Польский синдром, или Мои приключения за рубежом
Шрифт:
Я оплатила счёт, оставив официанту чаевые, затем встала и направилась к выходу. Дама в красном проводила меня удивлённым взглядом, вырвавшись на мгновение из мира грёз.
Я вошла в номер и бросилась на кровать с воплем:
– Боже, мой, что я здесь делаю в этой Польше?!
Польша никогда не была страной моей мечты. Моей страной-Эльдорадо была Америка, так же, как и для испанцев, завоевателей южной её части, искавших мифическую страну чудес. Для меня же, сказочной и фантастической была Северная Америка, а именно – Соединённые Штаты.
Очередь в Американское Посольство в Москве была длиннее, чем в
То, что произошло, я сочла знаком свыше. Прощай, Америка! И вот я здесь, в Польше. Сначала мне хотелось кричать: «Здравствуйте, братья славяне!» (Боже, как я была наивна!), но с каждым днём я убеждалась, что они, поляки, вовсе не считают нас братьями. Я кожей чувствовала их неприязнь, презрение, а иногда даже ненависть к нам, русским.
Я стояла на распутье, мне нужно было что-то решить, определиться, но пролетело почти две недели, а я была в том же пункте. Я искала возможные пути выезда дальше на запад, но чем больше я бегала по городу, тем больше убеждалась, что это абсурд, хотя можно было уехать из Польши в Чехию, а оттуда, например, в Австрию «муравьиными» тропами *, но вдруг почувствовала огромную моральную усталость. Моё воображение рисовало унылые картины, как я устало тащусь в толпе навьюченных «муравьёв» через зелёную границу, и мне становилось жутко. Я – женщина, причём, одна-одинёшенька, опасность может подстерегать повсюду. Нет, это не для меня.
* «Муравьи» – жители приграничных зон, курсирующие через границу с товаром.
Вдруг я вспомнила девушку-продавщицу, похожую на лесную нимфу, и её совет купить «шлюб» на Стадионе Десятилетия. Я напрягалась, но никак не могла сообразить, что могло означать это слово, – роясь в словаре, не знала на какую букву искать его перевод; некоторые шипящие звуки в польском языке обозначаются на письме сочетанием двух согласных букв, но иногда тот же звук «ш», в разных словах даёт разное сочетание двух букв. Записка, где Нимфа написала мне что-то, просто исчезла.
Глава 5
Было утро. Я спустилась в фойе гостиницы. За стойкой администратора – никого. В вестибюле тоже ни души и только швейцар, похожий на мопса, с унылым видом сидел на стуле у двери багажного отделения. В часы дежурства одной из его обязанностей было заниматься камерой хранения, куда живущие в отеле сдавали свои багажи. Я поздоровалась с ним и спросила, как мне найти Стадион Десятилетия. Мы знали друг друга, так как я тоже сдавала свои вещи в камеру, и это он отнёс мой багаж прямо к двери гостиничного номера и открыл его ключами в тот день, когда я впервые здесь появилась.
Он вскочил со стула с неожиданной живостью, которая быстро аккумулировалась в нём в часы бездействия. Очевидно, обрадовавшись, что может быть полезен кому-то, он долго и подробно объяснял, что Стадион находится в районе рондо Вашингтона и что туда можно ехать трамваем или автобусом, что там много хулиганов, воров и злодеев. Между тем, он терпеливо, заученным движением проверял – покоится ли на месте жалкая прядь волос, прикрывавшая его обширную лысину. Когда он улыбался, его добрые глаза прятались в глубоких складках кожи, а губы комично растягивались до ушей. Он проводил меня до дверей и ещё раз в напутствие по-отцовски сказал: «Нех, пани уважа!» *
* Будьте осторожны! (польск.)
Стадион Десятилетия – это одна из самых больших ярмарок Европы. Огромный базар существует и по сей день, хотя власти Варшавы грозятся отнять у торговцев рынок и вернуть городу стадион, но слишком чувствительный ущерб будет нанесён городской казне, которая лишится большого дохода от налогов, а варшавяне потеряют громадное количество рабочих мест. А началось всё с лёгкой руки наших соотечественников, продававших здесь одежду, ковры, красную и чёрную икру и, конечно же, водку.
Это был муравейник. Трудно поверить, что здесь проходили когда-то спортивные соревнования. Толпа была слишком густа, и я еле-еле протиснулась по каменным ступеням выше ярусом. Я шла, разинув рот, и удивлялась, как много всякой всячины продавалось. Здесь чувствовалась высокая концентрация и мощный потенциал энергии, какой-то особенный эмоциональный подъём, созданные слиянием множества языков и культур.
Вокруг жужжало и бурлило. Я поднималась всё выше. С верхних трибун был виден левый берег реки Вислы и, словно с высоты птичьего полёта, открывалась красивая панорама Варшавы. Начинал накрапывать дождь, но невозможно было открыть зонтик в такой густой толпе. Моя шуба и волосы мокли под дождём.
Ничего похожего, где бы могли торговать тем, что я искала, бродя среди огромного моря вещей, я не обнаружила. В одном месте толпа немного разредилась, и я увидела двух парней-поляков, торгующих обувью и временно скучающих без клиентов.
Я приблизилась, сначала бросила быстрый взгляд на обувь под навесом палатки, а потом, осмелев, спросила:
– Я хочу купить «шлюб», но не знаю где. Вы не подскаже-те...
На мгновение их лица застыли, а потом стали медленно расползаться в улыбках. Одни только эти странные улыбки способны были привести в конфуз, ну а то, что сказал один из них, на вид лет тридцати высокий блондин, повергло меня в страшный стыд:
– А цо, я з панён хентне се ожене! (А что, я охотно женюсьна вас!) – провозгласил он, с интересом разглядывая меня, уже теперь оценивающе, как свою будущую невесту.
Партнёр одёргивал его, призывал к благоразумию, но он был глух к его просьбам хорошенько подумать, прежде чем сделать столь серьёзный шаг, как женитьба и, к тому же, фиктивная.
Я всё поняла, но было уже поздно, нужно было что-то сказать, но что – мне не приходило в голову. Объяснять я им ничего не собиралась, всё равно не поймут. Я только стояла, наверное, вся пунцовая от стыда и злости на себя за дурацкое положение, в которое сама же и вляпалась. Но он не унимался, его несло дальше: