Полукровка (Der Halbblutling)
Шрифт:
От деревни тянуло дымом.
Деревянные дома горели очень быстро.
Высоко в небе, но уже с востока на запад вновь прошла пара «хейнкелей», а потом вдруг где-то совсем уже высоко послышалось плескание, словно половником били по густой жиже - очередной «зенгер», выбравшись в стратосферу, направлялся бомбить зауральскую территорию русских. В Южном Китае на японском аэродроме он приземлится, заправится и возьмет новый груз бомб, чтобы опять освободиться от них над Сибирью.
– Быстро они его, - послышался в наушниках голос ун-Битца.
– Я смотрел, они его до воронки довели
– Разговорчики!
– ворвался в эфир голос цугфюрера.
– Камрад ун-Битц, делаю вам замечание!
Справедливо. Связь существует не для того, чтобы забивать эфир ненужными разговорами.
Ганс посмотрел в небо. «Зенгер» шел на такой высоте, что увидеть его было невозможно. И все-таки Гансу ун-Леббелю показалось, что он видит в высоте маленькую сверкающую звездочку.
Во второй половине дня, когда подразделение вернулось в казармы, ун-Леббеля вызвали к командиру роты.
– Садись, Ганс, - махнул рукой штурмфюрер Заукель.
– Давай поговорим как товарищи. Ты подавал рапорт о направлении в авиационную школу?
– Так точно!
– вытянулся ун-Леббель.
– Я же сказал - садись, - повторил штурмфюрер.
– Скажи откровенно, тебе не нравится служить в ваффен СС? Или у тебя возник конфликт, о котором я ничего не знаю?
– Никак нет, - отчеканил ун-Леббель.
– У меня со всеми прекрасные отношения. И служба мне нравится. Дело в другом.
– Вот как?
– удивился старший товарищ. Острый взгляд его словно ощупывал молодого солдата.
– Значит, ты просто хочешь летать?
Выслушав путаные объяснения Ганса, штурмфюрер качнул головой.
– Что ж, поступила команда откомандировать тебя в распоряжение кадров люфтваффе. Жаль, Ганс, очень жаль. Ты хороший и исполнительный солдат. Нам будет тебя не хватать. Думаю, твои товарищи думают так же.
Командир встал, протягивая через стол руку. Ун-Леббель крепко и от души пожал ее.
– Желаю удачи в небесах, солдат, - улыбаясь, сказал штурмфюрер.
В казарму ун-Леббель летел на крыльях.
– Ты весь сияешь, Ганс, - крикнул ему встретившийся у столовой замкомвзода ун-Хоффман.
– Получил отпуск?
– Лучше!
– захохотал ун-Леббель.
– Получил письмо от женщины?
– не унимался ун-Хоффман.
– Еще лучше!
– признался Ганс.
– Кажется, сбывается моя мечта, Дитрих! Представляешь, меня откомандировали в распоряжение люфтваффе!
– Станешь летчиком?
– товарищ покачал головой.
– Не забудь нас, когда будешь знаменитым, как Хартман. Говорят, ты и сегодня отличился?
– Всего лишь задержал бродягу, - рассеянно сказал Ганс.
– Не скромничай, - похлопал его по плечу ун-Хоффман.
– Ходят слухи, что этого бродягу почти три года искали все службы СД. Я краем уха слышал, что тебя представили к медали.
Оставшись один, ун-Леббель покачал головой. Надо же, дядюшку Пауля разыскивало гестапо и разведка. Интересно, что он натворил? Шпионил на Сибирь? Или участвовал в Сопротивлении?
Ганс ун-Леббель и представить себе не мог, что в это время человек, которого он называл дядюшкой Паулем, пил горячий кофе в тесном кабинете гестапо города со странным названием Калач-на-Дону. Ничто, кроме пустого рукава добротного шевиотового пиджака, не напоминало утреннего бродягу, которого задержал ун-Леббель.
– Прекрасный спектакль, - поощрительно сказал доктор Мейзель, руководивший отделением гестапо.
– И он даже не выразил сочувствия, геноссе Дитман?
– Ни малейшего, - самодовольно сказал старик.
– Я занимался его ранним воспитанием, могу ручаться, что знаю этого мальчишку лучше, чем кто-либо из его окружения. Я вырастил волка, геноссе Мейзель!
– Хотелось бы думать, что дело обстоит именно так, - пробормотал собеседник.
– Ведь нам с вами предстоит писать отзыв.
– Я ручаюсь за этого сопляка, - самодовольно объявил старик.
– Конечно, в нем течет и славянская кровь, а это большой минус, но - натура!
– Он отхлебнул кофе.
– У вас превосходный кофе, геноссе Мейзель.
– Еще бы, - отозвался начальник гестапо.
– Мне его присылает каждый месяц дядя из Колумбии. Он уже второй год живет там.
– О-о, Колумбия!
– Дитман покивал.
– За последнее время туда уехало много наших. Неудивительно, тамошний климат благоприятствует немцам.
– С падением Соединенных Штатов этот климат станет еще лучше, - усмехнулся Мейзель.
– Но вернемся к отчету…
– Завтра, - поднял руку Дитман.
– Отчет будем писать завтра. Сегодня мне нужно принять ванну. Вы ведь не думаете, что это мое излюбленное занятие - носить засаленные лохмотья и валяться в грязи, изображая убитого партизана? И еще… Я могу заказать разговор с домом? Знаете, я волнуюсь. Младшая дочь со дня на день должна родить.
– Разумеется, - кивнул Мейзель.
– Мой телефон к вашим услугам, геноссе. И последний вопрос. Он и в самом деле не заинтересовался вашим предложением открыть ему тайну его происхождения?
– Он пропустил это предложение мимо ушей, - сказал старик, придвигая к себе телефонный аппарат.
– Когда вы закончили с ним работать?
– В семь лет, - нетерпеливо ответил Дитман.
– Это было неизбежно, с восьми лет им уже занимались воспитатели бюргера.
– Вы домой?
– Дитман принялся набирать номер телефона.
– Если бы! В девятнадцать часов прибывает гауляйтер. Строительство саратовской гидроэлектростанции требует все новых людских ресурсов. В Берлине думают, что русские плодятся как кролики, а здесь уже некому работать в колхозах. Если мы отправим всех, кто будет кормить рейх?