Полнолуниие
Шрифт:
На четвёртый день пути Сандра вышла к избушке отшельника, что можно было понять по вырезанным вокруг рунам и украшенным лентами оберегам в виде человеческого глаза с рыбьим хвостом. Внутри не было никого, и девушка настороженно разглядывала комнату, в которой из мебели стоял лишь стол с прокопченной лампой да накрытый овечьей шкурой лежак. Сразу за дверью шли небольшие сени, где обитатель избушки держал нехитрую снедь и нужные в обиходе вещи, а зимой дрова для сложенного у задней стены камина. Судя по всему, жил здесь один человек и сейчас он либо покинул своё пристанище, либо ушёл куда-то по делам.
Во дворе Сандра видела вялившуюся на солнце рыбу и пусть была она ещё сыровата, девушка с жадностью накинулась на неё, а утолив первый голод,
Заметив её, он остановился, лицо его приняло озадаченное выражение - отшельник явно не желал чужого общества, но сказал другое:
- Нож тебе ни к чему. Если тебе и нужно кого-то бояться, то точно уж не меня.
- Почему ты решил, что мне есть, кого бояться?
– настораживаясь, спросила девушка. Сбросив вязанку на землю, парень ответил, проходя мимо неё внутрь, с сожалением глядя на учинённый ею кавардак: - Дикая чаща не место для прогулок, и забраться сюда можно лишь преследуя кого-то, либо от кого-то убегая. Я не спрашиваю, как ты оказалась здесь, а лишь хочу знать, когда покинешь меня.
- Могу уверить, что не задержусь надолго, но с твоего разрешения поживу здесь немного, дабы собраться с силами.
- Я провожу дни в усердной молитве и одиночество часть выпавшего мне испытания, да и пищи у меня немного, - со вздохом ответил юноша, расставляя на место раскиданные вещи, сказав, наконец, после раздумья, глядя на её осунувшееся, грязное, расцарапанное колючками лицо: - Хорошо. На несколько дней можешь остаться, но потом ты уйдёшь.
Зажарив на вертеле зайца, хозяин разделил трапезу, отдав ей большую часть, добавив холодных отварных бобов. Трапеза прошла в молчании; молодой жрец видимо не считал нужным тратить на неё своё красноречие, а гостья просто не знала, что ему сказать. Отшельник был совсем ещё юн, на несколько лет моложе её. Редкие мягкие волосы уже тронули ранние залысины и в купе с серьёзным почти мрачным выражением лица, выглядел парень старше своих лет. Запив обед ключевой водой из кувшина, он отодвинул от себя пустую тарелку, глядя как девушка жадно поглощает пищу, что давно уже не ела в таком количестве и, переводя дух та начала разговор:
- Меня зовут Сандра, а тебя?
- Бернард, хотя у прислужников Богу нет имён. Друг другу мы братья.
- Сколько ты уже здесь?
- С весны. Я буду жить тут до следующего года, в молитве и нужде искупая наши общие грехи.
Могу я узнать, кто ты и что привело тебя сюда?
– спросил он. Молодая особа, собралась выдать придуманную историю, в которую и сама уже начинала верить, но вдруг передумала:
- Я всё равно не скажу тебе правды. Не потому, что не доверяю, просто не хочу подвергать опасности, да и многого сама ещё не понимаю, - отшельник склонил голову, в знак того что принимает это и поднялся.
– Надеюсь, ты не будешь приставать ко мне как к женщине.
- За это не переживай, все братья перед вступлением в орден дают обет безбрачия. Ты разделишь со мной молитву?
- Охотно, но я молюсь не Триолану, а Астарте - именно она заботится обо мне.
– Не став спорить, Бернард, отправился к ручью мыть тарелку, но Сандра, наконец, доев бобы, которые хозяин несколько раз добавлял ей из глиняного котелка, догнала его: - Отдыхай, я сама сделаю это.
Может быть, от волнений прошедших дней, а может от обилия съеденного её вырвало у ручья, но после этого тошнота не прошла, хотя больше и не досаждала ей. Эту ночь, как впрочем, и следующие беглянка спала в доме, а Бернард на улице, укрывшись одеялом. Прошла неделя, за ней вторая и третья, но девушка всё ещё жила в хижине отшельника, взяв на себя заботы по хозяйству. Сам он после утренней молитвы уходил проверять силки или рыбачить. Гостья иногда помогала ему, но чаще собирала спелые ягоды и плоды фруктовых деревьев или грибы после дождя. Отшельник не желал давить на Сандру, предоставив ей самой решать, когда покинуть его обитель, девушка же не спешила уходить. Идти ей было некуда, а здесь, по крайней мере, над её головой была крыша; она решила остаться до весны и уехать отсюда вместе с Бернардом, надеясь, что к этому времени о ней уже все позабудут. Но чтобы пережить долгую голодную зиму, нужно было заготовить, как можно больше пищи.
Ежемесячных кровотечений, вещи неприятной, но привычной женской доле не было в этом цикле. Она надеялась, это обычная задержка. Однако время шло и ей с каждым днём всё труднее становилось верить, что в её чреве нет дитя кровожадного монстра и слова Бургомистра лишь оправдание мести за сказанные на террасе слова. Её теперь тошнило почти постоянно, аппетита то не было, а то она ела и не могла наесться. Сейчас её могло вырвать не только от вкуса пищи, а даже от её запаха или вида. Что-то с ней, безусловно, происходило, причём настолько стремительно, как не бывает при обычном течении беременности. Хотя как именно рождаются монстры, Сандра не знала.
Мысль что она вынашивает в своём чреве чудовище, изводила её. Беглянка перестала за собой следить, немытые, нечёсаные волосы приобрели сальный неухоженный вид, а единственная одежда загрязнилась и существенно истрепалась. Молодой жрец видел, что с ней происходит что-то неладное, но помочь не мог. Сандра больше не занималась домом и то бродила по округе, то подолгу сидела глядя в одну точку на берегу ручья и тихо выла, раскачиваясь из стороны в сторону.
Её обычно плоский живот заметно округлился, а стройная фигура начала расплываться в бёдрах и, хотя она была уверена, что забеременеть не могла, происходящее с ней утверждало обратное. И вот в один из дней начавшейся осени она, проснувшись не пошла, бродить по своему обыкновению, а осталась в избушке, занявшись домашними делами. И Бернард по причине зарядившего с ночи дождя ушедший в лес позже обычного с одобрением взглянул на неё, радуясь, что охватившая её хандра прошла наконец-то.
Перемыв посуду и перестирав грязное бельё, как дань проявившему к ней участие человеку Сандра долго молилась Астарте, испрашивая у неё милосердия. Она не могла уже ничего изменить, как и не могла смириться с тем, что скоро жестокое существо появится на этот свет из её чрева. Помня о кровавых жертвах, Сандра не могла любить своего ребёнка; теперь, уверовав в то, что носит дитя под сердцем, она возненавидела и его и себя, как случайную мать и не имела права, позволить ему родится, ощущая себя в ответе за будущее Серединного мира. Которое, возможно, было теперь в её руках.
Боясь, что решимость покинет её Сандра, старалась не думать о том, что делает, и, взяв тесак, которым Бернард обычно разделывал пойманную дичь, швырнула в дверь с такой силой, что лезвие по рукоять вошло в доску. Больше не медля, девчонка вышла на улицу, успев заметить появившегося на опушке Бернарда и размазав по грязному лицу слезы, которыми оплакивала свою неудавшуюся жизнь, бросилась грудью на торчащий нож, и, пробив сердце, он вышел из под лопатки.
- Нет!
– страшно закричал Бернард. Отшвырнув пойманную щуку, хвост которой волочился по земле, он бросился к ней. Царапая ногтями плотно пригнанные доски, Сандра угасала, увидев в последнее мгновение жизни, склонившееся над ней бледное лицо жреца. Но не ужас грядущей смерти были в её прощальном взгляде на оставленный мир, а радость и облегчение. Она пожертвовала собой ради будущего всех людей и что значит её никчемная жизнь по сравнению с судьбой человечества?