Польский детектив
Шрифт:
— В костюме. Он даже говорил, как приятно одеваться в нормальный костюм, после того, как несколько месяцев приходилось носить больничные пижамы и халаты.
— О чем вы с ним разговаривали?
— Он благодарил меня. Говорил о доме, о дочери, о том, что скоро выйдет на работу…
— И о курящих знакомых?
— Да. Сказал, что его навестил Грычер, журналист, сотрудник нашей воеводской газеты, который вместе с ним несколько недель пролежал в больнице. Тоже жертва автомобильной катастрофы. И были какие-то работники верфи, которые все время о нем заботились после этого несчастного
— Заботились о нем — следовательно, хорошо к нему относились. Портье гостиницы тоже тепло о нем вспоминает. А вы, доктор?
— Он был моим пациентом! — резко ответил хирург.
— И все же у него были враги или враг! Какое стечение обстоятельств! Катастрофа, шофер исчез, убийство…
— Вероятно, на шоссе был просто несчастный случай.
— Может ли кто-нибудь из нас, доктор, утверждать это с полной уверенностью?
Вечером состоялось совещание в кабинете заместителя начальника городского управления милиции. Убийство в гостинице, след свастики на рукоятке кинжала, насильственная смерть человека, совсем недавно чуть было не погибшего в автомобильной катастрофе, — дело было серьезным. Убитый постоянно проживал в Познани, надо было и там произвести расследование. Поэтому делом занялось не районное, а городское управление. Целый штаб слушал первый доклад поручика Левандовского. Поручик пытался делать выводы, заместитель начальника управления их решительно отклонял.
— Такое стечение обстоятельств, — удивлялся Левандовский. — Через четыре месяца после катастрофы — убийство? Одно покушение за другим, как на государственного деятеля. И даты! Обратите внимание на даты! 15 января — автомобильная катастрофа, 15 мая — кинжал в сердце. Роковое пятнадцатое число!
— Случайность…
— Но ведь шофера не нашли! Как раз в этом случае не нашли! — Левандовский потряс лежавшей на столе пачкой документов. — Наехал на них на повороте, есть все признаки преднамеренности, и исчез…
— Простого служащего послали из Познани на машине? В такую даль? — недоверчиво спросил замначальника управления.
— Автоинспекция тоже этим заинтересовалась. Выяснилось, что машину, маленький автофургон «Ниса», послали в порт за каким-то грузом для завода. Было свободное место, и Кожух попросту этим воспользовался.
— Кто в Познани знал, что Кожух поедет на этой «Нисе»? Водитель-самоубийца?
— Тогда никто над этим не задумывался. Сочли, что имеют дело с очередным автопиратом. Только мы установим…
— Вот именно, установим… Но пока мы еще ничего не установили… — и заранее все знаем! Берегитесь преждевременных гипотез, как ухабов. Будем придерживаться фактов. Убит Анджей Кожух. Возраст?
— Фактов! Каких фактов? Тут сплошные вопросы, а не факты. По паспорту 45 лет. По мнению врача, на несколько лет больше. Видимо, он для того и носил парик, чтобы казаться моложе.
На столе лежали снимки: убитый без парика и убитый в парике. Действительно, в парике он выглядел на несколько лет моложе.
— Убийца раскрыл этот секрет Кожуха. Он сорвал с него парик, чтобы доказать либо ему, либо нам, что знает его настоящее лицо. На парике, как и на кинжале, нет отпечатков пальцев…
— Он схватил его за волосы, на волосах не остается отпечатков…
— Простите. Могло быть и не так. Но уж, во всяком случае, не Кожух сбросил с себя парик, которому придавал такое значение. Следовательно, убийца хотел показать его подлинное лицо. Кто-то, хорошо знавший Кожуха. Кто-то, воспользовавшийся кинжалом гитлер-югенд с прибитой в свое время к рукоятке свастикой. Что это, месть? Приговор? Символ? Демонстрация? А может, все-таки случайность? В нашем городе было так много гитлеровского оружия, оно повсюду валялось, кое-кто подбирал такие кинжалы…
Врач установил, что смерть наступила между восемью и десятью часами вечера 15 мая. Двадцать четыре часа назад. Сколько человек могло за это время беспрепятственно уехать отсюда даже за границу? Кто знает гостиничные порядки, тот может быть совершенно уверен, что, если не вспыхнет пожар, только на следующий день утром горничная обнаружит труп.
— Доктор Смоленский показал, что Кожух боялся чего-то или кого-то.
— Вполне возможно. Он боялся того, кто его впоследствии убил. Только почему он не обратился к нам за помощью? Правда, есть люди, предпочитающие не посвящать в свои дела милицию.
— Вот именно, — обрадовался Левандовский, воспринимая это как знак согласия.
— Итак, кто бывал у него в больнице, кто в гостинице?
Левандовский сообщил об итогах первых четырех часов следствия. В гостинице Кожуха навещали четверо мужчин и жена. Без малейшего труда удалось установить личность трех гостей: доктора Смоленского, журналиста Грычера, лежавшего вместе с Кожухом в больнице и бывавшего у него ежедневно в гостинице, а также Познанского, служащего дирекции верфи, который заботился о Кожухе, когда тот лежал в больнице, приходил к нему в гостиницу и обещал отправить на машине в Познань.
— Вот как, он собирался ехать в Познань на машине! — воскликнул замначальника управления. — Значит, он не боялся нового покушения на шоссе.
Левандовский задумался, это ему не пришло в голову.
— Четвертый! Четвертый был, был наверняка! Его несколько раз видел портье, и в комнате обнаружены еще не идентифицированные отпечатки пальцев двух человек. Остальные проверены: горничная, Смоленский, Грычер, Познанский, сам Кожух. Остаются, видимо, жена и неизвестный, оставивший следы только на столе и на ручке кресла. Мужчина с небольшим шрамом на носу, которого запомнила также медсестра воеводской больницы.
— Ставлю два вопросительных знака: из каких соображений Анджей Кожух носил парик? Кто этот человек со шрамом на носу?
— И третий: кто выехал из Польши, в частности из нашего города, за последние несколько часов? — упорно настаивал на своем Левандовский.
— А может, преступник вовсе и не уехал? Притаился, ждет, пока не уляжется суматоха.
Заместитель начальника управления отдавал распоряжения. В состав оперативно-следственной группы войдет, конечно, Левандовский. Группа будет подчинена майору Кедровскому. Майор кивнул. На совещании он не произнес ни единого слова — только слушал. Майор всегда только слушал, а потом обычно задавал каверзные вопросы.