Полуденные врата
Шрифт:
Никто не рассмеялся ей в ответ, ни её воины, ни один человек из наших, – они стояли словно оглушённые, в округлившихся глазах застыл ужас. А этот зловещий смех, отражаясь от каменной ступы, рассыпался по изукрашенным террасам, словно осколки стекла, становился всё громче, и уже не верилось, что он мог исходить из столь нежного горла. Кусочки стекла резали нам уши, невыносимо больно кололи подобно иглам, заставляя затыкать уши, трясти головами и содрогаться, лишая способности думать и действовать. Этот безжалостный смех, становясь всё громче, не позволял нам сдвинуться с места. Мы стояли будто приклеенные и вдруг заметили, как хрупкая девушка начала меняться.
Она стала расти. Не то чтобы вытягиваться в длину или неестественно раздуваться, нет, она росла пропорционально, как растёт любое живое существо. Так могло бы расти тело ребёнка, превращаясь во взрослого человека,
Став в два раза выше человеческого роста, Рангда стояла, опустив голову, пряча лицо, её гибкая фигура так же поражала красотой, как фигура той девушки из бара, какой она была когда-то, но теперь от неё грозно веяло такой злой силой, что у меня сердце дрогнуло. Я поймал себя на том, что отчаянно молю: только бы она не подняла лицо, не открыла глаза. Но завеса из светлых волос заколыхалась, приподнялась, и то, что я увидел под ней, потрясло меня до глубины души. Лица в нашем понимании вообще не было. Из-под завесы волос высунулась длинная звериная морда, обтянутая бледной кожей, с огромными, пристально глядящими, налитыми кровью глазами с большими тусклыми черными зрачками. Под глазами были темные круги. И рот стал звериной пастью. Черные губы изгибались над жёлтыми клыками, а между ними свисал длинный красный заостренный язык.
Мне хотелось завизжать, броситься прочь со всех ног, биться головой о стволы деревьев, только бы не видеть то, что открылось моим глазам. Подумать только, и это Рангда! Это существо, этот чудовищный выродок – это Рангда? И всё-таки в её облике сохранялось что-то человеческое, что-то, напоминавшее о принадлежности к роду людскому, и от этого становилось ещё страшнее. Похожие существа я видел на Мадагаскаре – это были ночные лемуры, ai-ais с мордами вампиров: вот кого она напоминала больше всего. Эти лемуры, казавшиеся, с одной стороны, оборотнями, нечистью; с другой стороны, их и чудищами язык не поворачивался назвать – в них было своеобразное достоинство представителей особой породы, в чём-то даже схожей с людьми, то же самое чувствовалось и в Рангде, но это было ужасно, словно она выражала какую-то устрашающую правду о нас, какую-то тенденцию, доведённую до отвратительной крайности.
Но страшней всего была излучаемая ею властная сила – торжествующая, приковывающая к себе, подавляющая волю. Потому что иначе ничто не смогло бы удержать меня на месте, когда так хотелось бежать без оглядки, я даже ощущал боль в дрожащих ногах, мышцы моего сфинктера едва поддавались контролю, и у меня возникали серьезные сомнения, сумею ли я контролировать их дальше. Никто из нас не закричал, никто не убежал. Взгляд Рангды пригвоздил нас к месту.
А это создание продолжало стоять в позе местной танцовщицы – носки вывернуты наружу, руки уперты в бока. И вдруг она разжала кулаки, на концах пальцев засверкали огромные ногти, они раскручивались, как стальные пружины, пока не превратились в жесткие подрагивающие длинные металлические когти, вспыхивавшие и переливавшиеся под солнцем Бали. И тут это существо сделало широкий шаг из тамошнего вечного полдня, из ослепительного света, потом шагнуло ещё раз. Под ступнями Рангды терраса загудела и сотряслась, как будто по ней тащили тяжёлые камни. Слоны вскинули головы и громко заревели в страхе, а знамена за спиной Рангды слегка склонились, будто устремлялись вперед.
А она, по-прежнему как танцовщица, продолжала двигаться к нам, покачиваясь в такт какому-то неслышному ритму. Но под её ногами звенели камни, каждый шаг был тяжелее, чем шаг слона, и ступени под ней стонали и трескались. За ней шеренги воинов нерешительно качнулись вперед, будто не смели подойти к ней слишком близко. Металлические когти у неё на ногах высекали искры из каменных ступеней. Статуя Будды, стоявшая на ступе, наклонилась и упала, ударившись своим улыбающимся лицом прямо
При этой мысли я пришёл в такую ярость, что забыл обо всем. Теперь я был готов свернуть шею этой лживой гадине, попадись она мне в руки. Я все ещё слишком четко представлял себе, какая она, какое у неё тело – тело, похожее на тело Джеки, – и сейчас ещё оно издевательски маячило передо мной. От этих мыслей напряжение немного отпустило меня, я стал думать о ней как о смертной, как о зависимой, даже слабой. Какой я знал её и какой она тогда, возможно, и была. Изящная, маленькая, хрупкая, словно бабочка, и не более опасная. Её так легко было раздавить…
Широко раскрытые глаза метнулись в мою сторону. Но слишком поздно: я уже сбросил с себя их чары, и если несколько мгновений назад я был готов бежать отсюда сломя голову, теперь я закричал, изливая в этом вопле всю свою ярость и отвращение. Выхватив из-за пояса меч, я кинулся между Рангдой и контейнером, на случай если она посмеет подойти ближе, и, бросая ей отчаянный вызов, стал рубить мечом по воздуху и по блестящим и будто поддразнивающим меня солнечным лучам.
И вдруг мой меч рассек что-то упругое, словно натянутый канат, обе половины отскочили в разные стороны с такой силой, что воздух задрожал и загудел. За моей спиной, вскрикнув, упала на колени Джеки. Шимп споткнулся и стал тереть глаза, словно его ослепило. И все члены нашего экипажа разразились негодующими криками, даже Те Киоре присоединился к ним. Наши матросы попятились, скучились за грузовиком, готовые обратиться в бегство. Осуждать их мне и в голову не приходило.
Шимп рявкнул:
– Не! Waar zouden ju'gaan, hoor? [108] Хотите, чтобы вам было от чего бежать? Так я, черт возьми, вам это устрою! Я! Не обрадуетесь!
– Aduh! Orang bebal! [109] – прокричал Батанг Сен, потянув меня за руку. – Укроти этого болвана. Сражаться нельзя! Нам их не одолеть.
– Гони его прочь! – прохрипел и Те Киоре. – Что толку тут стоять? Его же раздавят в лепешку! И девушку гони прочь, и сам уходи! Ясно?
108
Эй! Куда бежите? Послушайте! (голл. )
109
Ах! Ну и глупец! (индонез. )
– Нет! – огрызнулась Джеки, она тоже хрипела. – Это наш последний шанс! Не можем же мы просто…
– Стой! – приказал Шимп, его голос внезапно прозвучал громче, чем когда-либо. Даже знамена у стоявших на верхних ступенях воинов заколыхались и затрепетали, как будто неожиданно переменился ветер.
Вдруг из верхних шеренг со свистом вылетела украшенная лентами стрела и устремилась вниз, вроде бы лениво описывая дугу. Предназначалась она не мне, а Шимпу. Никто и рта не успел раскрыть, чтобы предупредить его, как она уже попала в цель. Он вскинул руку – всё произошло так быстро, что больше я ничего не разглядел, – смачно выругался, покрутил что-то в ладони. Стрела блеснула, как свет в зеркале, и, оттолкнувшись, отлетела назад, в шеренги уже спустившихся на несколько ступеней воинов. Раздался грохот, будто упал котел, и по ступеням за спиной Рангды покатился вниз один из одетых в латы офицеров. Тело крутилось и подскакивало, руки и ноги одна за другой отделились от туловища и покатились сами по себе, часть доспехов свалилась, и, наконец, когда падавший ударился о ступеньку прямо под ногами у ведьмы, с него свалился шлем и запрыгал по лестнице. А из него, встряхивая прядями жидких волос, выкатился усохший череп и остался лежать, как будто скаля зубы над собственным омерзительным видом.