будь уверен! Столько понесешь, что спина до конца жизни болеть будет! Что на участке слыхать?
– По мелочам. Сегодня только кража велосипеда у магазина.
Платов, подперев лоб ладонью, задумался.
– Постараюсь тебя отмазать, Иваныч. Только с неделю в управление не суйся. Будет славненько, если ты на участке поработаешь. К примеру, этот чертов велосипед найдешь.
– Найду! В тех местах только один спец по таким делам водится. Загулял он на воле и зря мне в такой момент под руку попался. Упеку по полной программе!
– Ладно, иди и больше по городу без штанов не скитайся.
Дверь за Глебом закрылась. Иван взглянул на часы и решил, что пора принимать дежурство по УВД. Он вышел в коридор, который во второй половине дня стал немноголюдным. Впрочем, тревожные голоса, доносившиеся из дежурной части свидетельствовали о том, что ночь будет беспокойной. Платов вошел в дежурку.
– Что у вас?
– Двойное убийство, Иван Александрович! – отрапортовал старший лейтенант. – По предварительным данным опять Учитель поработал.
– Опергруппа?
– К выезду готова! – откликнулся за дежурного сыщик Артем Божко. – Тут недалеко. Дом номер тринадцать. Девятиэтажка. Надоело сидеть в кабинете?
– Не всем же лавровым венкам твою голову украшать. Авось и мне осколочек славы достанется. А то поймаешь Учителя в одиночку и обгонишь меня в звании, загордишься, здоровкаться перестанешь.
– Не перестану, Ваня. За Учителя мне медали не дадут, скорее пару звездочек снимут.
– Вот и хочу полюбопытствовать, какие дела творит фрукт, из-за которого тебя в сержанты разжалуют.
Спускавшийся с крыльца Глеб Треухов пропустил группу оперов и экспертов, спешивших к машине и от души порадовался тому, что будет
Дело явно не клеилось. Вдохновение упорно не хотело двигать рукой и вместо бессмертных строк шариковая ручка вычертила на чистом листе окружность. Вскоре в верхней ее части появились две точки, обозначившие глаза, а чуть пониже черточка-нос и дуга-рот. Рожица насмехалась над потугами поэта и за это была отправлена в мусорную корзину.
Редактор довольно толстого и плохо раскупаемого журнала «Арфа Караваевска» Аркадий Петрович Трубочка печатался под псевдонимом Арно Горн, но от этого не преставал оставаться Трубочкой.
– Золотые листья мчат по тротуару, – Арно помахал ручкой, как дирижер палочкой. – Холст заброшен, кисти… Мы с тобой не пара! Точно: не пара!
Последнюю строфу редактор выкрикнул. Он поспешно, боясь того, что крылатый Пегас может навсегда умчаться в свое небесное стойло, принялась заносить на бумагу родившиеся в голове рифмы.
Это увлекательнейшее для любого поэта занятие прервал стук в дверь.
– Ну?!
Трубочка посмотрел на обитую кожей дверь с такой ненавистью, будто был тигром, в клетку к которому по глупости случайно вошел посетитель зоопарка. Дверь бесшумно открылась и на пороге смущенно замер одетый в черный свитер и белые брюки посетитель. С таким вызовом обществу мог одеваться только поэт, причем поэт непризнанный.
– Ах, это вы!
– Я, Аркадий Петрович. Мне назначено…
– Все прекрасно помню! – для пущей убедительности редактор приподнял массивное пресс-папье в виде бронзовых пера и чернильницы и вытащил из-под него стопку листов. – Читал ваши стихи и, поверьте, получил огромное удовольствие!
Трубочка держал в руке вовсе не рукопись, а черновые наброски своей собственной статьи на первую страницу «Арфы Караваевска», в которой рассуждал на тему, в которой ни черта не смыслил.
– Очень. Очень интересные идеи, облеченные в искрометные слова. Для человека вашей профессии, которой свойственен холодный прагматизм, это…
Аркадий Петрович щелкнул пальцами, так и не найдя другого эпитета для стихов, которые даже не удосужился прочесть.
– Это…
– Вы их опубликуете? – потерял терпение поэт.
– Конечно! – Трубочка фальшиво улыбнулся. – Не опубликовать такие вещи было бы преступлением с моей стороны! Но… Несколько позже. На ближайшие три месяца редакция «Арфы» обеспечена материалами. О том, когда придет черед ваших произведений, мы сообщим дополнительно.
– Понятно, – вздохнул поэт. – Значит опять ждать?
– Совсем немного! – Аркадий Петрович запихал свои рукописные инсинуации на прежнее место и проводил поэта полным тепла и неземной нежности взглядом. – До скорого!