Польский детектив
Шрифт:
— А почему не сильная, тренированная женщина? — майор с вызовом посмотрел на нее.
— Отпадает.
— Вы уверены?
— Я слишком далеко живу.
— Не понимаю.
— Я не принадлежу к местной аристократии, я всего лишь допущена в узкий круг местного общества… Не слишком, увы, молода. К тому же разведена… На руках пятнадцатилетняя дочь, Магда. Живу в восточной Подлешной, в двух километрах от Резедовой. Пожалуй, это исключает меня из списка подозреваемых?
Майор с трудом скрывал удивление и недовольство.
— Поживете в Подлешной подольше, — добавила она, — многое поймете. Да, да, майор, мы тут знаем все.
— Даже кто убил?
— Есть и такие. Прежде всего те, кто это сделал.
— Сразу во множественном числе?
— Вы прекрасно знаете, майор, если уж кто-нибудь планирует убийство милиционера, то почти никогда не действует в одиночку. Убивает банда, чтобы избавиться от человека, который слишком много знает. Квасковяк слишком много не знал, но был на верном пути.
— А вы?
— Я предпочитаю ничего не знать. Это удобнее и безопаснее. Надеюсь, никто не найдет меня в лесу с разбитой головой. Что касается вас, пан майор, — голубоглазая огляделась и, склонившись к нему, понизила голос, — советую заинтересоваться нашей «золотой молодежью».
— «Золотой молодежью»?
Еще один взгляд по сторонам.
— Например, доченькой пана доктора Воркуцкого. Или сыночков инженера Белковского. А возможно, двумя любимыми детками нашей милой хозяйки. Есть и другие. Михаляк расскажет вам о них больше, чем я. Впрочем, я могу и ошибаться.
— Как это понимать?
— Я и так уже сказала вам слишком много.
Майор взглянул на часы. Было девять.
— К сожалению, мне пора, — сказал он.
Соседка усмехнулась.
— Жаль. Мы так мило болтали. Надеюсь, мы скоро встретимся и продолжим наш интересный разговор.
— Вы уже уходите? — Марысенька Ковальская была тут как тут. — Ханночка, вы, наверное, плохо развлекали нашего дорогого гостя.
— Я делала все, что могла, но безрезультатно. Никаких шансов на успех.
— Не может быть, пани шутит. — Хозяйка кокетливо глянула на Неваровного. — Вы действительно уходите?
— Мне надо возвращаться в Варшаву, милая пани.
— Но вы можете переночевать у нас, — предложил доктор Воркуцкий, — в клубе Общества друзей Подлешной. Там стоит тахта и есть постельное белье. Часто случается, что кто-нибудь приедет и надо переночевать, мы к этому всегда готовы. Надеюсь, вы совсем переедете в Подлешную?
— Думаю устроить себе жилье в помещении отделения милиции. Сегодня я приехал просто осмотреться.
— Если хотите, — вступила в разговор пани Розмарович, — то в моем доме есть очень удобная комната с отдельным входом. Я с удовольствием предоставлю ее нашему защитнику.
— Большое спасибо. Но мне обязательно надо вернуться в Варшаву. Завтра я должен быть в воеводском управлении.
— Надеюсь, мы скоро увидимся, — пани Ковальская решила больше не удерживать майора и протянула ему на прощанье пухлую руку.
— Конечно, конечно, — майор поцеловал ее со всей возможной для него галантностью.
Сержант Михаляк с явным огорчением поднялся со стула по соседству с хорошенькой официанткой. Он бы с удовольствием остался еще, но чувствовал себя обязанным выйти с начальником.
— Если хотите, можете остаться. Провожать меня не обязательно. — Неваровному стало жаль парня.
— Нет, нет, я провожу вас до станции, — слабо запротестовал сержант.
— Сам доберусь.
— Но…
— За меня не беспокойтесь. Вы же сами говорили, — засмеялся майор, — что Подлешная стала самым спокойным местом во всем воеводстве.
— Но вас тут еще не знают. Вдруг кто-нибудь пристанет.
— Тогда и узнают, и пожалеют об этом. Оружие всегда при мне. — Майор многозначительно похлопал по карману, в котором, кроме сигарет и спичек, ничего не было.
Михаляк, довольный таким оборотом дела, снова уселся за столик. Майор поклонился всем и направился в гардероб. За ним вышли его соседка и пани Ковальская, считавшая своим долгом проводить гостя до дверей. В гардеробе уже одевался Адам Рембовский.
— А со мной вы не захотели попрощаться, — с обидой заметила пани Ханка, — поэтому я вас накажу — выйду вместе с вами.
— Я просто в восторге. — Неваровный сказал это тоном человека, страдающего страшной зубной болью.
— Я тоже ухожу, — сказал Рембовский. — Мы можем пойти вместе.
— Мне кажется, пан председатель, вам в другую сторону. На улицу Акаций?
— Вы впервые в Подлешной, а уже знаете, кто где живет, — рассмеялся Рембовский. — Отличный начальник отделения у нас появился… Я с удовольствием пройдусь до станции и обратно. Что-то голова разболелась. Наверное, от красного вина.
— Я, пожалуй, проеду одну остановку на электричке, — добавила их спутница.
— Если позволите, я провожу вас до дома, — по-рыцарски предложил Рембовский.
— Чтобы местные сплетницы превратили меня в вашу любовницу? Спасибо. Правда, моей репутации это уже не повредит, но ставить под удар вас… — Пани Ханка рассмеялась. — Я прекрасно доберусь до дома одна. И если мы хотим успеть на поезд, пора выходить.
— Мы говорили с доктором Воркуцким, — начал Рембовский, когда они вышли на улицу, — что надо чем-то помочь бедной вдове Квасковяка. Поселковый Совет фондами на подобные цели не располагает, но доктор обещал, что Общество друзей Подлешной выделит некоторую сумму на оказание ей помощи. Труднее ей будет найти работу в поселке. В Подлешной с этим тяжело, особенно для женщин. Попробую поговорить с пани Ковальской. Может быть, она устроит ее у себя в кафе?