Полоса точного приземления
Шрифт:
– Вы, я вижу, ищете во всем гармонию, - улыбнулся Плоткин.
– Если о природе речь, то, наверное, да… Вот наша средняя полоса. Конечно, Крым, Кавказ - побывать там приятно. Но за душу так не берет. Меня, во всяком случае. А у нас пройдешь по лесу, выйдешь на опушку, увидишь поле, какую-нибудь там речку, за речкой пригорок, вдалеке еще лесок - и как-то сразу очень дома себя почувствуешь. Наверное, это сила первых впечатлений в жизни, с детства заложено.
– Наверное, - согласился Плоткин. И вернулся к исходной позиции: - Вы чем-то озабочены?
Еще бы Литвинову не быть озабоченным! Он рассказал о неожиданно - неожиданно не только
– А к вам, лично к вам, есть претензии?
– осторожно поинтересовался Плоткин.
– Какие же ко мне претензии?
– пожал плечами Марат.
– Я все делаю. Стараюсь… Скорее у меня к ним должны быть претензии: выяснять у самой земли, что полоса где-то в стороне, и выворачиваться на нее раком-боком, это, знаете, не лучшее упражнение в утренней зарядке. Нет, какие тут ко мне претензии?
– Будут, - уверенно сказал Плоткин.
– Когда никаких других надежд не останется, прорежутся. Поверьте моему опыту… Что? Какие именно? Этого не знаю. Но будут.
Пройдет не так уж много времени, и Литвинов упрекнет Плоткина: «Ох, накаркали вы мне! Как в воду смотрели…» Но то через месяц. А пока разговор перешел на другую тему. Только накануне вернувшийся из командировки Плоткин рассказывал:
– Такая, понимаете ли, неприятная командировка. У них на заводе «восьмерка» идет - вашего КБ изделие; опытный экземпляр, если не ошибаюсь, Нароков испытывал. И с нашим двигателем - мы с него уже после опытной машины ограничения сняли… Пошла, значит, у них серия. И, как положено, головную машину - на контрольные испытания. Выпустили в первый полет - летчик Крупняк летал, знаете его?
– Знаю. Хороший летчик. Грамотный. Надежный.
– Надежный? Так слушайте: этот ваш надежный Крупняк в первом же полете вернулся с задания, прошел над стартом и на радостях такой номер отмочил! Представляете, перевернулся вверх колесами - будто на истребителе!
– и так, на спине, вдоль всего аэродрома и прочесал…
– Ну и что? Разве ваш двигатель перевернутого полета боится?
– Это смотря сколько времени. Десять секунд не боится.
– А сколько там было?
– Кто засекал? Одни говорят - секунд семь, другие - все двадцать… Но через два дня двигатель выходит из строя: гонит стружку… Заводские к нам с рекламацией: давайте-ка, братцы, разбирайтесь, чего это ваш двигатель скис! Хотят часы на нас перевести. А то их за задержку испытаний греют…
– Ох, дипломатия какая-то!
– поморщился Литвинов, объединявший этим термином все деяния человеческие, в которых безупречная форма прикрывала не столь кристально чистое содержание.
– Не пойму только, отчего на самом-то деле двигатель полетел. Слабоват он после снятия ограничений, что ли?
– Вряд ли. Скорее, причина какая-нибудь случайная… Надо разобраться. Время требуется… Ну и, конечно, чтобы, пока мы разбираемся, нам ничего на нашу шею не навесили. А то, знаете, как у нас бывает: вместо технического решения - волевое. Оно ведь быстрее, и думать меньше надо… Наш замглавного, когда меня отправлял, так и сказал: «Это, Яков Абрамович, на сегодня твоя главная задача - упредить такой ход событий. Об этом и заботься!»
– А кто об этом не заботится?! Это как сынишка моих друзей. Сейчас он уже взрослый - хороший парень, врач. Так в детстве, когда ему годочка два-три было, мать его утром будит, еще никаких указаний не дает, ничего противного делать - зубы, скажем, чистить или шею мыть - еще не заставляет, а он, только глаза раскроет и сразу: «Не буду! Не хочу!» - так сказать, как программное заявление, в упреждение возможных неприятностей. Нормальная психология человеческая… Ну так как же, удалось это вам?
– Не сразу. Разные были голоса… С противниками я более или менее справлялся. Труднее иногда бывало с союзниками. Один из них, так сказать, в защиту моей фирмы предложил сразу, не мудрствуя лукаво, все на летчика списать: «Еще бы двигатель не повредился! Они там с ним высший пилотаж откалывают, на отрицательных перегрузках ходят. Он на это не рассчитан» …Я этот спасательный круг не подхватил. Хотя, конечно, начисто отрицать такой вариант не мог… Стоял на своем: не знаю, гадать не умею, дайте время - разберемся. Плоткин помолчал и добавил:
– Крупняка собираются в классе понизить.
Снижение в классе! Горбом достается летчику-испытателю каждая из этих пяти ступенек, характеризующих его мастерство, знания, опыт, не раз подтвержденное умение выходить из сложных и опасных ситуаций в полете! Не бесплатно, очень не бесплатно получает испытатель очередной класс. И тут каждый шаг назад - тяжелая травма!
– Хоть бы подождали, пока выяснится, при чем тут этот чертов полет вверх колесами или ни при чем!
– Да скорее всего ни при чем. Крупняка за сам факт прижимают - выполнил неположенную фигуру. Этим и грешен. В общем, за недисциплинированность… Что, не одобряете?
– Как вам сказать.. В данном случае не очень. Многовато хотят Крупняку навесить. Не по содеянному… Когда-то - еще до войны - Владимир Коккинаки на ильюшинском дальнем бомбардировщике ДБ-3 петли крутил. Что ж, его тоже надо было в классе снижать?
– Анархист вы все-таки, Марат Семенович, как я погляжу!
– улыбнулся Плоткин.
– Что ж вы, выходит, вообще дисциплину не признаете?
– Признаю, признаю, не беспокойтесь… Хотя категория она непростая - дисциплина. Очень уж разная бывает… А она, я считаю, должна внутри человека сидеть, изнутри им управлять, а не от нажима снаружи.
– Эх, дорогой мой! Вашими бы устами… А человек слаб. Чаще всего дисциплина у него в нутре как раз от этого, как вы говорите, нажима снаружи и поселяется. И хорошо еще, если смолоду…
За разговором время в пути прошло незаметно.
Машина пересекла окружную автомобильную дорогу и въехала в город. Литвинов, державший на шоссе скорость девяносто - сто километров в час, нехотя сбросил ее до шестидесяти и в который уж раз заново удивился тому, насколько сильна в человеке привычка, пусть совсем свежая, едва успевшая родиться: проедешь каких-нибудь полчаса со скоростью сто, и уже кажется, что на скорости шестьдесят еле ползешь! Не случайно тонкие знатоки водительской психологии - бдительные инспектора ГАИ - засекают грешников-водителей, превышающих разрешенную скорость, чаще всего именно на въезде в город… Наверное, вообще в жизни так: если какие-то обстоятельства вынуждают человека изменить ритм своего существования, особенно в сторону торможения, это поначалу ощущается наиболее остро. Смена темпа - перестройка всех регуляторов: и физиологических и, главное, психологических.