Польский детектив
Шрифт:
— А кто такой этот Раковский?
— Инженер. Работает на электростанции в Рушкове. Живет на Розовой, почти в самом ее конце, в собственном доме. Он выезжал из ворот на своей «сирене» и в свете фар заметил, что кто-то лежит в лесу под деревом. Сначала он подумал, что это пьяный, но все же вышел из машины проверить, не нужно ли помочь человеку. Квасковяка он узнал сразу и так перепугался, что совсем забыл о машине и прибежал в отделение бегом.
— Не удивительно, — заметил Неваровный.
— Самое скверное то, что мне пришлось сообщить обо всем жене коменданта. Не хотел бы я еще раз оказаться в таком положении. Правда,
— А что обо всем этом говорят в Подлешной?
— Болтают разные глупости. Будто это хулиганы прикончили коменданта или самогонщики отомстили, а может, гости со свадьбы у Августиняка.
— Не совсем понимаю, — признался майор.
— У нашего коменданта на самогонщиков был глаз наметан. Только в октябре мы конфисковали семь установок, в трех местах взяли и «фабрикантов». Придется им теперь раскошелиться на штраф. В четырех остальных местах никого не застали, но вылили брагу и забрали аппараты. Они до сих пор лежат здесь в подвале. Надо, пожалуй, поломать и сдать в металлолом.
— А что общего имеет с этим свадьба у Августиняка?
— В наш район входит не только Подлешная, но и окрестные деревни. Самогон гонят не в Подлешной, а именно там, подальше, в том лесу, что с трех сторон окружает наш поселок. Больше всего самогона на свадьбах. Квасковяк ловко вылавливал конкурентов государственной винной монополии. Если в какой-нибудь деревне намечалась свадьба, мы приезжали накануне и прямиком к родителям невесты: «Показывайте водку». Если показывали настоящую водку и в достаточном количестве, мы говорили им: «На здоровье. Пусть гости веселятся, только чтоб без скандалов». А если водки не было, или так два-три литра для отвода глаз, то начинали искать самогон. Бывало, и на свадьбу заглянем, вроде случайно.
— А если находили самогон?
— Тогда хозяин в слезы, чтобы не губили его. Квасковяк чаще всего велел выливать самогон и побить бутылки. На том и кончалось. Может, это и не совсем законно, но действенно. Соседи уже боялись покупать самогон на свадьбу.
— А что у этого Августиняка?
— Свадьба была в воскресенье. Мы к нему приехали в субботу после обеда. Обнаружили почти шестьдесят литров. Крестьянин богатый, выдавал дочь замуж, так хотел не ударить в грязь лицом. Все вылили в канаву. Августиняку пришлось до воскресенья привозить водку из Варшавы. Вся деревня над ним смеялась. А гости на свадьбе, говорят, здорово грозили коменданту.
— Вы проверили это?
— Нет.
— Почему? Для следствия это может иметь очень большое значение.
— Совсем вылетело из головы. Мы все были так ошарашены, будто нас самих палкой по голове треснули. Только сейчас, рассказывая вам, я припомнил этот случай.
— Напишите служебную записку и отошлите в воеводское управление капитану Левандовскому.
Неваровный вовсе не думал, что причиной убийства могли стать несколько литров вылитого на землю самогона и не собирался вести расследование в этом направлении, но все же считал своим долгом поставить в известность капитана Левандовского. У него больше людей и возможностей проверить этот след.
— Слушаюсь, товарищ майор.
— А что говорят о хулиганах?
— Болтают, что это дело Черного Ромека и его дружков. Только я в это не верю.
— Что это за Черный Ромек?
— Есть тут такой тип. Мать торгует овощами. Он вроде бы ей помогает, но, по правде говоря, больше торчит у пивного ларька с несколькими такими же, как он. Они не раз безобразничали на станции. Сам же Ромек полгода просидел за избиение местного жителя. Вышел на свободу два месяца назад. А в прошлую субботу снова пошумел. Пришлось привести его в отделение, а дело направить на коллегию. О Ромеке я докладывал капитану Левандовскому, когда он приезжал к нам по этому делу, — быстро добавил Михаляк.
— А что обо всем этом думаете вы?
— Не знаю, пан майор, только мне кажется, что коменданта убили не на Розовой, во всяком случае, не там, где его нашел Раковский.
— Почему?
— Разве он лежал бы так навзничь, с раскинутыми руками? И что ему было делать там, в конце улицы?
— Он был в тренировочном костюме. Может, бегал по утрам?
Михаляк рассмеялся.
— Он и за весь день мог вволю набегаться. Да вы сами скоро убедитесь, сколько тут работы для четырех человек. Даже служебного мотоцикла нет. Если необходимо поехать в деревню, приходится просить, чтобы кто-нибудь подбросил или дал мотоцикл.
— Тогда зачем Квасковяк по утрам выходил в тренировочном?
— Не знаю. В последнее время комендант стал каким-то таинственным. О его прогулках я узнал от капитана Левандовского, который допрашивал пани Квасковяк.
— А он никогда не упоминал о них?
Михаляк задумался.
— Это было в мои именины — тридцать первого августа. Я холостяк, поэтому принес сюда две бутылки и немного закуски. Выпили мы, но только вечером, когда уже пора было расходиться по домам, только у одного из нас было ночное дежурство, — уточнил сержант. — Да и что это, литр на пятерых?
Неваровный, не веря, однако, что именины могли ограничиться одним литром, все же понимающе кивнул и сержант продолжал:
— Когда компания уже развеселилась, Квасковяк и говорит: «Помяни мои слова, Михаляк, скоро получишь старшего сержанта. Все мы получим повышение, по всей Польше будут о нас говорить. Сам главный комендант нас поблагодарит и вручит награды. Может, и крест».
— А что-нибудь еще он сказал?
— Да мы и не принимали его слова всерьез, видели, что комендант уже навеселе, а он уверял: «Не верите? Сами увидите. У Квасковяка голова на плечах, а не что-нибудь». Кто-то из нас засмеялся: дескать, один комендант и получит повышение, а он возмутился: «Не бойтесь, ребята, ни работа, ни награда вас не минуют». После комендант и словом не вспомнил об этом. Думаю, он тогда просто перебрал. Ему много не надо было, потому он и избегал пить.
— Вы еще говорили, что Квасковяк был убит не там, где его нашли, на Розовой, возле леса…
Сержант открыл шкаф, вынул из него большой план Подлетной, развернул его на столе и пояснил:
— Вот улица Розовая. Тут лежал комендант. Параллельно Розовой идет улица Акаций, а еще дальше — Резедовая. У нас почти все улицы носят названия цветов. Этот дом принадлежит инженеру Раковскому. Вот тут стоит дом, в котором жил комендант. Эти три улицы пересекаются двумя, выходящими к железнодорожным путям. Вдоль путей с обеих сторон — тропинки. Есть тут и незастроенные участки, через которые люди протоптали дорожки с одной улицы на другую. Вот здесь, например, можно перейти с Акаций на Розовую, а тут — с Резедовой на Акаций.