Польский пароль
Шрифт:
Отдавая распоряжения батальонам, приданным и поддерживающим подразделениям, Вахромеев невесело вспоминал вчерашний визит генерала на полковой КП. Ему почему-то особенно не понравился медный ведерный самовар, который ординарец Прокопьев таскал за собой еще с Харькова и из которого пытался угостить комдива чаем кирпичной заварки («Развели тут чайхану, скоро, может быть, пуховые перины потащите на боевой командный пункт?!»).
На ходу, прямо из бронетранспортера, Вахромеев прикинул: блокировка окажется не простым делом… Перед Киршем километра на три ровное свекольное поле — тут ближе
Блокировать — значит сковать силы. А еще лучше взять в кольцо, обложить по периметру (а своих-то сил хватает на это?). Следовательно, необходим обходный маневр, и, пожалуй, справа, через лес. Не пожалуй, а только через лес, только там! Ну и плюс атака с фронта, напрямую — по свекольному полю.
Вахромеев вызвал по радио самолеты-штурмовики и после короткой точной бомбежки начал атаку. Однако она тут же захлебнулась: размокшее торфянистое весеннее поле оказалось зоной сплошного огня. Сразу задымило несколько танков, а пехотинцы-автоматчики попадали на землю, уткнулись носами в грязь прошлогодней пахоты. Он их не ругал, не пытался поднять: кому же охота лезть прямо под пули, да еще на последних днях войны?
А немцы не дураки — начали методично класть мины прямо на залегшие роты. Черные фонтаны взрывов взметнулись ровными рядами — все поле, конечно, было заранее пристреляно по участкам.
С форсированием канала на левом фланге тоже дело застопорилось. Лучше обстановка складывалась на бугре справа — третий батальон прорвался в лес. Именно там надо было наращивать удар. Рисковать, бросать туда резервную бурнашовскую роту.
Вахромеев вызвал лейтенанта Бурнашова на провод, спросил:
— Ты в готовности?
— Так точно!
— Действуй! Бери роту танков — и через лес в обход. Пошуруй хорошенько у немцев в тылу, а то они, видишь, головы не дают поднять.
— Сделаем, товарищ майор! Шуранем!
После этого Вахромеев отвел первый батальон назад за канаву, перегруппировал и уже собрался бросить через сосняки на правом фланге, где определился успех, но тут дежурный радист поспешно передал ему наушники.
— Отступаешь, Вахромеев?! — рокотал генеральский голос. — Тебе что было приказано? Держаться, сковать, блокировать!..
— Так ведь открытое поле, товарищ Первый! Люди попусту гибнут…
— Выполнять приказ! Стоять насмерть!
Вахромеев успел положить металлические, казавшиеся горячими наушники, откуда только что звучали хлесткие слова, как наступила тишина: сразу вдруг смолкла, будто оборвалась, сумасшедшая орудийно-пулеметная пальба.
Он поднял к глазам бинокль и облегченно перевел дыхание: немцы поспешно покидали траншеи на яру! Но бежали они не в свой тыл, а влево, к каналу, с ходу панически прыгали с его отвесных берегов, В тылу же у них шел бой: рвались гранаты, гулко бухали танковые пушки — это шуровали прорвавшиеся из лесу бурнашовцы!
С минуту Вахромеев размышлял, сомневался: кого теперь сковывать, если немцы бегут? Был приказ, за неисполнение которого снимут с должности — это ему было ясно сказано… Но с другой стороны… «А? Где наша не пропадала! — решительно махнул рукой. — Меньше роты все равно не дадут». А с роты он как раз и начинал войну.
И приказал дать красную ракету: «В атаку, вперед!»
Полчаса спустя бронетранспортер Вахромеева стоял уже на крохотной площади, на красной брусчатке перед зданием городского магистрата. Вахромеев доложил в штаб дивизии о взятии Кирша, о трофеях и пленных (а их насчитали около трехсот), но никакой ответной реакции оттуда не последовало. Хотя падение сильного опорного пункта, каким был Кирш, благоприятно сказалось на общей обстановке.
Соседние полки быстро пошли вперед.
В самом городке ничего примечательного не было: те же аккуратные островерхие, преимущественно двухэтажные домики с палисадниками-розариями, непременная кирка и аптека на центральной площади. Такие встречались десятками в той же Силезии. Правда, этот хорошо сохранился, не пострадал от артобстрелов и бомбежки, если не считать восточной окраинной улицы, где прошлись эрэсами наши штурмовики.
В городке, на самом берегу канала, располагался единственный полукустарный мыловаренный заводик, и, пользуясь временной передышкой, Вахромеев решил его осмотреть, Тем более что там же, при заводе, в дальнем дворе за колючей проволокой, находился арбайтслагер (рабочий лагерь), а попросту концлагерь для советских девушек, насильно угнанных за годы войны в Германию.
На заводе, во дворе, на прилегающей улице, у деревянных лагерных бараков царило праздничное столпотворение. Шум, гомон, смех, рыдания. Девушки вместе с солдатами-автоматчиками пели под аккордеон «Катюшу», тут же танцевали пары, чумазый танкист лихо откалывал «барыню» под губную гармошку. И всюду зелень, цветы — голубые российские подснежники. Откуда они здесь?
Оказалось, из лесу, из тех самых сосняков, где только что прорывались бурнашовцы. Подснежники здесь тоже голубые, как в России (но не белые, как в Сибири).
Оглядывая оборванных девчат, изможденные счастливые лица (а это спервоначалу выглядело странным, несовместимым), Вахромеев вдруг впервые за эти трудные дни по-настоящему почувствовал весну, уловил острую свежесть недалекой воды и терпкий запах липовых почек из соседнего сквера. Ощутил весеннее солнце — щедрое, обливающее теплом каждого в этой разношерстной толпе. Они все были молодыми и по-своему, по-молодому бездумно радовались весне, солнцу, может быть не осознавая еще, насколько непростая, особая эта несмело приходящая весна! Весна завтрашнего мира.
Среди улыбчивых лиц, пожалуй, один лишь Афоня Прокопьев сохранял постоянную серьезность. Он бесцеремонно отталкивал автоматом всякого, кто пытался приблизиться к Вахромееву, изображая из себя ревностного телохранителя (Афоня до сих пор переживал гибель старого комдива, которого по-сыновьи уважал: полковника вот так же в уличной сутолоке освобожденного немецкого городка в Силезии застрелил какой-то фанатик-эсэсовец).
Во временном штабе, на первом этаже магистрата, Вахромеева ждал новый приказ: в ночь продолжить наступление с выходом на рубеж реки Шпрее, к третьей полосе обороны. И никаких комментариев насчет «самовольно» взятого Кирша…