Половое воспитание детей

Каган Виктор Ефимович

На темпах полового развития сказывается и индивидуальная половая конституция. При слабой конституции возраст эякулярхе составляет 16 лет и старше, при сильной — 12 лет и младше. Анализируя результаты опросов А. Kinsey, Г. С. Васильченко (1977) обратил внимание на то, что чем раньше половое созревание начинается, тем более бурно оно протекает и тем более высокого уровня достигает к окончанию. Так, при начале полового созревания в 12 лет оно длится 2 года, в 13–13 1/2 лет — 4 года, в 15—6 лет.

Гетерохронность течения пубертатного периода проявляется как на межиндивидуальном уровне (один мальчик в 14–15 лет фактически уже юноша, другой — подросток, а третий — ребенок), так и внутрииндивидуальном — гетерохрония разных проявлений созревания у одного индивида. Суммируя данные литературы, И. С. Кон (1982) отмечает внутреннюю противоречивость акцелерации и ретардации. Взрослые и сверстники воспринимают быстрее развивающихся мальчиков как более зрелых, а ретардантов — как менее зрелых; большинство лидеров в старших классах выходят из акцелерантов, ретарданты же инфантильны, демонстративны либо, наоборот, замкнуты. Но преимущества

акцелерантов не абсолютны — они имеют меньше времени на связанные с пубертатным периодом психологические перестройки, тогда как ретарданты, располагая более длительным временем, решают психологические проблемы этого периода более гибко. Акцелерированная девочка опережает в развитии не только ровесников, но и ровесниц, «вырастая», таким образом, из жизни девочек своего возраста, но не всегда будучи готовой к общению со старшими мальчиками; акцелерация у девочек вызывает трудности, часто большие, чем у мальчиков. И. С. Кон (1987) приводит также данные о последующем развитии акцелерантов и ретардантов. Бывшие акцелеранты — мальчики в возрасте после 30 лет — оказались более доминантными и социально адаптированными, но более конформными и «приземленными», а бывшие ретарданты чаще выявляли невротические симптомы, но психологически были тоньше и восприимчивее. Акцелерированные девушки оптимистичнее воспринимают себя и окружающее, а ретардированные — более тревожны. Заметим, что эти наблюдения точно согласуются с концепцией В. А. Геодакяна (1984), в которой популяционная фемининность соответствует онтогенетической ювенильности, а маскулинность — онтогенетической дефинитивности (взрослости).

Безусловно, психологические проблемы акцелерантов и ретардантов различны. Более того, на фоне акцелерированных сверстников вполне нормально развивающийся мальчик может воспринимать себя как отстающего (у девочек это выражено меньше). Акцелерированная девушка, сравнивая себя с нормально развивающимися сверстницами, может гиперболизировать свою акцелерированность. Но свести все только к психологической переработке темпов полового созревания было бы едва ли верно. В структуру акцелерации и ретардации должны входить не только физикальные параметры общесоматического и полового развития, но и изменения темпов мозгового созревания, половой дифференцировки мозга и формирования взрослой психики в целом. У представителей разных типов характера темпы полового созревания неодинаковы и переживаются различно [Личко А. Е., 1983]: например, подросток с акцентуацией характера эпилептоидного типа не только созревает раньше, чем с шизоидной, но и реализует сексуальность в более энергичных и откровенных формах.

Пубертатная морфология и образ «Я»

Бурный рывок физического и психического развития ставит подростка перед сложной задачей реорганизации образа тела, своего физического «я». Некуда девать удлиняющиеся руки и ноги, за неполный учебный год становится мал школьный стол, моторика приобретает угловатость и неловкость, трудно управлять голосом, новизна изменения телесных форм и ощущений от первых менструаций у девочек, необычность полового напряжения и его разрядки (при поллюциях, мастурбации) у мальчиков — вот далеко не полный перечень потрясающих подростка телесных ощущений. Они ставят его перед объективно естественным и необходимым, а субъективно — психологически напряженным (порой невротизирующим) противоречивым единством утраты привычного телесного образа и обретения нового физического «я». Чтобы стать другим — взрослым, подросток должен перестать быть прежним — ребенком; возникает тревожащее противоречие между «быть» и «не быть». Чем более бурно протекает пубертатный период, тем острее это противоречие. Оно проявляется сомнениями в правильности своего развития, боязнью показаться смешным, постоянным и бдительным вниманием к восприятию себя другими. Ощущения и переживания пубертатного развития, вызывающие сомнения, компенсируются в поиске подтверждений своей физической «нормальности» и «взрослости». Длина тела, полнота, степень развития вторичных половых признаков и т. д. подвергаются интенсивной и напряженной психологической переработке. Запаздывание менархе по сравнению со сверстницами, мало растущая грудь беспокоят девочек, далеко не всегда уверенных во временности отставания. Побриться для мальчика, как правило, не столько необходимо, сколько престижно. Особое внимание мальчики обращают на размер полового члена, который кажется недостаточным. Здесь сказываются и гипертрофированно-натуралистические стереотипы «улицы», и индивидуальные вариации размеров и формы мужских гениталий, и, замечает И. С. Кон (1981), оптическая иллюзия: наблюдаемый сверху собственный penis кажется меньше наблюдаемого сбоку чужого. Одних мальчиков и девочек визуальные сравнения и обмеры убеждают в благополучии, у других вызывают переживания нездоровья, исключительности, неполноценности.

В разной степени и с различно выраженной рефлективной обработкой эти коллизии так или иначе переживаются всеми подростками, у части принимая форму пубертатной дисморфофобии [Лебединская К. С, 1974; Коркина М. В., 1984]. В свое время эти состояния описал P. Janet (1911), говоря о «стыдящихся тела» юношах и девушках, переживающих, что они чересчур быстро растут или полнеют, боящихся стать уродливыми или смешными, пугающихся признаков полового метаморфоза. В современной литературе эти состояния иногда обозначаются как синдром Квазимодо. Мы обозначаем их как синдром гадкого утенка, отличая от патологических вариантов. Блестящее описание этого синдрома находим в «Отрочестве» Л. Н. Толстого. Любые отклонения в физическом и половом созревании вызывают у подростка тревогу. Не будучи осведомленным о биологических аспектах пола — этой тайне человеческого тела, подросток сравнивает себя с окружающими и приходит к выводу: «Я не такой (-ая), как все». То, что врач воспринимает как нормальную эволюцию, подростка нередко пугает. Ему кажется, что он развивается неверно. Он не знает — каким будет, и воображение рисует ему худшие варианты. Но говорить об этом подросток обычно не решается, пытаясь разрешить трудности самостоятельно — сравнивая себя со сверстниками, со стандартами, предлагаемыми модой, кино и телевидением, литературой и т. д. Его сомнения и тревоги отражаются в повседневном поведении, в рисунках, в защитной псевдологии и т. д.

Является ли все это непременным атрибутом пубертатного периода? Если заинтересованность в созревании присуща психологии этого возраста, то описанные душевные пертурбации — следствие недостаточности, а то и отсутствия адекватного полового просвещения и наличия барьеров в обсуждении возникающих проблем со старшими. Между тем, от того, как организуются чувства и знания подростка о себе, зависят его самовосприятие и самооценка в последующем, отношение к любви, общая система подхода к окружающему миру.

Предметом тревоги подростков, а нередко — и родителей, становятся некоторые внешние признаки, определяемые временным гормональным дисбалансом. Почти у всех мальчиков и девочек под влиянием андрогенов усиливается продукция кожного жира, что приводит к появлению угрей. Девочек может пугать индуцируемое андрогенами избыточное оволосение. Более чем у 50 % мальчиков отмечается преходящая пубертатная гинекомастия. При одностороннем развитии она чаще локализована слева. Обычно прослеживается четкая семейная предрасположенность. Как правило, состояние молочных желез нормализуется самостоятельно в течение 1–2 лет. Эти временные отклонения требуют не только симптоматической физикальной помощи, но в большей мере — помощи психологической.

Реорганизация образа физического «я» — своеобразное психологическое зеркало темпов полового созревания; у мальчиков она начинается позже, но протекает более бурно, чем у девочек. К 13–14 годам, когда большинство девочек обладают достаточными и выраженными признаками завершающегося созревания, большинство мальчиков только еще переживают активную пубертатную ломку. В 11–14 лет девочки по физическому развитию опережают мальчиков на 2–3 года, но уже к 15 годам мальчики опережают девочек [Уланова Л. Н., 1979]. По нашим наблюдениям, у мальчиков реорганизация образа тела принимает проблемный характер чаще, а у девочек проблемы возникают реже, но переживаются сложнее и труднее. Менархе и установление менструального цикла в отличие от поллюций и мастурбаторных эякуляций — безусловный признак созревания. Задержка менархе связана обычно и с более тревожной реакцией на менструации. В свою очередь, тревожность может обусловливать более сильные жалобы на протекание менструаций [Slade P., Jenner F., 1980]. Кроме того, у девочек реорганизация образа тела протекает в большей связи с другими психологическими перестройками, больше связана с контекстом жизни и жизненных притязаний.

Девочка, 13 лет, была направлена к нам эндокринологами в связи с нервной анорексией, не связанной с эндокринной патологией. Масса тела при нормальном росте отставала на 14–15 кг. а начавшиеся в 11 лет менструации отсутствовали уже больше года. Девочка росла в небольшом городке, в спокойной и дружной семье, мечтала поступить в институт и жить в большом городе. Менархе восприняла спокойно. Быстро формирующаяся грудь, меняющиеся формы тела не остались без внимания матери, полностью посвящавшей себя семье и дому. Ее стали принимать в свой круг уже оформившиеся сверстницы. Это ее насторожило — она считала, что они живут «растительной жизнью». Такое сходство с матерью и развившимися сверстницами пугало, так как выглядело противоречащим ее жизненным планам. Постепенно начала сокращать рацион и пришла почти к полному отказу от еды. Противодействие матери, ее стремление во что бы то ни стало накормить дочь, лишь усиливали эту линию поведения. Вскоре стали нерегулярными, а затем и прекратились менструации. Это было воспринято как катастрофа: «Не буду женщиной, не смогу иметь детей», но никак не связывалось с голоданием. Ее знания по анатомии и физиологии были весьма фрагментарны, а представления о роли женщины неустойчиво-контрастны, что и определило содержание серии психотерапевтических бесед с ней. Для уменьшения психологической напряженности были использованы небольшие дозы элениума. Через 7 мес девочка восстановила массу тела, через 5 мес возобновились менструации. Катамнез через 4 года: здорова, о случившемся вспоминает как о «наивном детстве».

Этот, разумеется не самый тяжелый, случай нервной анорексии хорошо иллюстрирует психологические трудности пубертатных перестроек.

Трудности реорганизации образа тела проявляются и в подростковой манере одеваться. За своеобразием и экстравагантностью скрываются не только стремление выделиться и не только связанная с подростковой реакцией группирования неподражаемая манера быть как все (все в данном случае — референтная группа сверстников), но и попытки уменьшить напряженность переживания происходящих телесных изменений. Время и усилия, затрачиваемые людьми на оформление своей внешности (выбор одежды, уход за кожей, татуировка, пластические операции и проч.), направлены на достижение соответствия идеальному образу «я» — прежде всего физическому образу. Идеалы могут радикально меняться во времени и культуре. Было время, когда девушек угнетало недостаточное развитие груди, но сегодня они мирятся с ним много легче, чем с избыточным. Одежда выполняет не только функцию защиты тела, она становится своеобразным продолжением тела, включается в его образ и компенсирует (скрадывает или подчеркивает) вызывающие тревогу или неудовлетворенность детали. Одеваясь «как все», подросток подчеркивает и свою принадлежность к группе, но прежде всего для него — это обретение «нормального» образа тела.