Полтавское сражение. И грянул бой

Серба Андрей Иванович

— Уйма времени? — рассмеялся Галаган. — Друже, у нас вообще нет времени. Мы для сечевиков, что кость в горле, и они постараются как можно быстрее покончить с нами. Помнишь стрелков с крыши куреня, что уплыли, не приняв боя? Думаешь, они поступили так из-за трусости?

— Нет. Исход боя за курень был предрешен, и они попросту избежали неоправданных потерь.

— Верно. Зачем терять хоть одного казака, когда с противником можно разделаться без всяких жертв со своей стороны? Опасность нашего прорыва перед валом у Чертомлыка исключена — потопленные суда сделали этот участок непригодным для повторной атаки, и тамошняя батарея вплотную займется нами.

Прорвавшиеся в Сечь суда и захваченные нами курени будут подожжены раскаленными ядрами и зажигательными бомбами, а когда мы сломя голову бросимся удирать из этой огненной преисподней, шрапнель из фальконетов и пули сечевиков выкосят нас, как косарь траву. И потребуется им для всего этого не больше часа-полутора. Поэтому забудь о всяких штурмах и захватах батарей — мы с тобой пожаловали в гости к Богушу вовсе не для этого.

— А для чего?

— Я уже говорил — покончить с Сечью сегодняшней ночью. Как? Точно так, как мы выманили Богуша на вылазку в степь — хитростью. Кто сейчас в Запорожье? Все приблуды и объявившие себя сечевиками вчерашние посполитые разбрелись загонами по Гетманщине и Украине и грабят все панство подряд — украинское и польское, сторонников Мазепы и Скоропадского. А в Сечи остались истинные родовые запорожцы, у которых родичи и побратимы у обоих гетманов, кто не желает лить кровь ни за русского царя, ни за шведского короля. Они сражаются против нас не потому, что им люб Мазепа или король Карл, а оттого, что мы явились разрушить Сечь, которую каждый запорожец обязан защищать от любого врага. Но половины Сечи уже нет, так стоит ли доводить дело до того, чтобы она исчезла целиком вместе с последними защитниками?

— Хочешь предложить сечевикам прекратить сопротивление? Если бы они желали сдаться, уже сделали бы это. Кстати, твой побратим Сметана уже предпринимал такую попытку.

— Знаю. Но он предлагал сдачу до начала осады Сечи, а мы предлагаем, когда она на грани уничтожения. И еще одно. Князь Меншиков требовал выдачи главарей мятежа, на что истинные запорожцы никогда не пойдут, а мы пообещаем всем сложившим оружие свободу и выход из Сечи, куда они пожелают. А это совсем другие условия сдачи.

— Но кто позволит нам изменить условия, поставленные в письме князя?

— Изменить условия? — округлил глаза Галаган. — Упаси Господь даже от мысли об этом. Но разве нам запрещено проявить смекалку: на словах изменить условия сдачи, выдвинутые их сиятельством, а на деле выполнить их все в точности?

— Предлагаешь обещать сечевикам одно, а делать другое? Я, русский офицер и дворянин, не пойду на заведомую ложь, — гордо заявил Яковлев.

— Красиво сказано, господин русский офицер и дворянин, — усмехнулся Галаган. — Представь, что у меня, полковника и родового казака, гонору не меньше, чем у тебя, и я тоже не люблю брехать без крайней нужды. Поэтому готов забыть о своем предложении и следовать твоему. Доставай свою шпагу, я — свою саблю, и вперед, грудью под картечь. Чего стоишь? Прыгаем за борт в воду и — левой-правой, левой-правой! — в атаку на батарею.

— Я еще ни разу не нарушал данного мной слова, — сказал Яковлев, не трогаясь, однако, с места.

— И не нарушай. Переговоры буду вести я, а от тебя требуется одно — молчать либо поддакивать мне в случае надобности.

— Соглашаюсь на обман единоверцев только из-за спасения жизней своих подчиненных и выполнения приказа. Пускай грех сей...

— Каяться будешь в храме, а не здесь, — оборвал его Галаган. — Отправляй офицера с белым флагом и барабанщиком к Богушу

на предмет ведения переговоров...

Богуш от переговоров не отказался, однако выдвинул условие — вести их на ничейной земле у кромки воды между своей батареей и захваченными русскими солдатами куренями. Яковлев с Галаганом ничего не имели против, и вскоре стояли рядом с Богушем и его напарником куренным Барабашем, давним знакомым Галагана.

— Давненько не видел тебя, друже Гнат, — сказал Богуш, расправляя усы. — И лучше бы еще столько же не видел, нежели попасться на твою уловку и сунуться вначале в степь, а затем привести за собой москалей в Сечь. Знал бы, что ты с ними, — кивнул он на Яковлева, — не высунул бы носа из крепости ни при каких обстоятельствах. С какой новой хитростью-приманкой явился?

— На сей раз хитростей не может быть никаких, поскольку с тобой, друже Яким, будет говорить господин царский полковник. Он уполномочен передать тебе и всему сечевому товариществу, что их сиятельство князь Меншиков вновь предлагает покончить дело миром, впустив русские войска в Сечь. На сей раз не сдаться, не выдать зачинщиков мятежа, а просто сложить оружие и разойтись, куда чья душа пожелает. Исключая, само собой, отряды изменника Мазепы и бывшего кошевого Гордиенко, в чем вам надлежит дать клятву.

— Покончить дело миром? — прищурился Богуш. — Когда господин царский полковник получил новые предложения их сиятельства? Не сию же минуту и не час назад, а наверняка до боя в степи. Так почему, имея распоряжение начать переговоры на новых условиях, он затеял пролитие христианской крови? Славы покорителя Сечи возжелал? А о мире вспомнил, когда из этого ничего не получилось?

— В том, что произошло ночью, нет вины господина полковника, — ответил Галаган. — Новые предложения их сиятельства князя Меншикова доставил я, но... Помнишь утопленного вами сотника Сметану? Он был моим давнишним побратимом, и я, желая отомстить за него, уговорил господина полковника разыграть в степи потешный бой, чтобы ослабить гарнизон Сечи и захватить ее. Это была моя единственная надежда расквитаться за побратима. Знал — объяви господин полковник вам новые предложения их сиятельства, и вы тут же вцепитесь в них и впустите русские войска в крепость.

— Впустим? — насмешливо переспросил Богуш. — А ежели нет?

— Тогда свершите несусветную глупость. Сам был кошевым и знаю, что почти весь порох и огневые припасы взяли ушедшие в поход сечевики. В крепости оставлена самая малость на крайний случай, поэтому они у вас на исходе. Четверть Сечи уже в наших руках, подмоги вы не получите ни по воде, ни по сухопутью...

— А с чего бы ты обрядил своих реестровиков в татарскую одежду, если не знал, что мы ждем подмоги из Крыма? — ухмыльнулся Богуш. — Да и казаченьки Гордиенко не за дальними горами-долами — мигом пожалуют сюда хоть по Днепру, хоть верхом из степи.

— Друже Яким, не смеши меня на старости лет, — рассмеялся Галаган. — О какой подмоге из Орды ведешь речь, ежели султан ведет переговоры с царем Петром о сохранении мира, а без разрешения Стамбула хан и шагу не ступит? Не будет вам подмоги и от Кости Гордиенко — его хлопцы сейчас стерегут юг Полтавщины от возможного подхода с Киевщины русских войск к Полтаве, о которую уже полтора месяца ломает зубы король Карл. Не на кого вам больше надеяться, старый друже, как на самих себя.

— Значит, обороним неньку-Сечь с Божьей помощью сами, — невозмутимо ответил Богуш. — Один приступ уже отбили, через пару часов этот счет удвоим.