Польский детектив
Шрифт:
— И настоящую внешность. Парик!
— Да, и внешность тоже. На фотокарточке в „кеннкарте“ мы видим его уже в парике. Значит, он успел заблаговременно сняться в парике.
— Может, он и прежде носил парик?
— Вполне возможно.
— А как он раздобыл „кеннкарте“ человека, расстрелянного в 1943 году в Станиславуве?
— Знай это, мы знали бы все. Надо рассуждать логически. Удостоверение личности казненного, видимо, находилось в архиве гестапо в Станиславуве. И тут возможно несколько вариантов. Либо это…
— Гестаповец! — торжествующе закричал Левандовский.
— Либо человек, укравший
— Не исключено, что удостоверение доехало до Германии и вернулось к нам с Запада вместе с этим человеком, — эта версия еще больше устраивала поручика.
— Нет, — возразил Кедровский. — Если бы его заслали сюда в 1947 году, все бумаги были бы у него в идеальном порядке. Специалисты не сделают таких промахов с отпечатками пальцев, не говоря уже о подписи, и не оставляют на документе двух слоев клея.
— Может, он сам сфабриковал себе удостоверение…
— …И вернулся в Польшу для того, чтобы годами маскироваться? На Западе ему легче было бы скрываться. Нет! Я думаю, что он попросту не смог отсюда выбраться. Такие случаи бывали.
— Гипотезы, — буркнул Левандовский.
— Что же нам еще остается? Мы не нашли преступника — и потеряли жертву. Вместо одной загадки надо решать все. Уравнение с двумя неизвестными.
— Товарищ майор! — докладывал по телефону из управления дежурный офицер. — Вы ведете дело об убийстве в гостинице „Сьвит“? Тут гражданка одна явилась, из типографии, хочет дать показания.
— Через четверть часа буду в управлении. Пусть ждет! Пусть непременно меня дождется!
Майор проработал в милиции около пятнадцати лет, и весь его следовательский опыт свидетельствовал о том, что, если в управление в десять часов вечера приходит женщина, которая хочет дать показания, это всегда означает открытие каких-то новых фактов. Женщине больше невмоготу сохранять тайну, ей нужно поскорее снять тяжесть с души, и она прибегает в милицию именно вечером, украдкой, чтобы никто ее не заметил.
— …Вы ко мне? — майор указал женщине на кресло.
Она присела на самый краешек и не знала, с чего начать. Майор помог ей:
— Вы работаете в типографии?
Женщина утвердительно кивнула.
— Вы знаете журналиста Грычера?
— Потому-то я и пришла.
— Откуда вам известно о преступлении в гостинице „Сьвит“? — он хотел это выяснить, поскольку в редакции и в типографии милиция старалась по возможности не привлекать внимания к расследованию алиби Грычера.
— Я узнала случайно, от соседки. Ее знакомая работает в „Сьвите“.
— Понятно. Продолжайте, пожалуйста.
— Она рассказала мне об убийстве неделю назад. А я… А я, пан майор, сказала неправду! — с отчаянной решимостью призналась женщина.
— Кому? — майор притворился удивленным, хотя уже обо всем догадывался.
— Я работаю в типографии вахтером…
Майор принял это к сведению.
— Меня вызвали в отдел кадров… И спрашивали обо всех, кто вечером 15 мая входил и выходил из типографии. Я тогда ни о чем понятия не имела… Ни о преступлении в гостинице, ни о том, что Грычер там был… — Женщина очень волновалась, как бы ее не привлекли к ответственности за ложные показания. — Я тогда сказала, что он никуда не отлучался. А на самом деле он…
— Грычер? — уточнил майор Кедровский.
— Грычер… Он вышел около девяти и отсутствовал целый час.
— Почему же вы об этом умолчали?
— Да ведь думалось, зачем болтать лишнее, у человека будут неприятности… Я знаю, ну, он изменяет жене. И встречался с той, другой, во время дежурства. А он, оказывается, был в гостинице. В тот самый вечер.
— Вам придется подписать протокол, — предупредил майор.
Женщина уже не сдерживала слез, она плакала открыто, не таясь. Кедровский успокаивал ее, уверяя, что никто об этом не узнает.
Он поспешно записывал ее показания.
— Часто Грычер выходил, когда был дежурным редактором?
— Нет, изредка. Но я его девушку знаю в лицо. Она иногда ждет его у проходной…
Итак, Грычер утаил, что отлучался на целый час. В типографии никто его не выдал. Может быть, для дела этот факт не имеет ровно никакого значения. А может быть?.. Сын крестьянина из-под Быдгощи, Грычер, в то время еще мальчик, всю оккупацию прожил в деревне у отца. Только за год до освобождения его отправили в Познань на завод, тот самый, где впоследствии работал Кожух. Однако парень появился там в последний раз накануне вступления поляков в Познань. Он добровольцем пошел в армию, участвовал в боях на Западных землях, дошел до Одера. После демобилизации сдал в Торуни экзамены на аттестат зрелости, там окончил юридический факультет и к ним, в портовый городок, приехал уже журналистом. Никогда его жизненные тропы не пересекались с тропами Кожуха. Один лишь раз, в больнице, вне всякого сомнения, — случайно. Но не встречались ли они в нашем городе раньше? — думал Кедровский. — Не была ли встреча в больнице случайным продолжением давнего знакомства? Что в действительности связывало Грычера с Кожухом? Почему он утаил от следствия этот час? Почему? Из джентльменских побуждений, чтобы уберечь даму сердца от неприятных расспросов, а также для самозащиты, чтобы не нарушать семейный покой?
Он пододвинул женщине протокол на подпись.
Вызванный к майору Левандовский взбежал по лестнице, прыгая через три ступеньки. Еще бы, обнаружен четвертый!
— Поступайте, как сочтете нужным. Мы можем взять его, а можем и понаблюдать. Нельзя только допустить, чтобы он ускользнул или понял, что нам о нем кое-что известно. Наши люди с него глаз не спускают. — Майор Кедровский предоставил поручику широкие полномочия. Поручик стал энергично готовиться к поездке. Он вызвал портье из „Сьвита“ и медсестру воеводской больницы. Они понадобятся для опознания четвертого гостя Кожуха. Но каждый из них поедет отдельно.
Три легковые машины двинулись в путь. Через полтора часа они должны быть на месте. Надо объехать широкий залив, чтобы добраться до города, стоящего на самом берегу моря. Оттуда сегодня сообщили, что найден человек со шрамом на носу. Левандовский в головной машине подгонял водителя.
В местном управлении милиции подготовили основные данные. Александр Лубий по всем правилам оформлен шофером на автобазе, временно прописан в общежитии, постоянно в Кошалине. Ездит Лубий на „Зубре“. Все совпадает. Донесение поступило вчера во второй половине дня, вечером собрали информацию. Лубий ведет себя спокойно, за последнее время ничего особенного за ним не замечено. Сейчас Лубий пьет в „Балтийской“.