Полтора метра безобразия.
Шрифт:
Ник встал перед своей дверью, все еще прижимая меня к себе. Я слышала его тяжелое дыхание и видела, как капелька пота скользит по лбу. А еще вдруг посмотрела в глаза, которые так близко были к моим. А раньше и не замечала, какие они зеленые и какие длинные ресницы и…так, стопэ, что-то понесло меня не в ту сторону! У него уже есть женщина! Ведь есть же?!
– Пришли. – Хрипло выдохнул он и медленно поставил меня на твердую поверхность.
– Эмм…спасибо.
***
Пресвятые джигурдюшки!!! Душ…мм…приятный, теплый….горячий
– Черт! – Все открытые раны невыносимо защипало от боли.
Я очень медленно и аккуратно отмыла грязь и промыла раны, только затем так же осторожно вымылась сама. Вывихнутая рука наливалась уже синяками, костяшки болели и еще немного кровоточили, колено было особенно страшным. Как же жалко я выгляжу. Завернувшись в полотенце, я сделала шаг по направлению к двери и, надо ж было поскользнуться, я с грохотом стала заваливаться, в последний момент, вцепившись в ручку двери.
– Что у тебя там?! – Ник тут же подбежал с другой стороны и, как-то поколдовав с замком, открыл ее.
– Что у тебя… - Он осекся, а я покраснела. Черт, черт, черт! Стыдно-то как. Я завернута в одно короткое полотенце, едва прикрывающее интимные места, а по коленкам так изящненько кровь бежит, и руки в синяках видны.
– Что пялишься?! Я знаю, что страшная! – Я пихнула его плечом в сторону и гордо захромала к себе в комнату. И, по-моему, он сказал напоследок что-то нечленораздельное.
***
Я сижу на диване в гостиной в шортах и майке, а Ник мажет мне коленки и руки вонючей мазью.
– Щиплет.
– Терпи.
Я вся издергалась от этого изуверства, окончательно разозлив его.
– Достала уже. – Никита резко навис надо мной, заставив вжаться в диван. Его губы оказались слишком близко к моим. Сердце замерло от шока и неожиданности. А он тем временем слегка приоткрыл их и мягко подул мне на нос.
– Если буду дуть, поможет? – Тихо произнес он, отчего я еще сильнее приклеилась к спинке дивана.
– А…можно…лучше на коленку… - Пискнула я.
Усмехнувшись, он продолжил эту каторгу, теперь еще нежно обдувая мои колени. Как Сережа в детстве прям. Хотя, нет, от Сережиных прикосновений я не вздрагивала, и не краснела, и сердце нормально билось.
– Слушай, хватит, ладно? – Мне было совсем уже не по себе как-то, а тут еще желудок болезненно сжался от голода.
Не говоря ни слова, Ник взял телефон и заказал огромную пиццу с моими любимыми креветками и сыром.
– Откуда ты знаешь?
– Что знаю? – Никита аккуратно наложил повязку поверх мази.
– Что эта моя любимая пицца?
– Серый раньше часто говорил, что когда ты расстроена, он заказывает тебе эту пиццу. Я почему-то запомнил. – Ник отвернулся и пошел включать телевизор.
– Ну что, карапуз, посмотрим ужастик, или ты описаешься от страха? Могу к пицце заказать памперсы.
– Фу! Ты ужасен! – Я кинула в него диванной подушкой и ойкнула от боли в плече. – Черт.
– Ну, ты, блин, Балда
– Ты экзекутор!
– А ты дура!
– Отлично, предлагаю смотреть ‘Крик’ в честь этого!
Конченный педобир или утренний стояк))
POV Ник.
Кира в очередной раз вздрогнула и уткнулась лицом мне в плечо. Черт бы побрал этот ужастик! Я уже сто раз пожалел что предложил посмотреть его – девчонка все время пищала и жалась ко мне. В принципе, ничего страшного, кроме того, что от ее прикосновений меня словно током било. Ее горячее дыхание где-то в районе шеи, ее пальцы, судорожно сжимавшие мою руку – все это сводило меня с ума.
Еще неделю назад, я бы в это не поверил, но спустя семь дней совместного проживания, я могу с уверенностью сказать, что не равнодушен к ней. И если до сего дня, я мог врать сам себе, что только поддразниваю ее, и все эти мимолетные прикосновения меня ни сколько не волнуют, то сегодня мне пришлось признаться.
Волнуют, и даже более чем. Услышав ее голос, испуганный и срывающийся, я ощутил, как сердце падает куда-то вниз. Стало страшно, очень страшно, при мысли, что с ней могло что-то случиться. Что я мог потерять ее. Первым порывом было обнять ее и никогда не отпускать. Такую маленькую и беззащитную…такую красивую…
Всего неделя, но я уже не могу вообразить свою жизнь без нее. Не могу представить как это, не слушать ее смех, не видеть хитрый прищур сапфировых глаз, не вдыхать ее нежный запах.
Когда увидел ее в одном маленьком полотенце, из легких словно воздух вышибли. Сердце забилось часто-часто, а перед глазами замелькали картинки, в которых нет полотенца. Зато есть я.
Она пробежала мимо, а я остался стоять, как громом пораженный. Стало так жарко и стыдно. Черт бы побрал мое, черезсчур хорошо развитое, воображение!
А эта проклятая пицца! Смотреть, как она откусывает кусочек, слизывает языком ниточку сыра…как же хочется оказаться на месте этой ебанной пиццы!
Окончательно запутавшись во всех этих мыслях, я в конец забыл про фильм, и, поддавшись непонятному порыву, уткнулся носом ей в макушку, глубоко вдыхая запах ее волос.
– Эй, ты чего не смотришь? – Недоуменно спросила она, покраснев. Как же ей идет румянец…
– Я уже спать хочу…устал, пока твою тушку на двадцатый этаж пер. – Ответил я, раньше, чем успел подумать.
– Я тебя не просила. – Мгновенно огрызнулась она, отворачиваясь. Обиделась?
Руки сами по себе оказались на острых плечах, притягивая к себе. Она застыла, казалось, даже дышать перестала, как и я, впрочем. Решив, что завтра можно будет отмазаться тем, что я перенервничал, я обвил ее руками, прижимая еще сильнее.
Она так близко…такая маленькая и теплая. Такая желанная…нет смысла врать самому себе, она мне нравится. Она волнует меня. От ее близости в горле становится сухо, а в одежде жарко.